Мы воевали на Ли-2 - Николай Горностаев

— На боевом! — кричит штурман.

И вдруг ночь словно раскололась! Свет яркий, режущий, невиданной мощи, затопил весь передний край врага. Мы не сразу поняли, что это одновременно включились десятки зенитных прожекторов, чтобы слепить противника. А вслед за валом света на позиции фашистов накатил вал огня. Ударили «катюши», пушки, минометы, сотни бомбардировщиков обрушили вниз тысячи бомб… В ночном небе было тесно, а внизу бушевал огненный смерч, В раскрытую грузовую дверь я столкнул ящики с малокалиберными бомбами.

Возмездие… Вот оно и пришло сюда, на землю Германии, под стены Берлина. Ничто теперь уже не сможет спасти фашизм. Это я сейчас понял с особой остротой.

Едва вернулись на аэродром, как пришло новое распоряжение — подготовить к вылету все исправные самолеты, личному составу полка быть неотлучно на летном поле. В сумерках — старт. Двадцать восемь Ли-2 взяли курс на Монхенберг. Бомбим живую силу и технику фашистов, облегчая нашим наземным войскам дорогу в логово Гитлера.

Четыре дня слились в один нескончаемый ряд взлетов, посадок, бомбежек, работы на разных машинах, где нужны были опытные и знающие руки.

20 апреля на заре грозовые тучи затянули небо. Я с удивленном вспомнил, что и природе существует не только грохот битвы и рев моторов, но и гром, дождь, запах сырой земли, Весь день с небольшими перерывами густые плети воды хлестали по крышам, стеклам, фюзеляжам, сбивали последние жухлые лепестки с отцветших яблонь. А вечером тяжело груженные Ли-2 медленно и долго разбегались, отрывались от раскисшей земли и уходили к цели — Берлину. Вместе с ветеранами полка их вели и летчики из недавнего пополнения: Петр Барыков, Константин Кузнецов, Анатолий Кирпичев, Дмитрий Матвеев, Имасутдин Зайнутдинов, Владимир Клычников, Владимир Ялин.

— Несправедливо это, — задумчиво сказал Кузьма Родин, глядя, как улетает полк к столице Германии. — Великая честь войну завершать, а выпала она пацанам. На Берлин должны были бы лететь те, кого мы под Сталинградом оставили, под Курском… А этим — не успели в полк прийти, летать научиться — Берлин подали.

— Не прав ты, Кузьма, — осадил друга Василий Милюков. — Тех, кто головы сложил, не вернешь. А мальчишки? Ну как собьют кого на самом пороге мира…

Предельно изношенные машины, перешагнувшие все мыслимые гарантийные ресурсы, должны были снова и снова лететь в бой. Рисковали мы, техники, выпуская их в полет, рисковали экипажи. На самолете капитана М. К. Аджбы над линией фронта началась сильная тряска двигателя. Пришлось сбрасывать бомбы на передний край фашистов в Янефельде и на одном моторе тянуть домой.

Над озером вышел из строя двигатель на Ли-2 капитана П. И. Фурцева. Выключили его, но при повышенном режиме работы перегрелся второй, начала падать его мощность. Вынужденная посадка. Ее же пришлось совершать лейтенанту Виктору Куприянову, младшему лейтенанту Константину Гудику.

Меняем двигатели, поршневые кольца, цилиндры, маслорадиаторы, вновь и вновь возвращаем машины в строй. Быстрее бы конец! Уже идут уличные бои в Берлине, уже мы бомбим его районы, совершаем налеты на порт Свинемюнде, откуда гитлеровцы пытаются эвакуироваться из Германии, и ясно, что нет смысла в том, что льется кровь и гибнут люди, — война фашизмом проиграна вчистую. Но такова его природа — даже погибая, нести смерть.

Прожито 1 Мая. Этот день стал для нас праздником вдвойне. За образцовое выполнение боевых заданий на фронтах борьбы с немецко-фашистскими захватчиками и проявленные при этом доблесть и мужество летчики, штурманы, радисты, борттехники, стрелки, авиатехники полка были награждены государственными наградами. На моей гимнастерке сверкает новый орден Отечественной войны. Но радоваться ему некогда.

В ночь на 2 мая полк во главе с экипажем-лидером Героя Советского Союза Н. И. Рыбина, штурманом Н. Ф. Абрамовым, радистом Н. Е. Полянцевым, стрелком М. Н. Стародубовым и бортовым техником Л. И. Орловым наносит третий массированный удар по Свинемюнде, где в порту загружаются суда, на которых надеются спасти свои шкуры, уйти от справедливого возмездия тысячи тех, кто прошел по нашей земле огнем и мечом. Черта с два вы уйдете! Отбомбились настолько удачно, что на следующий день об этом сообщило Совинформбюро.

Пал Берлин. Мы узнали об этом на аэродроме, готовя машины к вылету на бомбежку портов Либава и Виндава. Войне — конец. Это понимают все. Напряжение достигает высших пределов. Умирать не хочется. Под Сталинградом, на Курской дуге, под Ленинградом смерть считалась обыденным явлением. Все были равны перед ней. И все были к ней готовы. Теперь же, когда до победы остались считанные дни, смерть вновь обретает свой чудовищный, противоестественный смысл. Она — враг жизни. А жить очень хочется, ведь мы совсем еще молодые. И умереть на пороге будущего, ради которого пришлось перенести столько страданий, пролить столько крови?! Нет!

6, 7, 8 мая… Полк в полной боевой готовности. Экипажи, инженеры, техники неотлучно находятся у самолетов. Один за другим приходят приказы на вылет, а когда наступает назначенное время, отменяются. Почти не спим. Жизнь внешне идет своим обычным чередом, но что-то неуловимо изменилось в каждом из нас. Все ждут победы. Это ожидание изматывает. Ведь еще идут бои, где-то гибнут такие же ребята, как мы. Может быть, судьба отвернется и от кого-то из нас. От кого?

Время ползет медленно и тягуче.

Вечером 8 мая тихие, теплые сумерки заволокли аэродром. Над озером у леса сгущался туман. На траву легла роса. За самолетными стоянками щелкнул, запел соловей. Со свистом разрезая крыльями воздух, пронеслась стая диких уток.

Я сидел под сосной, слушая звуки жизни, смотрел на багровый закат. Думать ни о чем не хотелось.

— А я тебя ищу, — сказал, подходя, старший техник Кирилл Кольга. — Приказ слышал?

— Летим?

— Нет. Приказано закрыть самолеты, выставить охрану, всем свободным техникам и мотористам отдыхать.

— Лучше бы лететь. Изматывает это безделье.

— Изматывает… Пойдем на ужин.

Уснул перед рассветом, но встал, как всегда, очень рано. Быстро умылся ключевой водой, оделся и пошел на аэродром, к самолетам. Солнце золотило вершины сосен. И вдруг я услышал стрельбу. «Немцы! — обожгла мысль. — Из недобитых, что бродят по лесам».

Я бросился вперед, на бегу вытащил пистолет. И замер, увидев аэродром. Грохот стоял над ним. Трассирующие пулеметные нити расшивали голубое небо, в вышине рассыпались ракеты, сухие пистолетные выстрелы тонули в рокоте автоматных очередей. Стреляли радисты, мотористы палили из всех видов самолетного и личного оружия, обнимались, швыряли вверх пилотки, шлемофоны…