Наполеон, или Миф о «спасителе» - Жан Тюлар

Подписав в Тильзите договор с Россией, Наполеон задался целью полностью блокировать континент. «Этот грандиозный и потрясающий эффект — результат альянса двух ведущих мировых держав, — читаем в одном из документов 1807 года. — По их призыву целый континент восстает и сплачивается против общего врага. Война с островитянами, в которой участвует такое множество государств, призвана уничтожить их торговлю, парализовать промышленность, опустошить моря — самые плодоносные их владения. Это — блистательный замысел, столь же обширный, сколь и трудноосуществимый. И вот он осуществлен». В самом деле, за период с июля по ноябрь 1807 года континент оказался почти полностью закрытым для английских товаров. По договору, подписанному 31 октября 1807 года в Фонтенбло, Дания стала союзницей Франции. В результате дорога на Теннинген закрылась для англичан. Проигравшим войну Австрии и Пруссии также пришлось присоединиться к блокаде, однако наибольший ущерб британская торговля понесла после Тильзита, лишившись российского рынка. Последствия этой утраты сказались не сразу, из-за запоздалого закрытия русских портов, однако со временем Англия рисковала остаться без столь необходимого ее флоту сырья: конопли, льна и древесины. Голландия, находящаяся с 1806 года в ведении Людовика Бонапарта, хотя и с оговорками, примкнула к континентальной блокаде. Новоиспеченный монарх понимал, что эта призванная сокрушить Англию махина раздавит сначала Голландию. Поэтому он, по мере сил, старался смягчить ее тяжелую поступь. Одернутый братом, он вынужден был издать декрет (15 декабря 1806 года), объявлявший введение блокады в своем королевстве, но не перекрыл каналы контрабанды, служившие своего рода предохранительным клапаном для голландской экономики. Однако после того, как Наполеон пригрозил направить в его королевство мобильные войсковые соединения, Людовик 28 августа 1807 года решился обнародовать более жесткий декрет, за которым последовал арест около сорока британских торговых судов, пришвартованных в голландских портах. К концу 1807 года Голландия стала почти недоступной для Великобритании. Наведя порядок на северном побережье, Наполеон занялся югом. Жесткие санкции в отношении Англии были приняты Италией. 29 августа 1807 года генерал Миолис отдал приказ об аресте английских товаров, складировавшихся в Ливорно. Оккупации подверглась Пиза. Воинские гарнизоны разместились в государствах понтификата, в Анконе, Пезаро и Чивитавеккье. 19 февраля 1807 года строгий декрет ввел режим блокады в Испании. Были прерваны коммуникации с Гибралтаром. В конце 1807 года, после долгих препирательств, Португалии также пришлось присоединиться к антибританской коалиции. 6 ноября, спасовав перед ультиматумом Франции, португальские министры согласились наложить эмбарго на английские корабли. 8 ноября они отдали приказ об аресте британских подданных и о секвестре принадлежащего им имущества. Однако этому запоздалому решению не дано было предотвратить вторжение французских войск: 21 ноября Жюно пересек португальскую границу. Это событие обернулось тяжелыми последствиями для британской торговли. По сравнению с 1806 годом экспорт английских товаров в Лиссабон сократился в 1807 году на 40 процентов.

К концу 1807 года к блокаде, за исключением Швеции, сохранившей верность договору с Англией, присоединились уже все европейские страны. Лондон скоро почувствовал последствия этого торгового кордона. Особенно трудными для британской экономики оказались первые шесть месяцев 1808 года. В первом квартале доходы от экспорта упали с 9000 до 7244 фунтов стерлингов. Во втором было отмечено дальнейшее снижение: с 10 754 фунтов за тот же период 1807 года до 7688. Трудности усугублялись в результате прекращения товарообмена с Соединенными Штатами, поставлявшими англичанам пшеницу и хлопок. Застой на рынке колониальных товаров сопровождался беспрецедентным падением экспорта британской мануфактуры. Промышленники Манчестера не могли реализовать скопившиеся у них запасы хлопка. Не менее напряженная обстановка сложилась в Ланкашире и Шотландии. Серьезный кризис поразил суконную промышленность. И это при том, что разрыв торговых отношений с балтийскими странами привел к повышению цен на лен. В мае и июне 1808 года в ответ на рост дороговизны прокатилась волна народных возмущений в Ланкашире. В августе 1808 года наметились симптомы девальвации фунта. Все это давало Наполеону основание рассчитывать на победу, которую он пророчил в 1807 году в своем выступлении перед Законодательным корпусом: «Англия, наказанная за методы, которые составляли самую суть ее подлой политики, вынуждена сегодня наблюдать за тем, как от ее товаров отказывается вся Европа, а ее корабли, загруженные никому не нужными дарами, скитаются по бескрайним морям, где, как им казалось, они еще совсем недавно царили, и тщетно отыскивают от Зунда до Геллеспонта хотя бы один готовый приютить их порт».

Часть третья. РАВНОВЕСИЕ

Наполеон достиг вершины своего могущества не в 1811 году, когда родился римский король, а в 1807-м — после Тилъзита. К этому времени все страны континента превратились кто — в союзников, а кто — в вассалов Франции. Над Англией, оказавшейся в полной изоляции, лишившейся традиционных рынков сбыта, нависла угроза катастрофы. Естественные границы Франции по Рейну, Альпам и Пиренеям были надежно защищены. Давняя мечта монархов и Комитета общественного спасения стала реальностью. Экономическую депрессию 1806 года, как в свое время 1801-го, в конце концов удалось преодолеть, что свидетельствовало о способности власти контролировать механизмы, регулировавшие тогдашнюю экономику. Свыкшись с двухсотлетним господством абсолютизма, никто, похоже, не страдал от ограничения свобод, разве что буржуазия. Впрочем, «беспорядки» пугали ее куда больше. Партийная борьба окончательно сошла на нет, если не считать отдельных, лишенных политической окраски актов разбоя. Складывается новое социальное равновесие, от которого выигрывают главным образом нотабли. Но и народ доверяет тому, кто по-прежнему остается гарантом революционных завоеваний, находящих свое выражение в продолжающейся распродаже национального имущества, дележе общинных земель и равенстве перед законом. Словом, повышение заработной платы и частичное сокращение безработицы, по крайней мере в Париже, оставят у рабочих, особенно в преддверии грядущих невзгод, несколько преувеличенное чувство гордости неким «золотым веком», чувство, которое не изгладят из их памяти ни растущий гнет рекрутских наборов, ни ужасы оккупации 1814–1815 годов. Никогда прежде, похоже, Франция не выглядела такой могущественной, сплоченной, внушающей уважение. Краткий миг, предшествовавший появлению первых трещин, — благодатный, уникальный период для историка наполеоновской Франции, период, о котором на протяжении всего XIX века страна сохранит ностальгические воспоминания.