Чингисхан. Книга первая. Повелитель Страха. - Сергей Волков

Старец рассказал мне о древних богах, в незапамятные времена создавших подобные фигурки. У каждой из них есть особый дар. Волк, например, вызывает страх у врагов, а Конь может передать некое послание и привести своего обладателя к назначенному месту. Еще Чань-Чунь предостерег меня против демонов с прозрачной кожей и их помощников-людей.

— Они охотятся за фигурками. Бойся их, повелитель, — сказал он.

Я ответил, что боюсь только гнева Вечного Синего неба. Тогда Чань-Чунь объяснил, как использовать Коня. Кроме того, он вручил мне мешочек с «крупинками вечности». После этого Чань-Чунь попросил отпустить его домой.

Я щедро наградил мудреца, но он отказался от золота и драгоценностей. Вместо этого он начал умолять меня сохранить жизнь тысячам пленных китайцев, захваченных при штурме цзиньских городов. Елюй Чу-сай посоветовал мне выполнить просьбу Чань-Чуня. Помимо этого я освободил всех ученых монахов-даосов от налогов. Это была хорошая плата за Коня и крупинки.

Четыре года шкатулка и мешочек хранились в моей сокровищнице. Четыре года неотложные дела не давали мне возможности приступить к исполнению задуманного плана. И только когда я, монгол, от слабости упал с лошади во время охоты, стало ясно, что медлить больше нельзя. И все же я старался успеть сделать как можно больше в этом времени. Но холодеющие руки и ноги, ночные удушья и бессилье по утрам дали мне понять — все, я стою у самой черты, за которой нет ничего, лишь тьма забвения.

И тогда я позвал Елюй Чу-сая и рассказал ему о том, что собираюсь сделать…

Елюй Чу-сай приезжает на одиннадцатый день. Он очень устал, проделав без остановки путь из Каракорума до этих безвестных гор.

— Говори! — приказываю я ему.

— О, Учитель, все было сделано именно так, как вы и задумали. Камни, изображающие ваше тело, мы положили в полированный гроб из горной сосны, его поместили в гроб из серебра, а его — в золотой гроб. Десять тысяч богатырей-турхаудов скакали впереди процессии, убивая всякого встречного, будь то человек или зверь, чтобы враги до поры не прослышали о вашей кончине. По прибытии к подножью Хангая нас ожидали сотни тысяч монголов и людей иной крови, собравшихся, чтобы в последний раз поклониться вам. Сто больших телег, полных золота, отвезли мы к могиле вашей. Сто лучших степных скакунов забили мы. Сто самых прекраснейших дев легли в гробницу рядом с конями. Наконец, сто сильнейших багатуров добровольно дали убить себя, чтобы охранять своего повелителя в другой жизни. Никто из смертных, кроме меня, ваших сыновей и ближайших полководцев не знает, где находится могила. Тридцать три раза прогнали мы табуны лошадей по той долине, чтобы ничто не указывало на место захоронения. Все землекопы, все возчики и слуги, помогавшие нам, убиты. Сотни воинов, что несли дозоры на окрестных горах, так же убиты. Убиты и те, кто убивал их. Тайна вашего погребения, Учитель, будет сохранена в веках.

— И в веках же будет жить легенда о могиле Чингисхана! — хохочу я, довольный рассказом советника. — Глупцы станут тратить свои жизни на то, чтобы найти сокровища и мои останки. Им невдомек, что гроб пуст, а главное свое сокровище — Волка — я не отдам никому и никогда!

Открываю шкатулку и извлекаю из нее Коня. Елюй Чу-сай внимательно следит за мной. Я сжимаю фигурку в кулаке, закрываю глаза и проделываю то, чему научил меня Чань-Чунь. Потом кладу фигурку обратно и передаю шкатулку советнику.

— Храни ее как зеницу ока.

— Да, Учитель.

— Когда придет время, твой потомок — а кому, как не ему, отпрыску умнейшего человека на земле, доверить это право? — узнает место моего настоящего упокоения. Конь подскажет, Конь приведет. Ледяная пещера под водопадом надежно сохранит мое нетленное тело. Воскреснув, с помощью Волка я довершу то, что не успел в этом времени.

— Да, Учитель.

— Ну, вот и все. Осталось лишь принять снадобье Чань-Чуня, дарующее бесконечный сон. Колода готова?

— Все готово, Учитель.

Елюй Чу-сай кланяется и уходит. Я в последний раз остаюсь один. Вечное Синее небо, дай удачи исполнить задуманное! Вспоминаю слова, пришедшие мне на ум, когда я только начал творить мир в степи: «Боишься — не делай, делаешь — не бойся…». Прошло почти полвека, а ничего не изменилось. Я вновь стою у края ковра судьбы. Надо сделать всего лишь шаг…

Советник возвращается.

— Учитель, пора! Солнце клонится к закату.

— Вечное Синее небо… Я пожелал, чтобы твой потомок узнал мою тайну в самом пустынном месте державы, у подножия Гиндукуша.

— Там, где погиб ваш внук Мутуген.

— Да, там, где погиб единственный за все время моих деяний Чингизид. Прощай, Елюй Чу-сай.

— Прощайте, Учитель. Я в точности исполню вашу последнюю волю.

Выхожу из юрты. На земле лежит огромная кедровая колода. Кадки с горным медом стоят поодаль. Дрожащими пальцами кладу в рот «крупинку вечности». Люди, на которых я опробовал действие этого снадобья, спят уже четыре года. Он живы — но выглядят как мертвецы.

Безъязыкие застыли по обе стороны. Они не смотрят на меня. Им еще предстоит великий труд — взять колоду с моим телом и отвезти ее к подножью Повелителя неба, великой горы Хан-Тенгри. Там, под водопадом, низвергающимся с голой скалы, находится вход в потаенную пещеру. Это подгорное царство вечного льда, сокрытое от людских глаз. Моя усыпальница, моя последняя, ледяная юрта. Волк разделит со мной века ожидания.

Никто из безъязыких не догадывается, что все эти дни они вместе с пищей принимали медленный яд. Через месяц все, кто знает о пещере Хан-Тенгри, умрут. Тайна будет сохранена. Это хорошо.

Взор мой затуманивается, ноги слабеют. Воины по знаку Елюй Чу-сая подхватывают мое тело и укладывают в колоду. Из кадок на ноги льется тягучий янтарный мед, что поможет сохранить мое тело нетленным. Он пахнет цветущими травами. Это запах детства, и я на мгновение словно переношусь в урочище Гурельгу, вижу свою мать, братьев и Вечное Синее небо над нашей дырявой юртой.

Мрак стирает видение. Я крепко сжимаю Волка и…

…чувствую, как мне на лицо льется вода. Теплая, пахнущая металлом, но вода! Она затекает в нос, в уши, в глаза. Я открываю их, но вижу плохо — все вокруг расплывается бесформенными кляксами. Мне требуется несколько минут, чтобы прийти в себя и убедиться, что все закончилось, что я — Артем Новиков, советский гражданин, солдат-десантник, а не древний завоеватель, покоривший полмира…

Вытираю лицо и вижу склонившегося надо мной человека. Против воли бормочу:

— Ну ни хрена себе!

— Жизнь — странная штука, Артем, — согласно кивает Нефедов. Я опять узнал его не сразу. На этот раз самый молодой в Союзе профессор облачен в стеганый халат, на ногах — пыльные сапоги, голову венчает афганская шапка паколь. Поодаль, понурив голову, стоит навьюченный ослик. Из тюка на его спине торчит винтовочный ствол. «Ли-Энфильд». Вот это номер…