Свой человек на небесах - Евфимия Пащенко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Однако самая кипучая работа шла на том месте, где еще недавно стоял домик покойной бабушки господина Колосова — Пелагеи Егоровны. Там двумя бригадами гастарбайтеров из некоей восточной республики бывшего «союза нерушимого», в свое время распавшегося, как карточный домик, поистине стахановскими темпами возводился храм в честь старца Василия, размерами не уступающий Михайловскому кафедральному собору. И горожане, проходя мимо этой ударной стройки, вполголоса судачили:
— Ишь ты, и этот в религию ударился!
— А чего удивляться? Теперь это модно… Наворовали, награбили, а теперь замаливают!
— Какое там замаливают! Знаем! Богу молятся, да черту служат!
— А кому храм-то строят? Что-о!?
— А то, что им за деньги все возможно! Слыхал сказку, как поп за деньги козла в церкви отпел? То-то же…
Тем временем из Петербурга отцу Георгию позвонила Нина Сергеевна. И сообщила, что она собрала все необходимые сведения и через три дня возвращается в Михайловск.
Очередное заседание епархиальной комиссии по канонизации было назначено на день ее приезда.
* * *Чтобы не терять времени зря, Нину Сергеевну прямо из аэропорта на машине, предоставленной для этой цели господином Колосовым, доставили на подворье Ионинского монастыря. Подворье это размещалось в трехкомнатной квартире на первом этаже пятиэтажной «хрущевки» в самом центре Михайловска, рядом с местным мореходным училищем, продуктовым магазином «Сполохи» и неким заведением, вывеску над которым украшали слащаво улыбающиеся розовые купидоны с луками в пухлых ручонках и символы Марса и Венеры.
Нине Сергеевне прежде уже не раз приходилось бывать на заседаниях епархиальной комиссии по канонизации. И потому она знала в лицо всех членов этой комиссии. Однако на сей раз в кабинете отца Георгия, помимо него самого и наместника собора, отца Анатолия Дубова, находились трое совершенно незнакомых ей людей. Причем один из них по виду был типичным потомком Авраама. Но почему они здесь? Кто они? Ведь то, что Нина должна сейчас сказать отцу Георгию — не для посторонних ушей. Кто мог предполагать…
— Отец Георгий, я могу поговорить с вами наедине? — спросила она, косясь на троих незнакомцев (а ими были не кто иные, как Жох, Ефим Гольдберг и сам господин Колосов).
— Зачем? — удивился отец Георгий, вздернув брови. В самом деле, к чему такая конспирация? Здесь же все свои…
— Мне нужно кое-что обсудить с вами, — настаивала Нина.
— Вообще-то, у меня нет секретов от наших благодетелей и единоверцев, — ответствовал отец архимандрит.
— Батюшка, тут такое дело… — Нина Сергеевна пыталась подобрать нужные слова. В самом деле, нужно подготовить отца Георгия… — Даже не знаю, что сказать. Я ведь почти три недели собирала материалы в центральных архивах. А до того — в областном архиве…
— Если так, то у вас найдется, что нам сказать, — ободрил ее отец Георгий.
— Вы знаете, что у Василия Прахова были проблемы в отношениях с Православной Церковью?
— Проблемы? — переспросил отец Георгий. — Какие проблемы? Поподробнее, пожалуйста…
— В архиве Святейшего Синода мне удалось найти его дело, — объяснила Нина. — И, судя по материалам этого дела, Василий Прахов был сектантом.
— Вот как… — замялся архимандрит.
— И относился к так называемым хлыстам, — закончила Нина Сергеевна.
— Что?! — возмущенно спросил господин Колосов, почуявший, что за этим непонятным для него словом скрыт какой-то подвох. — Что это еще за хлысты?
— Была в старину такая секта, — объяснил отец Георгий. — Называли себя Божиими людьми и белыми голубями, а на самом деле устраивали всякие непотребства: общие моления с песнями и пляской, а после этого кое-что похуже[45].
— Батюшка… — Нина с тревогой покосилась на ухоженного незнакомца в дорогом костюме, которого отчего-то так возмутили ее слова. Хотя они были чистейшей правдой. — Но это еще не самое страшное.
— Что еще?.. — обреченно промолвил архимандрит.
— Из того же дела следует, что Василий Прахов был сослан на покаяние в Суздальский Спасо-Евфимиев монастырь не только за принадлежность к секте хлыстов, но еще и за блудное сожительство с несовершеннолетней девицей.
— Господи, помилуй! — охнул отец Георгий.
— Вот как!? — вскинулся Жох. В самом деле, лучшая защита — это нападение. Он заставит эту козу заткнуться! Иначе все их…все его труды пойдут прахом! — И как же ту девицу звали?
— Глафира, — ответила Нина.
— Так ведь это же жена старца Василия! — расхохотался Жох. — Это его законная жена!
— Они обвенчались позднее, — возразила Нина, окончательно входя в роль поборницы истины. Пусть этот наглый тип не пытается заткнуть ей рот! Для нее превыше всего — правда, и ничего, кроме правды! — Их брачный обыск, то есть, документ, где зафиксирован факт их венчания, датируется 1915 годом. А в то время, когда велось следствие, они не были обвенчаны. Так что по законам Российской империи Василий Прахов являлся не только сектантом, но еще и уголовным преступником. То есть был преступником вдвойне!
— Ну и что из того, что они некоторое время жили в невенчанном браке?! — пожал плечами Жох. — Ведь потом они все-таки обвенчались.
— Но это дела не меняет, — возразил архимандрит Георгий. — Опять же, что делать с его принадлежностью к хлыстовству?
— Ну, на некоторые факты вполне можно закрыть глаза… — ехидно произнес Жох.
— Вы хоть понимаете, на каком уровне решается вопрос о канонизации? — строго спросил отец Георгий.
— Кажется, понимаю… — с усмешкой ответствовал Жохов.
— Тогда езжайте в Москву и сами там договаривайтесь, — довершил начатую фразу отец Георгий.
В наступившем молчании раздался голос господина Колосова:
— Что необходимо, чтобы получить их согласие? Я все оплачу.
— Василий Петрович, в этой комиссии работают кристально ЧЕСТНЫЕ люди, — промолвил архимандрит Георгий. — УВЕРЕН, они не пойдут против Бога и совести.
— Отче! — взмолился отец Анатолий, наконец-то сообразивший, что происходит. — Но ведь можно же что-нибудь предпринять? Организовать хотя бы местное почитание старца…
— Я полагаю — вопрос исчерпан, — резюмировал архимандрит Георгий. После чего он поднялся с места, молча поклонился присутствующим и направился к выходу. А за ним — Нина Сергеевна.
* * *Вы спросите, что было дальше? А ничего. Ведь мир как стоял, так и стоит. Стоит и Богоспасаемый град Михайловск. Что до героев этой истории, то каждый из них получил свое. Другой вопрос — того ли они хотели? И рады ли этому?
Нина Сергеевна вместо славы писательницы и первого биографа старца Василия Прахова стяжала славу особы, с которой впредь лучше не иметь дел — себе дороже. И теперь ее больше не печатают в «Михайловском Епархиальном Вестнике». Нине Сергеевне остается лишь утешаться тем, что она пострадала за правду… вот только это слишком слабое утешение для любителей людской славы.
Отец Анатолий Дубов дал своим недоброжелателям новый повод к злорадным насмешкам. Потому что господин Колосов отказался от дальнейшего финансирования уже начатых работ по подключению собора к городской теплотрассе. И теперь незадачливому отцу Дуболому приходится лихорадочно искать нового благодетеля, который помог бы завершить эти работы, чтобы с первым снежком не загреметь из собора на отдаленный сельский приход. А зима уже близится…
Ефим Гольдберг скорбит, что остался без гешефта. В самом деле — написал книгу, а получил фигу! Правда, он таки успел скопировать житие старца Василия. И теперь, в очередной раз став из Павла — Савлом, господин Гольдберг разрывается между страстным желанием насолить михайловским церковникам, опубликовав эту «бомбу», и неодолимым страхом перед тем, какими могут оказаться для него последствия столь скандальной публикации. Ведь если за господина Колосова вступится его друг-губернатор…стоит ли второй раз наступать на те же самые грабли, рискуя на сей раз не уцелеть?
Жох подсчитывает понесенные убытки да раздумывает над тем, почему его планы и расчеты вновь пошли прахом. А ведь как удачно все шло поначалу. Так нет же — опять сорвалось! Экая досада! Впрочем, он еще возьмет свое. Он еще их всех обставит, не будь он Жохом!
Что до господина Колосова, то теперь он не хочет даже вспоминать о своем прадедушке Василии Прахове. В самом деле: ведь он так верил в то, что у него есть свой человек на небесах, так надеялся с его помощью еще больше возвыситься и прославиться. И что же? Прадедушка кинул его, как последнего лоха, ославив на весь Михайловск, на всю Михайловскую область. Да что там — даже за ее пределами. Ведь добрая слава лежит, зато худая — по свету бежит.
— Колос-то наш…ха-ха-ха! Нет бы жить как люди, а он в религию ударился, — злорадствует народ. — Связался с попами, а они-то его и развели!