Камасутра от Шивы - Наталья Солнцева

Тощие садху, вымазанные ритуальным пеплом, опять затянули мандо. Белый потолок спальни превратился в звездное небо над ночным пляжем в Гоа…

Шестаков предлагал ей выпить зеленого чая с молоком, но вид этой теплой мутной жижи вызвал у нее тошноту. От пиалы разило навозом…

— За что ты убила меня? — спросил доктор.

— Ты лжец…

— Я поверил тебе!.. А ты заманила меня в ловушку!.. Я ждал помощи…

— Ты клялся мне в любви… а на самом деле тебе нужна была Глория и сокровище…

— Только сокровище! Диск царицы Савской, найденный в африканских развалинах. Я пришел сюда за ним, но ты помешала…

— К черту царицу Савскую!.. К черту диск!.. К черту любовь!..

— Вот как ты заговорила…

— Я ненавижу тебя, Гор!.. Ненавижу!.. Даже мертвого!.. Зачем ты здесь?

— Ты нарушила наш договор…

— Я сделала это сознательно. Я не собиралась плясать под твою дудку. Тебя погубила наивность, Гор. Ты поверил, что я проникла в дом Глории ради тебя! А зря… С тех пор, как я поняла, в чем твой интерес, я решила отомстить тебе. Ты нашел смерть от руки обманутой женщины!

— Неправда…

— Ты привык командовать, чтобы все было по-твоему. Разве ты не хотел убить Глорию, а потом и меня?

— Я действовал строго в рамках нашего с тобой договора. Ты не смогла выяснить, где спрятан золотой диск. Мне пришлось самому допытывать Глорию. Она отказывалась говорить, и я пугал ее, грозил расправой. Как иначе я мог заставить ее выдать тайну? Вместо того, чтобы помочь мне, ты предала меня… вонзила нож в спину!

— Ты успел повернуться, так что не в спину. Если хочешь знать, я довольна финалом нашего романа, Гор! Теперь мы квиты. Ты использовал меня, а я тебя прикончила. Ты пытался отразить удар, но Шива отвернулся от тебя. Как-никак я приняла образ его жены, богини Кали. Он поддержал меня! Он на моей стороне…

У Алины будто открылось второе дыхание. Она в самом деле вошла в образ богини, почувствовала себя сильной и неустрашимой.

Шестаков же стушевался, обмяк, потерял свой обычный лоск. Он едва держался на ногах и прижимал руку к тому месту между ребрами, куда вошел нож.

— Странно, — заметила вдруг она. — Ты выглядишь, как живой.

— Ты тоже…

Его слова смутили Алину. Неужели ее догадка верна и вся эта сцена не более, чем грезы угасшего ума? Кто из них мертв? Она или Шестаков?

— Здорово ты придумала со знаком на двери, — промямлил он. — Когда я увидел кукиш, сразу понял, что это подсказка. Что за дверью — Глория, которая откроет мне тайну. Ты все сделала правильно. Мы могли бы быть счастливы! Ты и я. Добыли бы диск, расшифровали формулу, научились бы оживлять материю…

— Хотя бы сейчас не лги!

— Тебя посадят, Аля. Надолго. Ты совершила убийство при свидетелях. Их целых двое. Тебя не оправдает ни земной суд, ни небесный.

— Я спасла жизнь хозяйке дома. Второй раз! Ужасная несправедливость. Но мне это зачтется.

— Ты будешь гореть в аду…

— Я уже давно горю! Пламя ненависти жжет мне душу день за днем, ночь за ночью. Ничего нового, Гор! Мой замысел сорвался, но не совсем. Я хотела убить и тебя, и Глорию. Вас обоих! Когда бы ты упал замертво, я проломила бы ей череп пестом, который ты принес с собой. А нож вложила бы в ее руку. Сам черт не разобрался бы, что там произошло. Жаль, что мне помешали…

— Тогда тебе пришлось бы избавляться и от слуги, который спал во флигеле.

— Я бы справилась!

— У тебя ничего не получилось, — ухмыльнулся он.

— Вмешался фатум… проклятие, которое тяготеет над нашей семьей. Но кое-что мне все-таки удалось. Ты покойник, Гор! Зря ты купил нашу дачу. Небось, тебя предупреждали, но ты не послушал. Ты же самый умный! А проклятие на самом деле существует. Ты тоже попал под раздачу.

— В какой-то мере…

— Ты умер с клеймом убийцы! На твоей совести — три жертвы. Четвертой могла быть Глория. Я предполагала, что ты оплошаешь, и была готова выполнить твою работу.

— Я никого не убивал! Я понятия не имею, как пест от моей ступки оказался в сарае! Я его туда не прятал. Клянусь тебе!

— Я не верю клятвам.

— Мертвые не лгут, Аля. Им это ни к чему.

— Верно, — ее губы растянулись в злобной улыбке. — Но зачем ты прихватил с собой орудие убийства, если не собирался им воспользоваться?

— Не мог же я оставить в собственном сарае улику против себя?

— Ага! Значит, ты признаешь, что пест — важная улика?!

— Я это допускаю. Кто-то решил меня подставить. Я был на нервах, на грани…

— …и не нашел ничего лучшего, как угрожать Глории железной толкушкой?

— Сам не понимаю, как дошел до такого. В меня словно злой дух вселился!

— Вселился, вселился… и гораздо раньше, чем ты думаешь.

— В каком смысле? — осторожно осведомился доктор. — Ты намекаешь…

— Твои игры с Шивой зашли слишком далеко. Ты свихнулся, Гор! Твой мозг насквозь пропитался гашишем. Ты не отвечаешь за свои поступки. Ты убиваешь, будучи не в себе. Ты…

— Я не наркоман! — перебил он.

— Теперь это не имеет значения. Отправляйся к своему Шиве, и пусть он отпускает тебе грехи…

Шестаков схватился за голову. Резкое движение причинило ему боль, и он застонал. Рана была еще свежа и ныла, несмотря на большую дозу болеутоляющего. Роль «живого трупа», которую ему навязали, раздражала его. Но он вынужден был согласиться ломать эту отвратительную комедию. Аля во многом права. Он и так под подозрением, а если вскроется его ночное приключение в Черном Логе, то следователь придет в восторг и повесит на него в лучшем случае убийство Тамары, а в худшем — еще два и неудачное покушение. Не дай бог, его признают маньяком!

— Должно быть, я болен…

— Неужели ты не помнишь, как убивал неугодных тебе женщин?

— Нет…

— Ты совсем плох, доктор, — рассмеялась Алина. — Надо было в первую очередь себя лечить. Тогда бы все сложилось по-другому.

— Как?

— По крайней мере, ты сейчас был бы жив…

Шестаков согнулся от боли и разочарования. Все рухнуло. Диска ему не видать, как собственных ушей. Более того, он полностью зависит от хозяйки коттеджа и ее друга-сыщика. Его запросто могут отправить за решетку!

Алина же испытывала некую неудовлетворенность. Она как будто промахнулась в чем-то, что-то упустила, не вполне утолила жажду реванша. Не досказала все, что хотела.

— Ты еще легко отделался, Гор. Мог бы загреметь на нары… или в лечебницу для психов. Знаешь, я, кажется, перестаралась. Не нужно было убивать тебя. Злость — дурной советчик. Ну, теперь уже поздно сожалеть. Что сделано, то сделано. А ловко я все подстроила?

— Что? — не понял он.

— Ты мечтал слепить из глины Голема и оживить его? Но это оказалось не просто. Зато мне удалось слепить из тебя убийцу! Оказывается, сотворить из человека злодея легче легкого. Жаль, что ты умер и не понесешь наказания за то, чего не совершал. Мне не стоило торопиться, но мое терпение было на исходе. Я не выдержала и дала слабину. Радуйся!

Доктор оторопел. Он смотрел на женщину, которая все больше смахивала на богиню Кали — не только цветом своей кожи, а испепеляющим огнем в глазах и циничными, жестокими речами. Голубая пудра обсыпалась, испачкав постельное белье. Ярость мертвенной бледностью заливала лицо пленницы.

— Ты плохой психолог! — ухмыльнулась она. — Не разглядел во мне Черную Смерть! Ведь имя Кали — в переводе с санскрита «черная». Будь в тебе хоть капля от Шивы, я стала бы тебе достойной супругой. Но ты — хвастун, пустозвон и ничтожество! Я все сделала за тебя, всю грязную работу!

— Ты… так это ты… убила Тамару?

— Ха-ха-ха-ха! Ха-ха-ха!

— Тебе смешно?

— Знаешь, какой-то дьявольский смех раздавался за моей спиной, когда я удалялась от ее трупа… Само небо хохотало! Мне было весело! Я оделась так же, как ты, а волосы и лицо спрятала под бейсболкой. Широкие плечи, плоская грудь и сухие бедра, которые я считала своими недостатками, наконец, сослужили мне добрую службу. Пест от ступки я прихватила в сарае для дров…

— В Прокудинке?

— Где же еще! Он попался мне на глаза, когда я ночевала там.

— Вероятно, я растирал в сарае ингредиенты для зелья, которым окроплял навозную кучу с гомункулами. Зелье жутко вонючее. Если делать это в доме, то нипочем не выветрится. Вот, значит, куда мой пест подевался… А я-то искал его! Ступка есть, а толкушку будто корова языком слизала.

— Сама не пойму, как мне пришло в голову взять этот пест. Он будто попросился: «Бери меня! Я тебе пригожусь!» Удобная штука. Идеально подходит для убийства. Идешь, несешь себе пакет, в нужный момент достаешь оттуда железную палку и — бах! Череп раскроен! Суешь орудие обратно в пакет и уносишь ноги. После Тамары я поняла, что убью всех твоих баб!

Шестаков не верил своим ушам. Вся эта сцена в чужой спальне казалась ему ирреальной, как и те события, которые он переживал в наркотическом трансе. Может, он в очередной раз накурился чараса и грезит?