Наталья - Минчин Александр

— Нет, просто рассуждаю. Ты всерьез настроился?

— Это не от меня зависит. Все, как решит она, так и будет. Должна же в жизни быть первая женщина, которой я предоставлю право выбора во всем, от себя до… конца.

— Невероятное с тобой творится, Санька!

— Да, я и сам наблюдаю за собой со стороны и удивляюсь. Никогда такого не было.

Звонок раздается.

— Мне надо бежать, Санька, войти на перемене, чтобы преподаватель не видел, что я первую половину пропустила. Чао, увидимся.

Она убежала. Ненормальная Светка, которая спешит заниматься. Я взял еще бутерброд с рыбой, соленое могу есть до умопомрачения.

На сей раз Марья Ивановна не обсчитала. А может, ей трудно, на одном бутерброде… У них ведь тоже свои трудности… У каждого свои…

Доел все и поплелся в библиотеку, поглядеть, может, кого увижу там. На дверях сидела девочка, к которой я когда-то клеился, но все у нас чего-то не получалось, по фазе не совпадало. Она улыбнулась мне ожидающе, я положил билет и прошел мимо.

И тут я увидел такое, что не поддается описанию.

— Шурик, не могу поверить!

— Саня! — произнес он с растяжкой.

— Ты сидишь с низко склоненной головой и занимаешься! Что с временами творится, а?!

— Мне надо сегодня выступить на семинаре, иначе зачет, сказала, не поставит.

— Кто?

— По русскому языку — Федорова. О тебе то же самое сказала. Что ты первый кандидат на незачет.

— Скажи ей, что я положил на нее.

— Ладно, — он рассмеялся, — я ей скажу. Саш, но ты, серьезно, думаешь прийти?

— Приду, Шур, раз ты просишь, приду.

— Спасибо, ваша милость, — он улыбается.

— Идем, Шурик, отсюда. Пока не поздно.

— Куда? — спросил он осторожно. Зная куда.

— Пива выпьем по кружке с солеными бубликами.

— Мне же готовиться, Сань, надо, я только начал.

— Тише, пожалуйста!

— Да не вякай, — разозлился я.

— Безобразие просто!

— Идем, Шур, а то я сейчас не выдержу и в ухо ему двину. Скандал начнется…

— Ну ладно, разве что по одной, и вернусь заниматься.

— Конечно, книги оставь.

Мы приближаемся к пивнушке. Хвост в два конца извивается.

— Саш, у меня только полрубля.

— Забудь, Шур, это пустое, о презренных деньгах не надо думать. У меня вообще в кармане ни гроша.

— А как же мы пиво будем пить? — он смотрит на меня.

— На твои полрубля!..

Подхожу, пробиваясь к окошку, и прошу одного мужика: две кружечки и десять сушек.

— Неудобно, — говорит он, — люди стоят.

— На лекцию надо, понимаете. Пятнадцать минут осталось.

— Студент, что ли? Ну становись передо мной.

Я беру два пива, сушки-бублики и благодарю мужика. Мы становимся в стороне и вытягиваем с наслаждением по первой.

— Ух, хорошо, — говорит Шурик.

— Не плохо. Давай кружку, я повторю.

— Нет, заниматься надо.

— Да ладно, от одной у тебя ничего не изменится.

Я повторяю без очереди, подходя прямо к окошку. Повторять можно без очереди, всегда. Мы жуем бублики и выпиваем по второй. Она тоже проходит со смаком.

Мы повторяем по третьей. В результате чего он не только не возвращается в библиотеку, но не идет на семинар вообще.

Я беру такси, и мы едем на Рязанский проспект, там есть один пивной бар креветочный, хороший, за Абельмановской заставой. Я когда-то там чуть не подрался из-за Верки с двумя. Да она повисла у меня на шее, не дала.

Мы берем сразу шесть кружек пива и четыре порции креветок, чтоб не грустно было. Я достаю Натальины сигареты и угощаю Шурика.

— У-у, «Мальборо». Сань, вечно у тебя всякие штучки такие есть.

— Да это не у меня, она привезла. Ну, давай выпьем.

Он затягивается, и мы поднимаем кружки, чокаемся.

Через час я беру еще шесть кружек и новую порцию креветок.

— Сань, это все, — говорит Шурик, — больше не могу.

Мы с ним уже побывали по три раза по очереди в туалете.

— Шур, — говорю я, а в голове уже мутно и расплывчато. — Ты не спеши. Вот эти кружки уговорим и пойдем, время есть.

— Не, я не могу.

— Я тоже, позже сможем.

Мы сидим и курим, подпирая отяжелевшие головы руками.

— Где твоя девушка, Сань?

У него это хорошо получается, когда он ее называет так.

— По заказам ездит, папа за границу уезжает.

— Как она?

— Нормально.

— Она тебе нравится?

— Да, немного.

— Мне тоже.

Он отпивает из новой кружки.

— Красивая женщина.

— Ничего, — скромно говорю я.

— Нет, красивая, мне очень понравилась.

— Хорошо, — соглашаюсь я и беру свою кружку. Выпиваю ее до дна и начинаю чистить креветки. Я их ненавижу чистить, по одной. Чищу сразу пять-шесть, потом солю, а потом съедаю, и пива. А в голове плывет. Шурка куда-то исчез, потом появился. Наверно, в туалет ходил.

— Шур, ты где был?

— В туалете.

Точно. Хорошо хоть понимаю еще. Я закуриваю сигарету и затягиваюсь.

— Ну и как там? — спрашиваю я.

— Где? — не понимает он.

— В туалете.

— А, хорошо, свободно. Сходи, легче в желудке станет.

— А мне уже стало.

— Как так?

— А я под стол.

— Чего, правда? — он смотрит, наклоняется, заглядывая под стол.

— Я шучу, Шур, ты что, думаешь, я правда?

— Всякое может быть. Ты у нас человек эксцентричный.

— Ну, ты даешь, — я пытаюсь смеяться, но щеки не раздвигаются. — Давай выпьем, Шур, а?

— Можно, только кружка не поднимается.

Я помогаю ему поднять и держу, пока она ему в рот выливается, потом удачно ставлю на стол, — сообща.

— Сань, — говорит он, — ну как твоя девушка?

— Нормально, — отвечаю я.

— А где она?

— Она по заказам ездит.

— А почему ее здесь нет?

— Потому что ездит.

— А, понятно.

Но я вижу, что ему уже ничего не понятно, да и мне, еще одна кружка, станет тоже совсем непонятно: кто моя девушка. Я пытаюсь рукой попасть в креветку и очистить ее. Креветка куда-то скачет, поймать ее невозможно, живыми их, что ли, варят?

— Шур, а Шур, ты креветку очистить можешь?

— Какую креветку?

— Живую, — отвечаю я.

— А где она?

— Перед тобой на тарелке.

— Не вижу.

— А, ну с тобой все ясно.

С третьего раза я выделяю одну сигарету из пачки от остальных, со второго щелкает зажигалка, Натальина.

— Шур, сигарету хочешь?

— Нет, я не смогу ее очистить.

— Шур, ты чё, это же сигарета.

— Она живая…

— Все ясно. Давай двигать домой.

— Дай мне твою сигарету.

— На. Подожди… — я не могу найти его рот, потом нахожу.

— Шурик, ты удержишь ее или подержать?

— Я попробую, — бормочет он.

Сигарету он удерживает, не сообща.

— Шур, — у меня в голове пьяно и все расползается. — Осталось три кружки пива или две, не знаю, не считается, давай допьем и пойдем.

— Завернет пускай.

— Чего завернет? — не понимаю я.

— Пиво пускай завернет, с собой возьмем.

— Девушка!

Эй, где наша девушка, девка!

Ее нет.

— Шур, ты ж знаешь, я тебе отказать не могу, ты мой друг… Деушка!

— Ну, чего раскричались, вот она я.

— Где ты? Дай потрогаю… не верю.

Она, оказывается, стоит рядом и смотрит на меня.

— Заверни, — говорю я, с трудом выдыхая.

— Че-го? — возвышает она.

— Меня, Шурика и пиво, то есть… не надо меня и Шурика, пиво.

— Вы чего, юноша, вам проспаться надо.

— Заверни пиво, и я пойду спать. Правильно, Шура?

— Правильно.

— Да не буду я заворачивать пиво.

— Почему это ты не будешь? Я тебе «чай» плачу, ты служить должна.

— Я не при капитализме и никому ничего не должна. Ишь, купец какой выискался.

— Шур, смотри, она, наверно, политэкономию проходила. Помнишь, чё это такое?

— Ты чё, девушка, — Шурик пьяно уставляется на нее, — думаешь, при социализме служить не надо?! Надо! — орет он.

— Шур, не ори, — говорю я, — у меня в ухе звенит. Так не завернешь пиво, плохая девушка? — спрашиваю я.