Бешенство небес - Лев Жаков

Более всего страдало его самолюбие. Экуни всегда был блестящимчеловеком – не кем-то, случайно заполучившим роль принца, а после – короля, но тем, кто соответствовал этой роли, был рожден для трона: с благородной холеной внешностью и быстрым холодным умом, с чувством стиля и вкусом, отлично владеющий рапирой, разбиравшийся в сложных политических взаимоотношениях, умевший повелевать людьми... И что теперь? Стоило обрушиться настоящим бедам, как вся эта тщательно лелеемая самоуверенность слетела с него, освободив место беспомощной растерянности.

Подошел Трэн Агори, на время плавания поручивший охрану дворца одному из своих помощников. С непроницаемым выражением лица взглянул на повелителя. И увидел темные круги под глазами, запавшие щеки, заострившийся нос. Даже тщательно подстриженная бородка Рона казалась потрепанной и жалкой. Агори был сильно недоволен происходящим, недоволен повелителем, недоволен собой и тем, что они плывут через воды Тхая – а ведь желтолицых имаджин не любил даже больше, чем белых...

– Проход сквозь Цепь не займет много времени, – произнес Рон. – Я уже бывал здесь. Осмотр – лишь формальность, а корабли королевского флота таможенники вообще могут и не проверить.

Они помолчали, разглядывая цепь круглых островов, все четче проступающих в облачной дали, постройки и причалы, возле которых виднелись скорлупки судов.

– Но откуда вы можете знать, что айклит тут проходил? – спросил наконец Трэн.

– Я этого не знаю. Когда встанем на якорь возле Цепи, не будем дожидаться таможенников. Прикажешь спустить лодку, поплывем на Командирский остров. – Экуни положил ладонь на висящий на ремне кошель. – Я заплачу им, и если недавно мимо проплывал айклит, таможенники расскажут. Если его не было – свернем на восток и пойдем вдоль тхайского берега.

– А если они сразу взяли на северо-восток? – проворчал Трэн. – От Беская через Коралловый океан, а не к Таитам?

– Мимо Арок? Там сейчас не пройти. Летом лоза расцветает...

– Но, может, принцессу похитили гаераки? – продолжал настаивать Трэн, понимая, впрочем, что говорит ерунду.

– Ты же видел их там, в дворцовом замке. По-твоему, это были львы? Нет. Да они и не выбираются так далеко на сушу. Я думал над этим, пока мы плыли, думал о том, кто похитил ее. Понять было нетрудно, есть лишь два кандидата.

– Чиорана Третий и брат принцессы?

Экуни кивнул.

– Да, повелитель Тхая или Марич.

– Подплываем, – сказал Трэн и пошел назад.

– Вели спустить лодку, – произнес король вслед.

Уги-Уги поднимался медленно. Пространство давило на плечи, будто прозрачный слой того желе, из которого состояли глубины Аквалона, однако монарх, хотя и с трудом, уже мог сопротивляться этому давлению, преодолевать его.

Был полдень, светило горело далеко впереди. Кавачи как раз пролетал перед диском, так что монарх отчетливо видел длинный темный силуэт, окруженный золотым ореолом лучей.

И светило, и спутник все еще оставались много выше, но теперь монарх мог сказать, что Кавачи находится междуними: он поднялся так высоко, что крыши домов напоминали квадратные заплатки размером с ноготь, а дворец Рона Суладарского – скопище башенок, окруженных нитью стены. Уги-Уги подавил желание спуститься, найти белого королька и задушить его. Зачем? Скоро белокожий и так умрет: первый небесный удармонарх решил направить на Да Морана и весь Суладарский архипелаг.

То, что открылось ему через сознания других пауногов, все еще жило в памяти. Это было не просто изображение, неподвижное или движущееся, но набор образов, состоящий как из картинок, так и из новых сведений, описаний, воспоминаний... Некая развертывающаяся во времени ментальная конструкция, позволившая Уги-Уги понять, что именно находится на Кавачи. Он смог выделить из всего увиденного новый образ и соответствующее ему слово, которого никогда не слышал раньше даже от учителя-канструктианца, обучавшего его в детстве всему тому, что знали белые люди: энтропия. Энтропийный. Энтропийная... Если бы у монарха спросили, что слово означает, он бы не сумел толком разъяснить, хотя смутно понимал значение.

И теперь он спешил, желая скорее достигнуть Кавачи, чтобы наказать всех тех, кто когда-либо был непочтителен к нему, всех, кто пытался его обидеть, оскорбить, кто покушался на его власть. Король Мира – Уги-Уги нравилось, как это звучит. Он жаждал побыстрее добиться того, чтобы все, кто остался внизу, стали величать его этим титулом. Пусть даже после того, как он использует энтропийное оружие, население Аквалона уменьшится на треть.

Щупальца покачивались в потоке ветра, питающие крылья развернулись по бокам, поглощая дневной свет, наполняя тело – а оно все еще росло, расползалось во все стороны, как тесто из таза, – теплом и силой. По сравнению с тем, каким он был, когда взлетел из провала, монарх увеличился уже раза в два и продолжал распухать. Оставив позади разоренный Атуй с догорающим дворцом, Уги-Уги миновал пролив, который разделял Монарший остров и Да Морана, пролетел над Туземным городом и Королевской горой. И все это время он поднимался, стремясь к своей цели, которая кружила вокруг светила, висящего над центром мира, над Беспричинным Пятном. Уги-Уги предстояло преодолеть огромное расстояние. Но остановить его было некому.

Принцессе заткнули рот кляпом, связали ее и посадили в бочку. Перед тем как закрыть крышку, Оли Вырежглаз, склонив к Гельте ухмыляющееся лицо, прошепелявил:

– Ты долшна замереть, понимаешь? Не ишдавать ни жвука, ни единого жвука. Тогда я не шделаю тебе нищего плохого, девощка. А ешли... – Он сжал костлявый кулак и постучал далеко выступающими треугольными костяшками по стенке бочки, на дне которой сжалась принцесса. – А ешли не пошлушаешься меня, Оли жделает тебе што-то ощень, ощень плохое. Ты ше понимаешь, понимаешь, да?

Трюм освещала единственная тусклая лампа, стоящая у ног Вырежглаза, и льющийся снизу свет едва озарял его лицо: от подбородка, щек, носа и бровей вверх тянулись густые тени. Это был он, убийца-акробат в темно-красном трико, это его силуэт склонился над бочонком – и принцесса закрыла глаза, чтобы не видеть его. Крышка со стуком опустилась.

Бочонок стоял между ящиками с копченой рыбой – запах проникал внутрь, от него першило в горле – и тюками с каким-то тряпьем. Почему ее вдруг посадили сюда, хотя до того разрешали даже прогуливаться по палубе, Гельта не понимала.

Она не знала, сколько времени провела в трюме, потому что вскоре потеряла сознание, а пришла в себя, когда Занар Песок нес ее на руках. Он плечом раскрыл дверь каюты и уложил Гельту на кровать. Лицо убийцы расплывалось перед глазами, но девушке показалось, что на нем жалость.