Война 2020. Первая космическая - Сергей Буркатовский

Он довольно ловко перескочил через рельсу на полотно дороги, нагнулся, чтобы поставить пузырь на асфальт. Кому надо, подберет.

— Э! Давай сюда. Нечего чужим пойлом разбрасываться. Зимой в омыватель залью. А то траванется бомжик какой — еще один грех на душу. — Слезные дорожки со щек исчезли, она даже подмазалась слегка. Ну и ладненько.

— И что вас заставило вернуться, сударыня? Неужто я прощен?

— А вот хрена. Просто — хватит уже истерик. А то веду себя, как полная дура.

— Совершенно верно, мадам. — Оба обернулись. Лениво помахивая жезлом, дорогу пересекал толстый гаец — как бы не давешний, с тридцатого числа. Гнаться за машиной он, понятное дело, не стал бы — но раз уж добыча сама вернулась, да еще и столь экстравагантно, — пуркуа бы и не па? — Капитан милиции Лопатный, третий батальон дорожно-постовой службы. Не соблаговолите ли проследовать на пикет?

Челюсти у обоих болтались где-то в районе асфальта. Контраст между красной от жары мордой, распирающими броник телесами и высоким слогом — «мадам», «соблаговолите» — внушал. Виктор так даже ответил на приветствие, хотя мент вояке, как известно, не товарищ. Козыряние при бутылке в левой руке смотрелось, пожалуй, не менее сюрреалистично, отдавало эдаким курсантским залетом.

Половину шоссе они прошли за капитаном, как утята за уткой. Идущие из города машины притормаживали, водители с любопытством глядели на короткую вереницу. Дойдя вперевалочку до разделительной, капитан на пару секунд остановился, пропуская длинный «мерс» с дребезжащим позади совершенно деревенского вида прицепом. Только копны сена не хватало — впрочем, какой-то растительного вида мусор между панелями и под брызговиком наличествовал. Затем, не особо глядя на надвигающийся радиатор древней ржавой «Волги», капитан сделал уверенный шаг вперед и чуть шевельнул палочкой. Огромная змея — тысячи тонн металла, бензина и сочащегося страхом и стыдом мяса — как на стену натолкнулась. Кто-то даже тормозами взвизгнул. «Лемминги» — то ли показалось, то ли гаец и правда буркнул. Можно подумать, что, если бы его и в самом деле поддели бампером, он преисполнился бы уважения к камикадзе.

Машин на пикете было три — помимо дэпээсного «Сайбера» на обочине примостился «уазик» с черными военными номерами и очередной невезунчик. Лысоватый встрепанный мужик чуть не подпрыгивал, ожидая вершителя своей судьбы и судьбы своего потрескивающего под тяжестью узлов и коробок росинанта. Увидев капитана, он дернулся, сделал полшага и снова замер в нерешительности. Тот лениво махнул рукой — жди, мол. Из «уазика» высунулась еще одна капитанская морда — только в камуфле и с выцветшей повязкой патруля где-то в районе локтя.

— Васильич, проверь тарщмайора, чтобы ему нескучно было. — И уже к Алле: — Ну, мадам. И как это понимать? Создание помех дорожному движению, езда задним ходом по магистрали…

Виктор отвлекся, передавая армейскому капитану документы. Тот, несмотря на видимый расслабон, профессионально-цепким взглядом сличил фото. Пролистал военник, внимательно — «Дата выдачи номеру документа… соответствует»… И «ксюха» под локтем в полной готовности. На последней записи капитан запнулся. Глянул сочувственно.

— Что, товарищ майор, — не пригодились?

— Есть такое дело, товарищ капитан. Даже на спарке взлететь не успел. Больно уж все быстро кончилось.

— Понятно. Расстроились? — Он вернул Виктору документы,

— Не сказал бы. Полетать, конечно, хотелось, но…

— Этверно. Ну его на его. Радиацией дышать. — Со стороны Москвы послышался уже привычный рокот, в сопровождении мигалок пронеслась группа из бэтээра и пары «газонов».

— По бандитов поехали, — пояснил капитан. — Еще, понимаешь, война не началась как следует — а уже успели расплодиться. За Сергиевым дачный поселок разнесли. Штук пять вот таких вот бедолаг, — капитан кивнул на невезунчика, — шлепнули. Ну и баб с детишками того-с. Запасались, понимаешь, барахлом и хавкой. А то и машины отбирали. На предмет бензина в основном. Теперь — отлавливай их. Так что вы, товарищ майор, осторожнее. Оружие-то есть?

— Нет. Сдал при обратном увольнении. Всего три дня потаскал. Да мы недалеко, до Королева.

— Ну, тогда удачи, товарищ майор. — Обратно в «УАЗ» капитан с повязкой не полез, устроился в дверном проеме. Ну да, кондей в «козле» вряд ли предусмотрен… Виктор спрятал документы в карман, обернулся — как там Алла?

Похоже, та со своим давешним взбрыком поторопилась. Сейчас растраченный на скандал у «гипер-маркета» запал ей ой как пригодился бы. А может, и потраченная на пойло пятихатка. Хотя вряд ли. Гаец примостил на капоте «Сайбера» планшетку и неспешно заполнял протокол. Невезунчик вернулся к своей машине, его жена что-то дула ему в уши, подпинывая пухлым локтем в бок. Видно было, что попилить муженька ей чисто в радость. Виктор ему даже посочувствовал. Нет уж, лучше уж Алкины взбрыки, чем такие вот постоянные запилы на нервах. Мужичонка, в полном соответствии с накачкой, раздувался на глазах. Сейчас, в свою очередь, пойдет качать — права.

— Всего-то?! — Алка умела подбирать и слова, и интонации. — Я-то уж думала, гуд бай, водительское… — Сейчас казалось, что, невзирая на присутствие любовника, она бросится на шею капитану и расцелует его в обе обширные щеки.

Гаишник сложил планшетку и открыл было рот для ответа — не успел. Мужичок, настропаленный супругой, выпятил колесом рудиментарную грудку, набрал в легкие бензиновой гари и пискнул:

— Товарищ милиционер! Объясните, пожалуйста, по какому праву вы нас здесь задерживаете? И почему вот эту гражданочку вы вне очереди оформляете?

Гаец склонил ухо к погону, словно прислушиваясь — что звездочки скажут, посмотрел эдак ласково. И заговорил тоже нежно и вкрадчиво, развлекаясь:

— Видите ли, Николай Борисович, девушка, насколько я вижу, торопится.

— Я тоже тороплюсь! У меня работа! Я уже девять дней должен быть…

— Вот и надо было торопиться девять дней назад. А теперь, Николай Борисович, торопиться поздновато. Да еще и нарушая. Не находите?

— Я начальник отдела…

— А вот я на вашем месте не был бы в этом так уверен. Потому что либо ваш отдел девять дней успешно обходился без вас — и тогда на фига такой начальник? Либо ваш отдел накрылся звиздой. В том числе и благодаря вам. В любом случае пара часов ничего не изменит.

— Пара часов?! — Мужичонка сорвался на визг. — Да как вы смеете…

— Я — смею, Николай Борисович. — Гаишник стал еще более вежливым, чем давеча — с «соблаговолите» и «мадам». — Пока вы, как тараканы, по щелям прятались — я, извините, каждую минуту бомбу на башку ждал. А «гражданочка», что характерно, аккурат тридцатого, пока вы по хуторам тикали, в Москву гнала. И вот тут я верю — по делам. У меня память на номера профессиональная, — пояснил он нормальным голосом опешившей Алле, а затем снова подпустил в голос не предвещавшей ничего хорошего патоки. — Знали бы вы, Николай Борисович, как мне по всей вашей драп-колонне длинной-длинной очередью засадить хотелось… Сдержался. И вы уж, пожалуйста, сдерживайтесь.

Алла засунула права и штрафную квитанцию в сумочку, мужичонка лихорадочно шарил по карманам — деньги, что ли, искал, дурак?! Алла с Виктором переглянулись и двинулись к машине, чтобы не присутствовать при неизбежном унизительном смешивании боевого лемминга с дорожной пылью. Не успели.

Распахнулась задняя дверь армейского «уазика», и оттуда с воплем «Се-е-ели!» вывалился «рядовой необученный» — а может, и обученный как раз, явно из резервистов, в мятой форме времен как бы не афганской еще войны, ровесник и «двух капитанов», и мужичонки — но с девственно чистыми погонами. В мгновенной тишине, пока вскинутый воплем армейский капитан нашаривал под локтем «ксюху», мент соображал, что к чему, рядовой набирал воздух для нового вопля, а лемминг просто стоял себе столбиком, из хрипящей армейской рации образца девяносто лохматого года донеслось — «… Анастасии Шибановой… Пьетро Тоцци… совершил посадку… на борт….» Затем, вторя новому воплю рядового, где-то за поворотом взлетела ракета, потом еще одна и еще. С обоих концов забитой машинами трассы неслись гудки. Поток преобразился — унылые рожи за лобовухами будто стерли огромным ластиком. Казалось, даже сквозь тонировку сверкали глаза, металл вибрировал от радостных, во всю глотку, криков, из-за окон с опущенными стеклами уже не хныкали, а радостно верещали детеныши. Какая-то деваха с конкретно пятым размером бюста высунулась из люка мамонтоподобного «крузака», вертя над головой ярко-красной майкой.

Это были уже не беженцы. Не зашуганное стадо. Пусть ненадолго, пусть всего-навсего до столкновения с грубой прозой послевоенной — именно так — жизни. Но сейчас, на эти пять минут, может быть, даже на целый вечер, — это был народ.