Андреевский крест - Андрей Дай

На счастье, все его приготовления так и не понадобились. Часов в восемь вечера Радуга встала между какой-то избенкой и длинным амбаром с выцветшей табличкой «Дом культуры».

И точно напротив казавшейся чрезвычайно древней церквушки. На которую и перекрестился выскочивший встретить нас с той стороны Поц. Помнится, я еще подумал, что это странно. Прежде мореман в особенной религиозности замечен не был. Но тут, видимо, на всех что-то этакое снизошло. Место, что ли, какое-то там особенное. Намоленное.

– Хренасе, – совершенно не подходящим моменту, как мне показалось, деловым тоном, выговорил Олег. – Впрочем, после проповеди твоего попиллы я уже этому и не удивляюсь. Тому, что в сторону твоих мифических «таежных дядек» отсюда дороги нет, – да. А вот этому… этой штуке – уже нет.

– Это хорошо, – сказал я, только чтоб вообще что-то сказать. Не самое подходящее для разговора время Сава выбрал. Самодельный генератор, слепленный из запчастей от различной техники, добытой робингудами на складах несчастной фирмы, работал не особенно стабильно. Очень уж мне не нравились проскакивающие параллельно земле сполохи. Раньше я такого в свечении работающей Подковы не наблюдал.

Совсем невесело бы было, если бы одной из таких помех кого-нибудь ненароком распилило пополам при переходе. По-хорошему стоило отключить, к чертям собачьим, творение очумелых ручек и запустить переход с той стороны. Так что было просто замечательно, что Миха сподобился выйти нас поприветствовать. Оставалось только выдать Поцу соответствующие инструкции, но для этого нужно было как-то по-быстрому закруглить обещавший быть трудным разговор с Савой.

– Знаешь чего? – заявил я, опередив на секунду уже открывшего было рот майора. – Скажи: ты мне веришь?

– Верю, – кивнул тот. – Верил. А теперь уже и не знаю…

– Верь, – давил я. – Я понимаю, ты сейчас весь в непонятках. Поди, составил уже себе план, положение себе в компании золотоискателей определил и, как этого добиться, придумал. Но вот что я тебе скажу: давай народ из этого мира уведем сначала. Расселим, накормим. А потом сядем и поговорим.

– Вот даже как? – вскинул брови тот. – Из этого мира?! Ну, считай, ты меня заинтриговал. Только…

– Потом, Олег! Сначала – люди.

Ответа дожидаться я не стал. Сорвался с места, чуть ли не бегом рванул к что-то рассказывающему обступившим его людям Поцу. Боялся, честно говоря, что мой механик брякнет чего-нибудь этакое, из-за чего у народа любопытство страхом сменится. Что бы там ни говорили, а чтоб шагнуть в переливающееся радугой марево, нужно или точно знать, что именно там, на той стороне, или отмороженным нужно быть на всю голову.

Ну, или еще если остались за спиной сожженные мосты и возвращаться уже просто некуда. Тогда не то что в Подкову, к черту в пасть запрыгнешь. Слышал байки, что будто бы средних лет тетка рукой автомобиль остановила от отчаяния. Вот это – чудо. А тут всего-то навсего – один шаг сделать.

– Так жарко там, – басил Поц. – Потому в одной майке и выскочил. Думал «здрасьте» вам сказать и обратно уйти…

– Вот и иди. Нечего тут простывать, – стараясь перекричать гул толпы, воскликнул я. – Мы сейчас генератор погасим, а ты с той стороны запустишь.

– Да легко, – обрадовался мой шофер. – Айн момент.

Никто его не удерживал. Миха оскалил свои лошадиные зубы и скрылся за порогом. А я махнул Лехе, чтоб выключал натужно воющий двигатель. Радуга погасла.

Люди не расходились, ожидая продолжения зрелища. А я шепнул брату, чтоб быстро, пока какая-нибудь скандальная тетка не включила «сирену», строил народ и хоть силой, хоть уговорами, но, главное, быстро запихивал в иной мир. Благо бойцы у Савы были все из бывших вояк. К дисциплине привыкшие и приказы командиров обсуждать не склонные. Так что переход еще не успел вновь образоваться, а мичман уже начал строить колонну и рассаживать гражданских по квадрам. И как только Подкова поднялась и засверкала – на этот раз ровно, без непонятных всполохов – банда робингудов двинула в неизвестность.

– Чудо истинное узрел я очами своими, – прежде перекрестившись и осенив крестом и без того светящийся переход, заявил мне Саня Коленок. – Чудо, не иначе как Господом Всемогущим ниспосланное…

– Ты по-человечачьи, в натуре, забыл, как базарить? – хмыкнул я.

– А ты? – чуть наклонив лобастую голову, как перед дракой, ответил поп. – Сам-то на человеческом ли языке говоришь? Базарить… В натуре… Че-каво…

– Уел, – засмеялся я. – Хотя я стараюсь. Стыдно бывает, если какому-нибудь важному типу чего-нибудь этакое брякнешь. Вроде как дело, ментами заведенное, показываешь. А сам – как? Я ж слышал, как ты о покаянии и вере на фене ботал.

– Это ты верно сказал, – чуточку улыбнувшись, согласился Коленок. – Стыдно так говорить. И противно. Господь людям язык для другого дал. Чтоб молитвы ему шептать и песни петь. О любви говорить и здоровье другим человекам желать. А мы столько лет грязь эту изо рта изрыгали, дела поганые творили, что по гроб жизни теперь не отмолить. До того дошло, что иные другого, чистого языка и не понимают уже. Только не закостенели в грехе их души. Тянутся они к Свету Веры Его. Только и остается мне, что нести веру, как могу. А потом моленьями долгими прощения у Всевышнего просить.

– Выпросим, – махнул я рукой. – Бог – Он высоко. Он все видит. Зачтет, поди, труды наши вместо слов. Тем более что я и молитв-то не знаю.

– Там… – Саня ткнул ладонью с набитыми костяшками в сторону Подковы, – некому подсказать?

– Там – нет, – подтвердил его опасения. – Там другие люди живут. На нас мало похожие. Они в других богов верят. И молитвы у них другие.

– То не важно. Гордыня то наша – Господу Всемогущему имена придумывать и именем этим других людей к покорности царям приводить… Раскопали, я так понимаю, значит, все-таки то, что тогда Поц на Алтае нашел? Однако же хотел спросить тебя о том, что за вратами сими, да видно, самому придется идти смотреть. Примешь?

– Ты чего, Сань? – удивился я. – Ты мне как брат. И находка эта наша, общая. Ты же с нами был. Помнишь? Чего не пущу-то? Только там шум-гам. Место, конечно, райское. Море, пальмы, кокосы. Но все непросто. Крепость вынуждены строить. Вражин вокруг полно. Оружие у всех есть. Без ствола под подушкой спать не ложимся. А ты же вроде как сам хотел уединения.

– Я в пустынь ушел, чтоб Бога найти.

– Нашел? – невинно поинтересовался я.

– Да. Нашел. Оказалось, зря уходил. Бог – Он в сердце живет, не в скитах. Теперь чувствую долг свой – помогать иным Его чадам душой к нему прильнуть.

– Фигасе, загнул, – уважительно протянул я. – Но – уважаю. Торопись только, отец Александр. Иди, собирайся. Долго нам здесь оставаться нельзя.

– Так готов я… Только есть у меня к тебе, Андрей, еще одна… просьба. Уважишь по старой дружбе?

– Сань, об чем… Не вопрос, короче.

Поп укоризненно показал головой, расслышав так и не сказанные мной сленговые словечки, но говорить начал о другом:

– У брата моего старшего, Николая, сын остался. Да ты знаешь. Вместе же гостинцы им в Питер возили… Теперь племянник мой вырос. Двадцать пять недавно стукнуло… В общем, здесь он. У меня в хате.

– Ого. Дядю попроведовать приехал?

– Не то чтобы, – почти невнятно пробубнил Саня. – Они там… Ищут его, в общем. Они с приятелем у одного серьезного человека много денег заняли и надеялись у меня здесь отсидеться, пока шум не стихнет. Только… Короче, он… как бы не мужик.

– Это как это? – не сразу врубился я.

– Он этот… – Коленок даже порозовел от смущения. – Гей он, короче. И приперся ко мне, гаденыш, с мужем своим. Негром.

– И биться сердце перестало! – в последний момент переиначил рвущееся с языка выражение я. – Офигеть!

– Не то слово, – тяжело вздохнул поп. – Грех-то какой! А и выгнать не могу. Родная кровь. Только, если я с тобой уйду, они тут долго не протянут. В город вернутся. А там их обязательно найдут. Таких… гм… не спрячешь. За их головы награда обещана, и немалая. Долго они, как сам думаешь, там проживут без меня?

– Пару дней, – согласился я. – И чего? Хочешь их с собой в новый мир забрать?

– Если разрешишь, – кивнул Коленок. – Понимаешь, Дюш…

– Понимаю, Сань. Я все понимаю. Только и ты пойми. Дорога эта в одну сторону. Туда я этого… этих голубков еще пущу, а обратно уже нет. Если он к двадцати пяти годам вместо мозгов в голове дырку… гм… сзади нажил, то нет у меня ему веры. Не могу я допустить, чтоб он тут по притонам своим… гейским… языком о новом мире трепал.

– Да мне лишь бы жив был. Горько, конечно, что, похоже, род наш на оболтусе этом и закончится. Но и вовсе плюнуть на братова сына я не могу. Пристроится, мож, у тебя там куда-нибудь. Глядишь, дурь из головы и выветрится.