Жизнеописание Л. С. Понтрягина, математика, составленное им самим - Лев Понтрягин

Помню, что на заседаниях оргкомитета, на которых я присутствовал, я был совершенно одурелым и ничего не соображал от тех скандалов, которые у меня были дома и которые устраивала нам мать.

Мы с женой пришли на открытие конгресса, но вскоре она почувствовала себя плохо и пришлось покинуть собрание. По возвращении домой мы решили, что я с матерью уеду в Мозжинку, а она останется одна дома, чтобы немного передохнуть и прийти в себя. Позже, когда мы вернулись, нам даже удалось устроить приём для знакомых математиков, приехавших в Москву, главным образом из США. Думается, что вечер был удачный и оставил хорошее впечатление. Из американцев были профессора: Беллман, Заде и Хейл с женами. Из советских — Гамкрелидзе с женой, Мищенко и другие.

Таким образом, в конгрессе 1966 года я практически не участвовал, ни в его подготовке, ни в проведении. Был на докладе Беллмана, который внимательно слушал, но доклад был совершенно пустой. Он ничего нового не содержал, всё я знал уже из публикаций. Это был его приём решения задач оптимизации при помощи уравнения в частных производных, так называемого уравнения Беллмана, хотя в действительности это уравнение ещё раньше получено было Айзексом, но не было опубликовано в открытой печати. С Айзексом я тоже имел встречу и пригласил его на обед, который мы осуществили в столовой Академии наук.

После конгресса, по-видимому уже в конце 1966 года, на Президиуме Академии наук СССР Петровский делал отчёт о состоявшемся конгрессе. Я на этом заседании Президиума АН СССР, естественно, не присутствовал, не будучи членом Президиума, но получил позже стенограмму отчёта.

Многие математики были возмущены содержанием отчёта Петровского, и именно поэтому я изучил стенограмму этого отчёта. Петровский пессимистически оценил состояние советской математики. Он указал на то, что ни один из советских математиков не получил Филдсовской медали, которая вручается на конгрессе. Кроме того, он сказал, что ряд разделов советской математики находится в упадке, в частности теория управления. Петровский сказал: «Вот мы пригласили Беллмана, надеялись услышать от него что-нибудь, но тоже не услышали».

На это Келдыш, Президент АН СССР, председательствовавший на заседании Президиума, заявил, что в теории управления наибольшей известностью в мире пользуются сейчас работы Понтрягина по теории оптимизации. На это Петровский ничего не мог возразить. И в заключение Келдыш заявил, что Президиуму трудно судить о состоянии математики, поскольку это специальная область, и рекомендовал Петровскому повторить свой доклад на Отделении математики Академии наук.

Через некоторое время было созвано специальное заседание всех членов Отделения, посвящённое докладу Петровского о конгрессе. Этот доклад уже резко отличался от его доклада на Президиуме. Уже не было речи об упадке советской математики. Я решил напомнить Петровскому о его выступлении на Президиуме. Я взял слово и сказал: «Не все знают здесь, что сегодняшний доклад Петровского имеет предысторию, а именно, его доклад на заседании Президиума АН СССР. Стенограмма этого доклада лежит у меня в кармане. Там Петровский указывает, в частности, на недостаточные успехи советских математиков и на то, что в области теории управления нами не получены достаточно серьёзные результаты. Это не соответствует действительности. Считаю, что я и моя школа получили достаточно значительные результаты, и говорить о неудаче здесь не приходится». Петровский промолчал.

Уже задолго до Московского конгресса на мир стала надвигаться новая волна сионисткой агрессии. Так называемая шестидневная война 1967 года, в которой Израиль разгромил Египет, резко подхлестнула её и содействовала разжиганию еврейского национализма. Я сам, будучи в санатории «Узкое», неоднократно слышал издали ярко выраженные националистические разговоры групп евреев, отдыхавших в санатории. Сионистская волна этого периода носила выраженный антисоветский характер. Этим, мне кажется, отчасти, объясняется и то, что ни одному советскому математику к 1966 году не была присуждена Филдсовская медаль.

Вспоминается такой случай. Был такой химик — Левич — член-корреспондент АН СССР. Он захотел уехать в Израиль, но ему долго не давали визы. Причины этого не помню.

В ожидании отъезда ректор Московского университета И. Г. Петровский старался определить Левича в университет. Сперва, естественно, он попытался дать ему кафедру на химическом факультете, но этого не получилось, так как декан факультета сопротивлялся этому. Потерпев неудачу на химфаке, Петровский всунул Левича на мех-мат, где он имел огромное влияние, и дал ему кафедру по какой-то не то математической, не то механической химии. Левич набрал туда своих людей, а вскоре уехал в Израиль, чего долго добивался и в конце концов добился.

Я никогда не мог понять, почему Левич захотел покинуть свою родину, страну, в которой он родился, был воспитан, стал учёным и достиг высокого положения, будучи избран членом-корреспондентом АН СССР.

С другой стороны, я не знаю и не понимаю, почему его так долго не выпускали в Израиль. Я считаю, что человек, который хочет покинуть Советский Союз, уже не может быть ему полезен. Его длительное невыпускание из нашей страны дало повод для вредной шумихи, в результате которой лишь нарастает еврейский национализм, т.е. возрастает национальная рознь, которая, несомненно, очень вредна.

По поводу Левича тоже была большая шумиха в научном мире. Своего высшего уровня она достигла, когда в 1977 году в Англии Оксфордский университет устроил международную конференцию по случаю 60-летия Левича, который ещё находился в Советском Союзе. Очень многие учёные, не имеющие даже никакого отношения к химии, были приглашены на эту конференцию. Получил приглашение и я. Но делать на этой конференции мне было решительно нечего, разве что только выразить свой протест против её устройства. Но в том году я уже был в Англии по делам, поэтому предпочёл ответить на приглашение письмом.

Насколько помню, следующего содержания: «Левич не является настолько значительным учёным, чтобы в честь его юбилея устраивать международную конференцию. Во всяком случае, в Советском Союзе это не принято. Возможно, что организаторы конференции имели гуманную цель помочь Левичу выехать из Советского Союза. Вряд ли это ему поможет. Не соответствующее его научным заслугам возвеличивание Левича может лишь разжигать еврейский национализм, т.е. повышать национальную рознь. Я не хочу участвовать в таком мероприятии».

В заключение я просил оргкомитет зачитать моё письмо публично. Это и было сделано, о чём я узнал позже.