Пути непроглядные - Анна Мистунина

Каллах осторожно спросил:

– Что ты решаешь?

Богиня скривилась – как Игре в те редкие моменты, когда готовилась уступить:

– Ты же знаешь, я ее потеряю.

– Ты позволишь ей идти своим путем. Это и есть любовь, Нех.

Боги молчали, даже Лафад смущенно притих. Рольван почти ничего не понял, но чувствовал себя лишним, словно эти двое говорили о чем-то своем, что не касалось больше никого. Остальной зал шумел по-прежнему, но эти звуки существовали как бы отдельно, не проникая их маленький круг. Рольван услышал голос Нехневен и решился наконец поднять глаза.

– Ты прав в том, что мы ей задолжали… все, хватит разговоров. Сделаем это.

Лафад захохотал и попытался ее поцеловать. Нехневен с оскорбленным видом отвесила ему пощечину, на которую бог осени и не подумал обижаться. Карлик возмущенно взвизгнул, Юкулькальви запустил в него полуобгрызенной костью. Девушки обидно засмеялись. Под шум начавшейся перебранки Каллах объяснил Рольвану:

– Правило гласит, что смертный, сумевший найти дорогу в обитель богов, волен уйти, куда пожелает, но путь он должен выбрать сам. Никто не подскажет ему, которая из дверей ведет обратно в его мир. Так мы поступили недавно с одним человеком из твоего мира.

– С Гвейром! Он жив?!

– Жив. Айсы излечили его от ледяной заразы, и он ушел в одну из дверей. Мы покажем ее тебе, хоть это и против Правил. Я даже, пожалуй, провожу тебя немного.

– Благодарю, – сказал Рольван. – Благодарю вас всех!

– Не торопись. Твои испытания на этом не окончены.

– Я понимаю. Скажи, что такое эта ледяная зараза?

– След прикосновения хладного духа. Излечить ее под силу только богам, и то не всем. Избранная мудро поступила, отправив его сюда.

– Но вы наказали ее за это!

– За непокорность, – негромко произнес Каллах. – Так было нужно. А тебе, если рассчитываешь получить помощь, советую не злить Нехневен.

Рольван услышал, как она презрительно фыркнула и встала.

– Время, – сказала она. – Дверь появилась.

Глава пятнадцатая, замерзшая

Это муж в рассвете сил, высокий ростом и прекрасный лицом; глаза его голубые, как небо, а волосы белокурые, заплетенные в косу. Он бог сражений, в любой битве ему нет равных. Его копье толщиной в руку взрослого мужа разит стремительней, чем падает на землю капля росы; ножны его меча из чистого золота, а на ногах серебряные шпоры. Он носит пурпурный плащ с вышитыми золотыми узорами и сапоги кроваво-красного цвета, доходящие до колен. И когда говорят о ком-нибудь «Красив, как бог», имеют в виду Каллаха. Его возлюбленная строптива и неверна, и много причинила ему страданий, но Каллах прощает ей все, потому что велика его любовь к ней.

Но он забыл предупреждение, и ел, и пил в дивном чертоге; наевшись же и напившись, увидел прекрасное ложе и заснул на нем. Ему снилось, что он очутился в аду, и демоны, ужасные видом, с огромными телами, покрытыми шерстью, со звериными мордами и острыми клыками, пожирали его тело. После ему приснилось, что он попал на небеса и беседовал с ангелами, чей вид был столь же прекрасен, сколь ужасен был вид демонов из первого сна, но мудрость ангелов еще превосходила их красоту.

Дверь, за которой Рольвану предстояло искать Гвейра, на вид не отличалась от всех остальных – намеченный размашистыми линиями контур, как будто просто украшение стены, заполненный выпуклыми фигурками людей и животных. Каллах ударил в середину двери раскрытой ладонью, и камень послушно растаял, открыв клубящийся белым туманом проем. Рольван поежился про себя, вспомнив свой первый путь по бесконечной лестнице. Вслух сказал:

– Благодарю вас от всей души, великие боги.

– Теперь ты взялся за лесть? – хмыкнула Нехневен.

Кроме них троих, рядом был только Лафад да еще пес-призрак, безмолвной полупрозрачной тенью сопровождавший Каллаха. Другие остались за столом, и Рольван чувствовал себя намного свободнее вдали от их надменных взглядов и ухмылок.

– Даже не думал, – возразил он. – Я искренне вам благодарен, и…

– Хочешь моего благословения в путь? – перебил его Лафад. – Ни одна дева не устоит перед тобой, а мужества твоего хватит на всех, сколько бы там их ни нашлось!

Он выразительно покачал бедрами, демонстрируя, о каком мужестве идет речь. Рольван не сдержал улыбки:

– Ты очень добр, но я иду туда не за этим.

– Тогда я потом благословлю твой обратный путь, – и Лафад игриво ткнул локтем Нехневен в бок.

Та одарила его волчьим взглядом:

– Пусть сначала сумеет вернуться!

– Благослови его сама, Великая, – парировал Лафад.

– Сделай это, Нех, – поддержал его Каллах.

Богиня поморщилась, но шагнула к Рольвану, так близко, что он ощутил ее присутствие всей кожей, всем своим враз помутившимся рассудком. Сходство ли с Игре тому виной или ее божественное свойство внушать страсть, на какое-то время он весь превратился в одну пылающую жажду. Он и сам не понял, каким чудом сумел остаться неподвижен, когда губы богини коснулись его губ легким поцелуем и голос слаще всякой музыки прошептал на ухо:

– Ты найдешь то, что ищешь.

Рольван почувствовал, как она надела ему на шею тонкий шнурок, на котором висело что-то тяжелое, отлитое из металла. Потом Нехневен отступила назад, а он остался приходить в себя, мокрый от пота, красный от смущения и от возбуждения, которое было очевидным для всех. Пальцы растерянно ощупали продолговатый амулет на груди. Лафад одобрительно ухмылялся. На лице Каллаха отразилась неожиданная боль, и это привело Рольвана в чувство.

– Я пойду, – сказал он, отворачиваясь к двери.

– Я провожу, – так же коротко сказал Каллах и первым шагнул в туман.

Призрачный пес отстал от него всего на шаг. Рольван поспешил следом, не оборачиваясь, чтобы не повстречаться взглядом с Нехневен.

Так же, как в первый раз, не было ничего, кроме тумана и ступеней, твердых и надежных поначалу и зыбко колеблющихся, стоило задержаться на них чуть дольше, чем необходимо. На какое-то время Рольван снова лишился памяти, но холод идущего рядом пса постепенно заставил его очнуться. Призрак спускался бок о бок с ним, иногда мимолетно касаясь бедра, и был холоднее, чем лед и безмолвнее, чем тишина. Чуть дальше не то ощущалось, не то просто угадывалось по-человечески теплое плечо Каллаха. Его присутствие в этом странном месте между миров успокаивало, словно Каллах и вправду был тем, кем казался – не древним языческим божеством, а усталым и немного печальным воином, с кем не страшно оказаться рядом против любого количества врагов.

Прошло довольно много времени, прежде чем Каллах нарушил тишину.

– Идти долго. Ты можешь спросить меня о чем пожелаешь, – сказал он. – У тебя, должно быть, много вопросов.

– Много, – признался Рольван.

Туман заглушал голоса, они звучали будто сквозь плотную ткань. Каллах сказал:

– Задавай.

– Почему ты мне помогаешь? Что значит – вы в долгу перед Игре? И почему Нехневен так на нее похожа?

Ему почудилось, что воин улыбается:

– Кажется, последнее волнует тебя больше всего остального? Мы, боги, свободны в выборе облика. Тысячелетия без всяких изменений – это было бы слишком тяжело. У большинства из нас есть любимое обличье, одно или несколько. Кое-кто вообще ни разу не изменялся, другие делают это постоянно. Принимать внешность одного из своих Избранных это давний обычай, мы делаем так с тех пор, как появилось человечество. Воин, чье лицо я ношу, истлел в земле почти четыре века назад, но он был мне дорог и я берегу этот облик в память о нем. Память – единственное богатство долгой жизни.

– Как же вы выглядите на самом деле?

– Что такое – на самом деле? Какой из обликов считать истинным – самый первый? Самый любимый? Тот, что дольше всех носишь? А если их сотни? Я не знаю ответа на этот вопрос, человек.

– Прости, – сказал Рольван, потому что показалось – он должен извиниться.

Каллах не ответил, и некоторое время они шли в тумане, где не было ни звука, кроме их негромких шагов и дыхания, ни скрипа ступеней, ничего, что позволило бы ощутить себя живым. Только холод призрака и молчание бога. Потом бог заговорил как ни в чем не бывало:

– Остальные два вопроса на самом деле один. Врата, которые чуть было не погубили твой мир, вели не в обитель богов. Они были открыты в место, где обитают враги, равные нам по силе – мы зовем их хладными духами. Не одна битва отгремела на заре времен, прежде чем установилось подобие равновесия, но оно шатко. Мы не могли закрыть те Врата извне, не развязав войну, которая охватила бы многие миры. Мы не могли закрыть их из твоего мира, потому что нам запрещено открыто действовать в мирах, где появляется Странник.