Циклоп - Генри Лайон Олди
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Измученный сомнениями, он и сам не понял, как кинулся в драку — там, в переулке. Ярость свалилась с неба, оглушила, ошпарила кипятком. Бывает ли такая ярость? Крылатая, клювастая. Пожар, мор, война — в каждом перышке. Я бы их убил, вздрогнул Натан. Ногами растоптал бы. Задержись ярость еще на миг — точно, убил бы. Или они меня. Я ж хуже волка был. Я что, Вульма защищал? — нет, я смех ихний слышать не мог. Мне эти хихоньки — нож острый. Вот и Эльзу, когда ловил, чуть не раздавил. Надо прощения попросить. И за ребра, и за мысли гадкие. Простит она меня, и пойду, Циклопу в ножки бухнусь…
Древко метлы торчало на прежнем месте. Радуясь, что Эльзе хватило ума сидеть тихо, парень вынул самодельный засов. Немного постоял, гоня страх. «Эй! — шепнул еле слышно. Заходить без спроса он стеснялся. Все-таки женщина. — Это я…» В спальне завозились. Натан взялся за ручку, соображая, что надо было еды захватить — и тут изнутри бросились на дверь: по-звериному, всем телом.
В глазах вспыхнули искры. Край дверной створки угадал Натану по лбу — хуже молота. Охнув, парень отступил назад, потерял равновесие — и кубарем загремел по лестнице, тщетно пытаясь ухватиться за перила. Жуки-светляки брызнули прочь. Натан кувыркался, больно бился о ступени плечом, боком, затылком. Хрустнул локоть, крыса-невидимка впилась в сустав остренькими зубками. Сломай шею, пискнула крыса. Сломай, балбес, прямо сейчас…
Мимо Натана вниз ринулся зверь.
Близость янтаря сводила Эльзу с ума, как близость мяса — умирающую от голода собаку. Она крепилась из последних сил. Боялась: схватят, раздавят в могучих объятиях. Но больше терпеть она не могла.
5.
— …на вас напали?! В городе прибавился десяток трупов?
— Нам ждать стражу? — обрадовался Симон. — Я сделаю еще соуса…
Вульм поймал деятельного старца за рукав:
— Не надо. Мы решили дело миром. Все живы-здоровы, стража прошла стороной.
И с раздражением добавил:
— Мой наниматель оказался излишне щепетильным…
Дверь с грохотом распахнулась, едва не слетев с петель. В кабинет ворвался кудлатый вихрь. Снеся замешкавшегося Циклопа с ног, вихрь метнулся к каминной полке. Мужчинам почудилось, что от футляра, обитого зеленым бархатом, к вихрю протянулась янтарная струна — пронзительно звеня стаей комарья. Кто-то подкрутил колки, струна сократилась единым рывком, и вихрь вобрал футляр в себя. Кривые когти вцепились в крышку, рванули, портя бархат. Защелка сломалась, хрустнув с тихой жалобой. Футляр открылся, пламя свечей блеснуло на металле оправы. Солнечным зайчиком мигнул янтарь. Незваный гость ухитрился поймать диадему в воздухе. Замер, с вожделением прикипев взглядом к драгоценности. Космы волос торчат из-под шапки, кошлатится ворот тулупа; груда тряпья — теплые поддевки, шали, меховая накидка… Грязные пальцы, в коросте, с траурной каймой под обломанными ногтями. Левая щека — багровое месиво. Из-под мясной рванины, едва схватившейся коркой, сочится сукровица.
И тяжкий, кислый запах тела — медвежья вонь берлоги.
Женщина, с изумлением догадался Циклоп. Светлая Иштар! Откуда в башне женщина? Он сидел на полу, протирая глаза. Око Митры, как обычно, скрывала кожаная повязка. Но чудилось: и оно моргает от удивления. Из опрокинутой бутыли, булькая, вытекали остатки вина. Благородный напиток тщетно пытался освежить воздух в кабинете. Штаны Циклопа промокли насквозь. Вульм шагнул к окну, на сухое, уйдя с линии, соединявшей гостью и Симона. Мало ли, что взбредет в башку ополоумевшему магу? Ладонь сегентаррца поглаживала рукоять кинжала. И Вульм, и Циклоп медлили, глядя, как старец встает навстречу безобразной уродке.
— Дитя мое, вы голодны? Знаете, что у нас на ужин?
Маг заговорщицки подмигнул женщине. Та в ответ оскалилась. При должном воображении оскал мог бы сойти за улыбку. Так смеются маски ригийских жрецов, когда жрецы склоняются над жертвой с вырванным сердцем. Женщина тряхнула головой, сбрасывая шапку; медленно, торжествуя, вознесла диадему над собой. Так коронуют монархов. Обруч лег на копну спутанных, слипшихся кудрей. Уродка потянула диадему ниже, колечками намотала волосы на металл, чтоб лучше держалось. Янтарное яйцо умерило блеск: желток, запекшийся на сковороде. Миг, и в глазах женщины возникло осмысленное выражение. Лицо ее исказила гримаса страдания и боли. Из горла вырвался стон, похожий на конский всхрап. Ручейки слез потекли по щекам, здоровой и изуродованной.
— Перец? — с сочувствием спросил маг. — Изжога от острого?
В дверях шмыгнули носом. Из-за косяка, воровато сутулясь, выглянул Натан. Вид у парня был — краше в гроб кладут. На лбу вспухла здоровенная шишка. Скула превратилась в могучий кровоподтек. Правую руку парень баюкал, как младенца. Казалось, Симонова каменная зараза перекинулась на изменника. Несмотря на все это, Натан был готов в любую минуту сорваться с места — и бежать что есть мочи, на край света.
Без тебя тут не обошлось, подумал Циклоп.
— Где я? Кха-к…
Женщина закашлялась; с трудом прочистила горло.
— Как я здесь оказалась?
— Это я у вас хочу спросить, — Циклоп поднялся с пола, растирая ушибленное плечо. — Кто вы такая? Что вы делаете в моей башне?!
— Я…
— Вы воровка? Вас подослали?!
— Я не воровка! Меня зовут Эльза. Эльза Фриних. Я…
Женщина осеклась. Взгляд ее метался затравленным зверем, не зная, кого выбрать в собеседники. Она сгорала со стыда, чуя собственный запах. Разверзнись земля, поглоти несчастную — Эльза Фриних, последняя сивилла Тер-Тесета, приняла бы смерть с радостью.
— Это госпожа Эльза! Сивилла! Я рассказывал…
— Танни?!
— Ага! Это я, госпожа Эльза…
— Позвольте представиться: Симон Остихарос, маг из Равии. Сударыня, вы оказали нам честь, присоединившись к сугубо мужской компании. Надеюсь, вы… Ты здесь, нерадивый отрок?! Кто позволил тебе покинуть кухню? Бросить на произвол судьбы наш ужин? Ты заслуживаешь казни…
— Я… н-ну, я…
И раньше не слишком бойкий на язык, Натан с перепугу начал заикаться. Загородил дверной проем, уперся в пол ногами-колодами, словно желая пустить корни.
— Ты еще здесь?!
Парень шагнул в кабинет. Так восходят на эшафот; так бросаются с обрыва. Даже старец умолк, воззрившись на изменника.
— Виноват, — хриплым басом произнес Натан. Лицо его побагровело, на лбу выступили капли пота. Оба глаза, и зрячий, и слепой, блестели слюдяными окошками. — Казните, чего там. Я ее привел. Прятал наверху, в спальне. Она умом трёхнутая была… Простите, госпожа Эльза. Теперь-то вы оклемались, хвала Митре!
— В спальне? — заорал Циклоп. — В спальне Красотки?!
— Ага…
— Сукин ты сын! И ты молчал?
— Я хотел сказать. Только боялся. Боялся,
