Строптивая - Доминик Данн

– Несмотря на присутствие здесь вас, Лески и Перл, прием кажется мне второстепенным, – сказал Сирил, обращаясь к Паулине и подразумевая, что он тоже принадлежит к перечисленным именам, которые по социальному положению стоят намного выше других гостей. Говоря это, он ожидал, что это замечание будет оценено Паулиной, но ошибся: она не засмеялась и не выразила согласия.

– Как поживают ваши желтые фаленопсии? – спросил он, пытаясь втянуть ее в разговор. Он нарочно упомянул о редком сорте орхидей, который она вывела, потому что он писал об этом в своей колонке.

– Очень хорошо, – ответила она.

– Только сегодня я вспомнил о нашем общем друге Гекторе, – сказал он, прибегая к последнему средству, чтобы завязать разговор.

Она молча кивнула.

– Дня не проходит, чтобы не случилось того, о чем бы мне не хотелось поделиться с Гектором, – сказал Сирил. В свое время именно Сирил Рэтбоун послал Гектору Парадизо вырезки из парижских газет с фотографиями Фло Марч, спасающейся от пожара в гостинице «Мерис», с Жюлем Мендельсоном на заднем плане. – Бывало, мы беседовали с ним каждый день.

У Паулины не было никакого желания заводить разговор о своем большом друге Гекторе Парадизо с таким человеком, как Сирил Рэтбоун. Паулина опустила глаза. Она никогда не понимала, что такого интересного находил Гектор в Сириле, а сейчас она опасалась еще того, что любое ее замечание может быть опубликовано в его колонке, и, возможно, не совсем правильно. Не поднимая глаз, она рассмотрела, что Сирил Рэтбоун носит галстук одной из привилегированных школ Англии, в которой он никогда не учился, а ноги с маленькой ступней обуты в чересчур начищенные ботинки от «Лобба» на Сент-Джеймс стрит.

В этот момент гостей пригласили к столу, и Паулина немедленно воспользовалась ситуацией, чтобы отделаться от человека, которого считала неприятным.

– Боже мой! – сказала она, пожав плечами и как бы недоумевая, как она и Жюль могли оказаться в таком доме.

– Вы были не очень вежливы с мистером Рэтбоуном, – сказал Филипп.

– Сирил Рэтбоун не из обидчивых, – ответила Паулина. – Надеюсь, вы сидите рядом со мной за столом, Филипп?

– Если даже нет, то я воспользуюсь опытом Гектора Парадизо и поменяю карточки мест, – сказал Филипп.

В другом конце гостиной стоял Жюль в окружении Марти Лески, Дома Бельканто и хозяина дома. Он делал вид, что восхищается картинами Каспера Стиглица, которые для Каспера подобрал художник-декоратор со студии, когда оформлял внутреннее убранство его дома. На самом деле Жюль, как и его жена, ненавидел подобную живопись, но, будучи сам коллекционером, проявлял учтивость ко вкусам других людей, даже если находил их низменными. Его репутация как знатока искусства была так высока, что каждое его слово считалось в высшей степени авторитетным, а потому Касперу доставляло большое удовольствие фальшивое восхищение Жюля. Когда Дом Бельканто спросил у него имя художника, изобразившего на полотне разбитые тарелки и кофейные чашки, Каспер изо всех сил пытался припомнить его фамилию, но не мог. Доверительно шепнув Жюлю, что ему надо отлучиться, чтобы высморкать нос и проверить, все ли в порядке на кухне, он извинился и исчез. Он очень беспокоился, чтобы обед, а затем демонстрация фильма начались вовремя, так как хотел избавиться от гостей до того, как придут Ина Рей, Дарлин и порнозвезда Лонни, на приглашении которого настояла Ина Рей, чтобы вчетвером развлечься после приема. Арни Цвиллман, воспользовавшись отсутствием Каспера, сам представился Жюлю и познакомил его со своей будущей женой Адриенной Баскетт.

Обед начался.

Карточки мест за обеденным столом готовила секретарь Каспера Бетти. Ни Жюль, ни Паулина словом не обмолвились о том, что на карточках их фамилия был написана неправильно: с двумя «д» вместо одного. Эта ошибка была еще одним доказательством низкого уровня приема. Паулина, ни на минуту не забывавшая о натянутости отношений с Жюлем, удержалась от того, чтобы поймать его взгляд и посмеяться над неграмотно написанными карточками, как обычно они делали на протяжении двадцати двух лет супружества, понимая друг друга без слов. Удержалась она и от того, чтобы привлечь его внимание к черным салфеткам и черного цвета посуде, так как Жюль знал, что ей претит подобный вкус. Они не обменялись взглядами и тогда, когда официанты, приглашенные из бюро по обслуживанию приемов, несколько раз подходили не с той стороны, чтобы наполнить их бокалы вином, не улыбнулись друг другу и при виде низкосортного итальянского вина «Соаве» в высоких бутылках с оставленными на них ценниками в 8 долларов, а ведь Паулина знала, что это привело Жюля в бешенство. Жюль ждал кульминации этого вечера, которая имела непосредственное отношение к Арни Цвиллману, и хотел заставить его сделать первый шаг.

Почти все сидевшие за столом отдавали в разговоре предпочтение Жюлю Мендельсону, даже Марти Лески, привыкший доминировать в подобных беседах. Жюль олицетворял власть, и в его присутствии разговоры о фильмах, актерах, провалах и успехах, которые обычно вели за столом люди, связанные с кино, казались тривиальными. Поэтому ему задавали вопросы о президенте, об экономике и, наконец, о проводившихся в то время в Вашингтоне слушаниях в Сенате, связанных с обсуждением кандидатуры на вакантный пост в Верховном суде, предложенной президентом, в ходе которых были выявлены повергшие всех в изумление сведения о жизни кандидата, связанные с женщинами и злоупотреблением алкоголем.

– У меня нет достоверной информации, но что-то подобное в прошлом Джона было, – сказал Жюль осторожно, не желая вдаваться в подробности в разговоре с людьми, которых он не знал и которые наверняка на следующий день будут его цитировать, особенно Сирил Рэтбоун в своей колонке сплетен. На самом деле Жюль был прекрасно осведомлен о том, как проходят слушания, и вполне отдавал себе отчет, что некоторые аспекты поведения кандидата как в зеркале отражают его собственные грехи, а потому могут быть использованы против него, когда придет время ему самому предстать перед Сенатом, и тогда его связь с Фло Марч выйдет наружу. Холодок пробежал у него по спине. Он посмотрел на сидевшую напротив него за столом жену, красивую и элегантную, и впервые ясно осознал, каким сокровищем обладает. Жюль, никогда не пивший за столом много вина, взял бокал с дешевым вином Каспера Стиглица, залпом выпил, отчего лицо его исказилось в гримасе.

– Но ведь у всех должностных лиц есть секреты, которые их компрометируют, – сказала Перл Силвер, известная своим умением поддержать разговор, – разве не так, Жюль? Даже у Рузвельта, несмотря на его инвалидную коляску. У него была некая Люси, забыла ее фамилию, которая, к тому же, считалась хорошей подругой Элеоноры. Я хочу сказать, что у всех таких людей есть секреты.