Колыбель чудовищ - Соня Сэнь
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ты чего? — спросил он, слегка протрезвев. На его майке прибавилось крови, бегущей из разбитого носа.
Алекс наклонился к нему, ухватил за грудки и поставил на ноги, не давая упасть.
— Слушай сюда, мой мальчик. Я топтал пыль этой планеты за многие сотни лет до твоего рождения. Я — самый старший в Семье после Самира. Старше твоего хозяина, который создал тебя, очевидно, под действием тех же винных паров, что сейчас витают в твоей пустой голове! Где Каин, отвечай живо, не то, клянусь мудростью Праматери, твое бессмертие сию минуту помашет тебе ручкой!
— Да что случилось-то? — сердито спросил Джейден, рывком высвободившись из хватки вампира.
— Случилось то, что глава Семьи убит, а остальным грозит опасность. Где твой хозяин?
— Он… он… они уехали к госпоже Мие и ее другу… за город.
Хмель стремительно покидал Джейдена, ошеломленного услышанным.
Алекс нетерпеливо затряс его за плечи:
— Ты знаешь, где это?
— Д-да…
— Тогда разгоняй к чертовой матери своих девиц и садись в машину!
Джейден, угрюмо вытирая окровавленный нос, скрылся в полутьме дома.
Алекс прислонился к стене, закрыл глаза, борясь с накатывающей печалью. Поддаваться скорби сейчас было не время — но за окнами брезжил серый рассвет, который некоторым из Истинных уже не суждено было встретить, и думать об этом было странно и…страшно.
'Да упокоится твоя душа с миром, Самир…'.
* * *Каин неохотно оторвался от шеи обмякшей в его руках девушки, ощутив вибрирование мобильного телефона в кармане джинсов. Да что за черт? Звонит и звонит. Спокойно позавтракать не дадут. Ну, и кто же это там у нас такой настырный?
При виде определившегося на экране номера он заскрипел клыками. Алекс. И тут он им покоя не дает. Подумав, Каин подтащил безвольное тело девушки к стене дома, в тени которого утолял свою жажду, и небрежно, точно куль с картошкой, свалил его на землю. Ничего, оклемается через полчасика. Не так уж много крови он у нее взял.
Порывшись в другом кармане, вампир достал сотовый Яны, который забрал у нее по приезду. Ну, конечно. Девять непринятых звонков, и все — от его любимого братца Александра. Губы Каина тронула насмешливая улыбка. Мечется там сейчас, поди, гадая, куда это злобный дракон уволок его ненаглядную принцессу.
— Отдыхай, любовничек, — процедил он, отключая оба телефона.
Небо потихоньку начинало светлеть — нужно было возвращаться домой. После происшествия на озере, проводив Яну в дом, он отправился на охоту в поселок, о котором говорила Мия. Нужно было чем-то занять себя, отвлечься, пригасить бушующие в крови желание и ярость. Порция хорошего секса тоже бы не помешала — он не был с женщиной с тех самых пор, как встретил Яну, и не находящее своего выхода возбуждение (которое он испытывал всякий раз, когда девчонка просто попадала в поле его зрения) не добавляло ему хорошего расположения духа. Да, он пил кровь красивейших женщин, но утолять с ними иной голод ему больше не хотелось: его 'замкнуло', как и с Арабеллой, и, хотя в сказки о врожденной моногамности Истинных он не верил, приходилось признать, что никто, кроме Яны, его не привлекал. Один ее запах застилал ему глаза красной пеленой. Небо знает, откуда он брал столько сил, чтобы противиться своим желаниям, которые наверняка бы навсегда отвратили от него девушку… Нет, он не может взять ее силой. Он никогда не брал женщин силой — вампирские 'чары' не в счет. Он дождется часа, когда она сама к нему придет. Этой ночью, на озере, он уже было решил, что терпение его будет вознаграждено, но….
Подкараулив на ночной улице спешащую домой девчонку, он подошел к ней и заговорил; и, хотя она была вполне недурна собой — в семнадцать все женщины красивы — влечения к ней он так и не ощутил. Поэтому он просто-напросто затащил ее в подворотню и впился ей в горло. Кровь ее была дивно сладка, но сладость победы над жертвой перебивала горечь поражения: Яна его снова отвергла. Он не мог забыть ни вкуса ее крови, пусть он и сделал всего глоток, ни аромата ее кожи и волос, ни осторожного прикосновения к ее губам, тотчас прервавшегося. А Алекса она не оттолкнула…
'Быть может, пришла моя пора покинуть этот мир вслед за другими безумцами?' — думал Каин по пути назад. — 'Быть может, здесь мне больше нечего искать, нечего ждать? Быть может, следовало уйти еще тогда, после гибели Арабеллы, и не цепляться за жизнь, подобно жалкому смертному…'
Прежде подобные мысли его не посещали. Он мог испытывать ярость, ненависть, боль — ему было больно, когда умерла Арабелла — но никогда — отчаяние; он любил жизнь, черт возьми, но сейчас чувствовал себя подростком, страдающим от безответной любви. И эта мысль рождала в нем злость. Как он мог позволить смертной мять свое сердце, как пластилин? Один взгляд ее серых доверчивых глаз — и он таял, как последний остолоп, утрачивая способность мыслить трезво. Так не должно быть. Он Истинный, черт возьми, он — высшее существо, которому следовало бы сейчас ворваться в дом, взлететь по ступенькам, вышибить дверь в ее комнату, швырнуть ее на кровать, вцепиться ей в волосы и…
…Он стоял над ее кроватью, окруженной ниспадающими полупрозрачными занавесями балдахина, и смотрел на ее лицо, даже во сне хранящее выражение грусти; на ее щеках он увидел следы недавних слез. Она плакала перед сном… Плакала из-за него? Из-за Алекса? Неважно. Она плакала.
Он опустился на колени у изголовья кровати, склонился к лицу Яны. Несмело протянул руку, коснулся пальцами ее щеки, осторожно убрал прядь волос, упавшую ей на глаза. Сейчас, во сне, она была близка к нему, как никогда. Не убегала, не сопротивлялась, не боялась его. От ее тела исходило ощутимое тепло — как ему хотелось лечь с ней рядом, обнять, украсть кусочек этого тепла, недоступного вампирам… Но тогда она проснется, испугается…
Он медленно провел большим пальцем по ее губам, упоительно мягким и упругим, чувствуя, что еще миг — и он не совладает с желанием, которое грозило вот-вот накрыть его, как снежная лавина. Самообладание начало покидать его, и он со вздохом поднялся и вышел, напоследок скользнув по девушке взглядом голодного волка.
Мия не спала — сидела в огромном кресле у камина, который наверняка был очень уместен здесь в зимнее время — и рассеянно листала какую-то книгу. Каин молча пересек комнату и развалился на удобном диване напротив. Мия подняла на него глаза, и пару минут они смотрели друг на друга в полной тишине.
— Ты ведь ее любишь? — наконец, спросила она.
Каин про себя отметил, что Мия заметно переменилась за последние пару недель — если раньше она была сдержанной, чопорно-прохладной, с вечно печальным взглядом, то сейчас в каждом ее движении сквозила радость, глаза сияли, а в голосе звучали мягкие, ласковые нотки. Неужели беременность так преобразила ее? Или — любовь? Когда-то Мия предпочитала не афишировать своей связи с Аскольдом, хотя вся Семья о ней знала; теперь эти двое были неразлучны, открыто демонстрируя окружающим свои чувства. Каин ощутил легкий укол зависти в сердце. Но, пожалуй, он был рад за 'сестру', хоть и всегда ее недолюбливал — слишком уж она чтила древние, бесполезные заветы предков и безоговорочно подчинялась Самиру. Бунтарскому же духу Каина это претило.