Замок Броуди - Арчибальд Кронин

— Видал чучела в окне? — спросил он рассеянно.

— Да, да, как же, мистер Броуди. Новая выдумка крупных фирм. Довольно оригинально, разумеется, и современно.

В первом опьянении успехом своего красноречия Перри почти возымел оптимистическую надежду, что хозяин тут же на месте закажет парочку этих заинтересовавших его моделей. Глаза его искрились воодушевлением, но он вынужден был их потупить под сверкающим взглядом Броуди, сообразив, что на этот раз он, кажется, ляпнул что-то неподходящее.

— Современно, говоришь? Какой-то дурацкий музей! Перед их окнами будет собираться толпа.

— Но, сэр, — осмелился сказать Перри, — разве это не желательно? Когда людей привлекает витрина, так они скорее и внутрь войдут. Это вроде рекламы.

Броуди одно мгновение тупо смотрел на него, потом сердито прорычал:

— Видно, тебя та же муха укусила, не терпится, чтобы и к нам повалило это стадо. Выведи поскорее заразу из своего организма, не то она будет стоить тебе службы.

Перри смиренно посмотрел на него и сказал кротко:

— Но ведь это было бы выгодно вам, сэр.

Затем, переведя разговор на более безопасную почву, поторопился заметить:

— У них, как видно, в продаже имеется полное обмундирование, сэр.

Броуди хмуро кивнул головой.

— А вы бы не хотели тоже расширить ассортимент, сэр, пустить в продажу хотя бы один-два новых предмета? Скажем, подтяжки или хорошую перчатку? Изящная перчатка — это так изысканно, сэр! — чуть не умолял Перри, распираемый бурлившими в нем идеями.

Но Броуди оставался глух к его вкрадчивым предложениям. Не обращая на приказчика никакого внимания, он стоял, охваченный непривычной для него, внезапно возникшей потребностью самоанализа, думая о своем непонятном отступлении сегодня от неизменного, раз навсегда им заведенного порядка. Почему, спрашивал он себя, он торчит сейчас в лавке вместо того, чтобы с обычной надменной небрежностью пройти к себе в контору? Он собирается уничтожить конкурента в пух и прах, но не добьется же он этого, сидя спокойно за письменным столом и пытаясь читать «Глазго Херолд»? Он чувствовал, что должен что-то сделать, наметить какую-то определенную линию поведения. И он ходил по лавке и злился на свое бездействие, а его медлительный ум не подсказывал ему никаких конкретных способов борьбы, которой он так жаждал.

Если бы в этом случае могла помочь его страшная физическая сила, он работал бы до седьмого пота, так, что все суставы трещали бы от напряженных усилий. Он готов был бы обхватить руками колонны, поддерживающие лавку соседа, и, выдернув их на земли, свалить все здание; но он смутно сознавал всю бесполезность здесь грубой силы, и это сознание причиняло ему острую боль.

В то время, как он думал об этом, в лавку вошла женщина, ведя за руку ребенка лет шести. Она, видимо, принадлежала к бедному классу. Подойдя к Перри, который любезно ее приветствовал, она сказала конфиденциальным тоном:

— Мне нужно шапку для моего малыша. Он на будущей неделе поступает в школу!

Перри весь расплылся в сияющей улыбке:

— Пожалуйте, сударыня! Что прикажете предложить для малыша?

Неожиданно Броуди под влиянием какого-то непонятного импульса — вероятно в приливе свирепой ненависти к конкуренту, выступил вперед, несмотря на то, что покупательница явно принадлежала к низшему классу, к тому сорту людей, обслуживать которых он всегда предоставлял Перри.

— Я сам займусь этим, — сказал он жестким, ненатуральным тоном.

Женщина боязливо посмотрела на него, инстинктивный страх перед ним лишил ее последней, и без того слабой уверенности.

Из леди, которая желала выбрать, что ей понравится, которая пришла купить на свои собственные деньги шапку, чтобы приличным образом снарядить сына в школу, подготовить его к этому первому шагу по таинственному жизненному пути, она сразу превратилась просто в жалкую, бедно одетую жену рабочего.

— Прошлый раз мне отпускал вот этот молодой человек, — шепнула она нерешительно, указывая на Перри. — Я приходила сюда в прошлом году, и он мне очень угодил.

Мальчик сразу почувствовал смущение матери, почувствовал и гнет, казалось, исходивший от громадной мрачной фигуры, возвышавшейся над ним, и, уткнувшись лицом в юбку матери, жалобно захныкал.

— Мама, я хочу домой, — всхлипнул он. — Не хочу быть здесь. Хочу домой.

— Перестань реветь! Сейчас же перестань, слышишь!

Бедная мать, крайне пристыженная, стояла в беспокойстве и нерешительности, а ребенок продолжал плакать, упорно зарываясь головой в надежное убежище, материнскую юбку. Мать трясла его за плечо, но, чем яростнее она его трясла, тем громче он ревел. Она вся покраснела от стыда и досады, она и сама была близка к слезам. «И чего сунулся ко мне этот противный Броуди? Мне нужна шапка для ребенка, а не он», — подумала она сердито, беря на руки ревевшего малыша, а вслух сказала сконфуженно:

— Я лучше приду в другой раз. Это такой гадкий ребенок! Я приду опять, когда он будет хорошо вести себя!

Но, в то время как она, приличия ради, взводила эту клевету на собственного сына, возмущенный материнский инстинкт подсказывал ей решение никогда сюда не возвращаться. Она направилась к двери и скрылась бы бесповоротно, если бы Перри тихо, дипломатическим тоном не предложил вдруг из угла:

— А не хочешь ли конфетку?

Из потайного уголка ящика он ловко извлек большую мятную лепешку и вертел ее двумя пальцами на виду так заманчиво. Малыш сразу перестал плакать и, выставив из складок материнской юбки один большой, полный слез недоверчивый глаз, посмотрел нерешительно на конфету. При этом благоприятном симптоме мать остановилась, вопросительно глядя на сына.

— Хочешь? — спросила она.

Судорожно всхлипнув последний раз, мальчик доверчиво кивнул головой и протянул к Перри жадную лапку. Они воротились обратно. Конфета живо очутилась за мокрой, лоснящейся щечкой, оттопырив ее, мир был восстановлен, и Перри продолжал успокаивать ребенка, ублажать мать, ухаживать за обоими до тех пор пока, наконец, не была благополучно совершена покупка, важность которой Перри сумел дать почувствовать покупательнице. Когда они уходили, он проводил их до двери все с той же суетливой любезностью и, скромно склонив голову, принял последний благодарный взгляд матери, в то время как Броуди, хмурый, надутый, отступив в глубину лавки, смотрел на них оттуда.

Перри воротился за прилавок, весело потирая руки. Этот чудак уважал себя за какие-то воображаемые таланты, не придавая значения тем неоспоримым достоинствам, которые у него имелись, — проворству и сообразительности. Одержав только что победу благодаря своему такту и дипломатическим способностям, он лишь смиренно радовался, что удалось удержать покупателя на глазах у взыскательного хозяина. Он почтительно посмотрел на Броуди, когда тот заговорил.

— Я не знал, что у нас в придачу к шляпам покупатели получают конфеты. — Вот все, что сказал Броуди. И ушел к себе в контору.

День начался: он тянулся, тянулся, а Броуди все сидел запершись, поглощенный мыслями. По суровому лицу его порой пробегала тень, как облака скользят по темной горной вершине. Он страдал. Он, обладавший железной волей, не мог помешать своим чутким ушам ловить каждый звук, настораживаться в ожидании, не затихнут ли у его лавки приближавшиеся шаги; он не мог им помешать вслушиваться в малейший звук внутри лавки, словно они стремились в шуме суетливых шагов Перри различить шаги вошедшего покупателя. До сих пор он никогда не интересовался этим, а сегодня ему казалось, что звуков меньше обычного и в них нет ничего ободряющего. В окно лился яркий солнечный свет, вся слякоть оттепели исчезла, день был сухой, хрустящий и вместе с тем теплый — слабый намек на близость весны; Броуди понимал, что в такой день улицы полны людей, веселых, оживленных, наводняющих все лавки. А между тем тишину снаружи не нарушали ничьи голоса.

Глухая стена перед глазами Броуди, стена соседней лавки, казалось, таяла под его пронизывающим взглядом и открывала картину кипучей, успешной торговли. После прилива презрительной самоуверенности наступила реакция, и теперь он с мучительной ясностью представлял себе людей, которые толпятся в лавке Манджо, одолеваемые жаждой покупать. Он бешено закусил губу, взял брошенную было газету и сделал попытку читать; но через несколько минут, к своей досаде, поймал себя на том, что опять, как загипнотизированный, смотрит на стену перед собой.

Он с тоской вспомнил, как приятно было раньше сидеть, развалясь в кресле, — ведь только это он и делал у себя в лавке, — следя сквозь полуоткрытую дверь за Перри и теми, кто заглядывал сюда, в его владения. Все обязанности исполнялись Перри, который по его хозяйскому приказу доставал с полок, приносил, показывал товар, сам же он ни разу не встал на лесенку, не поднял руки к полкам, не завязал пакета. Большинство покупателей он просто игнорировал; к некоторым выходил, небрежно кивал им, иногда брал в руки шляпу, показанную Перри, проводил рукой по тулье или сгибал поля с высокомерным одобрением, всем своим видом как будто говоря: «Купите вы эту шляпу или не купите, но лучшей вы нигде не найдете».