Играем в «Спринт» - Николай Оганесов

— В котором часу вы легли спать?

— В половине третьего, — не меняя выражения, ответила она.

— Почему так поздно?

— Работала.

Особой разговорчивостью Ямпольская, видно, не отличалась, и Логвинов пришел ей на помощь:

— Елена Борисовна — переводчица. Как раз вчера ей принесли работу на дом, — и, обращаясь к ней, уточнил: — Я вас правильно понял?

Облокотившись на подоконник, я стоял метрах в трех от письменного стола и почему-то не мог отвести взгляда от рук женщины, на которых сквозь тонкую кожу проступали веточки кровеносных сосудов.

— Я болею, — нашла нужным пояснить женщина. — Руководство нашего института попросило выполнить срочную работу. Перевод надо сделать сегодня к вечеру.

«Поболеть не дают человеку, — молча посочувствовал я. — А тут еще мы…»

— Около двух ночи, — продолжала Елена Борисовна, желая быстрее закончить, по-видимому, тяготивший ее разговор, — я подошла к окну. Во дворе увидела Игоря Михайловича Красильникова.

Я поймал на себе быстрый Костин взгляд, но тогда он мне ни о чем не сказал и я не придал ему значения. Позже Логвинов объяснил, что в первый раз Ямпольская назвала Красильникова только по имени, и это, учитывая небольшую разницу в их возрасте, воспринималось естественно. Сейчас к имени прибавилось отчество. Расхождение, казалось бы, незначительное, но оно обратило на себя внимание инспектора. День спустя я тоже понял значение этой разницы, а пока внимательно слушал продолжавшийся между ними разговор.

— Вы сказали «около двух». А точнее? — спросил Логвинов.

— Не знаю. — Поколебавшись, Елена Борисовна добавила: — На часы не смотрела. Легла в половине третьего, а видела его приблизительно за полчаса до этого.

«Что ж, арифметика простая, но, как показывает практика, вполне надежная».

— Вы посмотрели в окно случайно или что-то привлекло ваше внимание?

— А что могло привлечь мое внимание? — не поняла Ямпольская.

— Ну, шум, какие-нибудь звуки…

— Нет, я подошла к окну случайно.

«Побольше бы таких случайностей», — подумал я.

— Красильников вышел из дома Волонтира — так вы сказали, — напомнил Логвинов.

— Да.

— Вы уверены, что не ошиблись? Может быть, он просто остановился около флигеля? Возвращался домой, приостановился, чтобы прикурить, например, и пошел своей дорогой.

— Он не курит, — сказала Елена Борисовна.

Костя снова послал в мою сторону многозначительный взгляд.

— К тому же я видела, как он захлопнул за собой дверь.

«Захлопнул», — отметил я про себя.

— У него было что-нибудь в руках?

— Нет, кажется, ничего. Я не видела, — уточнила она.

— Он вышел из дома Георгия Васильевича, захлопнул дверь и что же дальше?

— Ничего.

— Сразу пошел к себе?

— Нет, сначала подошел к дому напротив, постоял там, потом ушел домой.

— Квартира Красильникова в вашем подъезде? — поинтересовался я.

— Да, на первом этаже.

Надо сказать, что к тому времени уже было известно, что Волонтир умер не раньше трех часов ночи. В два из его дома вышел Игорь Михайлович Красильников. Это было уже кое-что! На первых порах нам, как говорится, крупно везло…

Минут через десять, оставив Логвинова с Ямпольской, я стоял у двери первой квартиры и жал на кнопку звонка, под которым синими чернилами на белой бумажке была выведена фамилия Красильникова.

Щелкнул замок. Я представился растрепанной темноволосой женщине с заплывшими от сна глазами, и меня впустили в забитую хламом прихожую. Стоило закрыться входной двери, как мы оказались в кромешной тьме. Сначала я наткнулся на подвешенное к стене корыто, потом на ощупь определил стиральную машину и тумбочку с тазом. Когда моя спутница, довольно уверенно передвигавшаяся в темноте, открыла дверь в комнату, я увидел еще и разобранный на зиму детский велосипед, санки и тускло блестевший шифоньер.

— Извините, лампочка перегорела, — сказала заспанная женщина, и я уловил исходящий от нее запах спиртного. — Я Красильникова Тамара, — представилась она. — Проходите, пожалуйста.

Прежде чем воспользоваться приглашением, я кивнул в сторону второй двери, имевшейся в прихожей, и спросил, кто живет в одной с ними квартире.

— Теперь уже никто. — Она вяло махнула рукой. — Видите — бумажка приклеена. Опечатано. Жила Нина Ивановна Щетинникова. Два дня назад умерла, вчера на кладбище увезли. Наследников у нее не оказалось, вот домоуправление и опечатало дверь.

Мы вошли в комнату. Здесь царил тот же хаос, что и в прихожей. Стол, накрытый плюшевой, потерявшей свой первоначальный цвет скатертью, был завален немытой посудой, какими-то коробками, банками из-под солений и компотов, детскими игрушками. Сервант с облезлой полировкой, телевизор, тумбочку, почти все, что находилось в комнате, покрывал заметный слой пыли.

— Напрасно беспокоитесь. — Красильникова смахнула со стула грязное полотенце и села, придерживая рукой полы халата. Она явно принимала меня за представителя домоуправления. — Охотников на ее каморку днем с огнем не сыщешь. Семейных туда не вселишь, квадратов маловато, да и дом у нас на снос, сами знаете, последний месяц доживаем, скоро новоселье справлять будем, уже и решение исполкома есть.

— У вас двухкомнатная? — спросил я, оттягивая момент, когда она предложит мне сесть.

— Двухкомнатная. — Тамара зевнула, прикрыв рот пухлой ладонью. — А что толку? В одной тринадцать квадратных метров, в другой — девять. А нас четверо прописано: я, муж, отец — он сейчас у своей сестры гостит, — дочка. По всем законам нам трехкомнатная положена, не сомневайтесь.

На столе, рядом с алюминиевой кастрюлей, валялся потрепанный учебник русского языка.

— А дочка где? — спросил я.

— Я ее к тетке отвезла. На пару дней погостить.

Не вставая со стула, она потянула за шнурок, свисавший над подоконником. Вьетнамская соломка, сворачиваясь в рулончик, рывками поползла вверх. В комнату проник дневной свет. Возникшие из полутьмы розовые, с накатанными серебрянкой узорами стены сделали ее еще неуютнее.

— Сколько же времени? — спохватилась Красильникова, отыскивая взглядом часы.

— Начало десятого, — подсказал я.

— Ого! — Она всплеснула руками, поправила сбившуются на бок прическу и вопреки своему собственному восклицанию осталась сидеть в прежней позе. — Так что вы хотели? Слушаю вас.

Я сообщил, по какому поводу пришел. Тамара не удивилась, выслушала, понимающе покачивая головой, и недвусмысленно дала понять о своем отношении к смерти Волонтира:

— Так ему, алкашу, и надо. Допился, значит?! Я тысячу раз говорила, что он этим кончит. Мыслимое ли дело: пил и днем и ночью, в будни и праздники, без разбора. Предел-то должен быть, как вы считаете?

Обмен мнениями на таком уровне меня не устраивал.

— Скажите, в котором часу ваш муж возвращается с работы? — спросил я, направляя разговор в нужное русло.

Она пожала плечами:

— Когда как. Раз на раз не приходится.

— И все-таки.

— Как вам сказать? Когда в пять, когда и в десять — по-разному. Работа у него такая.

— Кем же он работает?

— Он оптик. Приходится мотаться по городу, искать дефицитные стекла, оправы… Часто задерживается…

До сих пор я не подозревал, что у специалистов по ремонту очков такая беспокойная профессия. А может, дело не в профессии?

Снова, на этот раз более внимательно, я осмотрел комнату. Похоже было, здесь не убирали месяцами. Со слов Ямпольской, Тамара, жена Игоря, нигде не работает, другими словами, занимается домашним хозяйством. Тем более странным показались мне запущенность и грязь в квартире…

Не знаю, по какой причине задерживался Красильников, но мне с трудом верилось, что нормальный человек мог торопиться с работы, чтобы быстрее вернуться в этот «райский уголок». Впрочем, это дело вкуса и привычки, а во вкусах и привычках Игоря я пока разбирался еще меньше, чем в оптике.

— Вчера, например, он поздно вернулся?

— Вы что ж думаете, он с этим алкашом, с Волонтиром, пил? — Она опустила голову и начала перебирать бахрому на скатерти. Потом мотнула головой: — Может, и пил, кто его знает… А насчет работы, так он вчера вообще в ателье не ходил. Отпросился. — Она улыбнулась каким-то своим мыслям. — Шампанское купил, водки.

Что они делали со спиртным, я спрашивать не стал — у ножки стола стояла целая батарея пустых бутылок.

— И часто у вас… — я поискал подходящее слово, — такие вечеринки случаются?

— Это не ваше дело, — отрезала Тамара и тут же, взяв тоном ниже, объяснила: — Не подумайте чего. Вчера действительно повод был: восемь лет, как мы с Игорем поженились…

Ну и жизнь! Вчера праздновали, вчера же хоронили соседку, ночью убит другой сосед. Не многовато ли событий на такой короткий срок?