Последний барьер - Андрей Дрипе

Не придумали еще такой методики и никогда не придумают.

- Вот и хорошо, - смеется Калме. - Руки свободны. Пойдем! У тебя ведь сейчас окно в расписании.

И вот Крум оказывается рядом с Киршкалном в "цыганском классе". Не бог весть какой интерес тут сидеть, но отказаться было неудобно, тем более при Киршкалне.

Крум не верит в целесообразность подобных "хождений в гости". То, что хорошо получается у Калме, у него может не пройти. Копировать бессмысленно.

Все зависит от человека, от индивидуальности.

Учительница быстро выкладывает стопки тетра-"

дей каждого класса для раздачи.

- Вы исправляйте ошибки контрольной, а вам будет классная работа; для вас - вот это упражнение, Козловский, ты еще раз прочти стишок и повтори про себя. К доске пойдет Мейкулис, будет писать предложения, а остальные из пятого - пишите тоже и еледите, чтобы он не делал ошибок.

Мейкулис пишет медленно и старательно.

- Я уже написал! - тянет руку и кричит Лексие. - Я! Я знаю! Меня спросите, чего вы с Кастрюлей чикаетесь, он же дурной, а у меня пятерка будет.

- Нет! Теперь я буду отвечать, - перебивает его Козловский.

- Ничего я не понимаю... ничего не понимаю, - -"

бубнит под нос толстячок Муцениек и выводит на бумаге какие-то каракули, а Гаркалн сидит развалясь и улыбается с сознанием полного своего превосходства и всем своим видом говорит: "Да что с них взять?

Меня лучше спросите. Я все знаю".

Калме всех видит, всем успевает ответить.

- Лексис, подумай над следующим предложением, пойдешь к доске после Мейкулиса, а Козловский еще не выучил последнее четверостишие. Чего ты не понимаешь? - склоняется она над Муцениеком и в тот же миг, даже не глядя на доску, говорит: - Мейкулис, сам работай, не смотри на класс! Лексис тебе подсказывает неправильно.

Лексис действительно перегнулся через парту и, приложив ладонь ко рту, шепчет:

- Куда ты запятую поставил, Кастрюлька, дурачок, хе-хе-хе!

Мейкулис морщит лоб, поворачивается спиной к классу и, шевеля губами, перечитывает написанное, затем медленно и важно расставляет запятые. Откуда-то слышен скрип.

- Ридегер, не царапай парту! - делает замечание учительница. - А ты, Анджан, не списывай у Вимбы, снижу отметку.

Анджан выпрямляется, Откуда она знает, чем он занимается! Неужели у нее и на затылке глаза.

- Это он у меня сдирает! Чего в мою тетрадь зекаешь, папа Вимба?

Калме уже вновь у доски.

- Ну, Мейкулис, читай! Правильно написал?

Мейкулис читает, стыдливо опускает голову. Поднимаются руки. Учительница спрашивает одного, друтого.

- Правильно, Мейкулис! А почему ты поставил тут запятую?

- Надо так, - отвечает Мейкулис.

- Почему - надо?

- Правило такое.

Но какое именно правило, Мейкулис сказать не может. На помощь приходят другие и общими усилиями вспоминают правило.

- Лексис, к доске, а тебе, Мейкулис, я могу поставить только четыре.

Мейкулис доволен, садится, а Лексис одним прыжком выскакивает к доске. Сразу неимоверно посерьезнев, он быстро пишет, мел крошится и летит во все стороны.

- Козловский, доучил? Отвечай!

Козловский встает и скороговоркой выпаливает первые три строфы из "Ненадежного мостка" Аспазии. Особенно "оригинально" звучит последняя:

Мосток алмазный, Золотые козлы, Сводочный пастил Серебром блестит...

Все хохочут от души, а Гаркалн спокойно констатирует:

- Где Козловский, там козлы.

В углу кто-то уже запевает:

- Эй, цыган чернявый на коняге вороной...

Козловский в сердцах хватает книгу.

- Тут ведь так написано!

- Нет, Козловский, совсем не так. Я же прошлый раз тебе говорила, что означает слово "козлы" и "сводчатый". Теперь ты, Марцинкевич, объясни!

- Козлы - это когда дрова пилят или мостик делают, а сводчатый - это когда своды, - гордый своей миссией, поясняет Марцинкевич и тут же взвизгивает: - Ой! Меня Козловский пером в зад.

Козловский с Магщинкевичем принимаются на родном языке выяснять отношения, но Калме их осаживает:

- Козловский! Не выражаться!

За эти годы она довольно сносно научилась говорить по-цыгански.

У доски топчется Лексдс.

- У меня готово!

Все скопом исправляют ошибки Лексиса, а он морщится и гримасничает и исподтишка грозит кулаком тем, кто посмел усомниться в точности написанного.

- Вы мне сколько поставите?

- Тройку. У тебя было больше ошибок, чем у Мейкулиса.

- Мне - тройку! Не ставьте, спросите еще! Я все знаю, я не хочу тройку. Говорю же, не хочу! Ах, ставите?! Все! Тогда Лексис ничего больше делать не будет. Охота была учиться. Ладно, на воле когда-нибудь еще встретимся в темном переулке.

- Какой же ты злой, Лексис! А у меня было о тебе такое хорошее мнение. Пятый класс, пишите свое, не отвлекайтесь!

Калме покачивает головой и вызывает Гаркална.

- Если ответишь - в нос дам, - грозит ему Лексис, но Гаркалн в шестом классе; что ему Лексис!

Он отвечает уверенно и правильно, а Лексис, до ушей красный, хватает учебник и лихорадочно листает страницы.

- А теперь прочитаем следующие три четверостишия, - обращается Калме к "маленьким". - Упит, не ковыряй в носу!

В первый момент складывается впечатление, будто в классе полное отсутствие дисциплины; сыплются вопросы, реплики, по, если поглядеть внимательно, сразу видно, что все заняты делом и никто не спит.

Непостижимым каким-то образом Калме умудряется видеть одновременно всех, знает успехи каждого, знает, кто чем занят в данный момент и что собирается делать дальше. Что же до шума, то это нормальный рабочий шумок. Ребята увлечены делом и забыли о присутствии Киршкална и Крума.

Но вот звенит звонок, урок окончен, и они вместе с Калме покидают класс. В коридоре их догоняет Лексис, размахивая учебником.

- Вот, проверьте, теперь я знаю! Теперь у меня будет пятерка.

- Ну видишь, как хорошо. В следующий раз вызову тебя опять.

"Семнадцать-восемнадцать лет, а умишко и впрямь на уровне первоклассника, - с неприязнью подумалось Круму. - Говорят, Козловского дома ждет жена с ребенком, а он сам еще как малое дитя. И этот Лексис с его настырностью идиота; и воображающий себя профессором Гаркалн, который может выделиться лишь на фоне таких Лексисов и Мейкулисов".

Круму вспоминается разговор с Калме перед весенними экзаменами. Да, Калме права: он не способен понять образ мыслей этих ребят. .Нечто подобное высказывал ему и Киршкалн: "Утопающего за шиворот не схватишь, если сам стоишь на мосту". По-видимому, тут нужны люди, которые принимают все это всерьез и одержимы искренним желанием помочь, тогда возникает и доверие. "Коллектив берет на поруки", "Поручить коллективу перевоспитать" - звучит красиво, но на практике от этого воспитания коллективом проку мало. Если ответственность лежит на коллективе в целом, то отдельно взятого члена коллектива это не заботит. "Мне, что ли, больше всех надо?" А должно быть наоборот: "В ответе буду я, и никто другой". И ответственность эту человек должен принимать на себя с охотой.

Киршкалн с Калме говорят о Мейкулисе, о том, что парнишка теперь не такой робкий, как вначале, и помаленьку начинает учиться лучше, уже и cawf иногда задает вопросы.

Бывшие ученики Калме пишут ей, а вот Крум за долгие годы не получил ни одного письма. До сих пор Крум лишь иронически улыбался, когда она взволнованно читала эти послания вслух в учительской. Экое счастье! Малый от скуки, ненадолго протрезвев, чего-то там нацарапает, а она все это воспринимает на полном серьезе. Но разве сам он никогда не ждал письма?

Бывало, кто-нибудь посулит написать, но на том все и Кончится.

Ей пишут не только мальчишки, пишут ей и родители бывших и нынешних воспитанников, и Калме лучше других знает, чем живут семьи ее учеников, какие заботы их угнетают. Даже следователь колонии нередко приходит к ней за советом, потому что Калме много знает о том, у кого с кем какие личные счеты, знает о всевозможных "подпольных" факторах, влияющих на ребят.

И Калме не только учительница, она, кроме того, еще женщина. Иногда это имеет свои преимущества, хотя есть, конечно, и минусы. Например, как быть, если в нее влюбляется некий самоуверенный и убежденный в своей неотразимости юноша? В колонии это не такое уж редкое событие. Иной раз бывает, ни строгостью, ни тактом не охладить горячие головы, и тогда отверженные поклонники превращаются во врагов.

Приходится выслушивать грубости и всякие циничные Замечания. И хранить спокойствие и выдержку, Ни Традиционные женские слезы, ни краска стыда, ни бегство тут не спасут. Мальчишки только того и ждут.

Зачастую на хамство приходится отвечать тоже подамски. Умение заткнуть им рты таким: способом необходимо в не меньшей мбре, чем иная педагогическая пропись из учебника.

Крум помнит, что случилось прошлой зимой. Один ч"шутник" перед уроком нарисовал мелом на стуле учительницы ту часть мужского тела, которую 6 наивной стыдливостью не изображают даже на картинках учебйика анатомии для восьмого класса. Он понадеялся, что учительница не заметит и отпечаток останется на ее платье, когда она встанет со стула.