Мы воевали на Ли-2 - Николай Горностаев

Поймал себя на том, что думаю о самолетах, как о живых существах, способных чувствовать боль от осколков, страх из-за рвущихся рядом снарядов, радость от возвращения на родной аэродром. Конечно, металл не способен чувствовать. И все же мы, авиатехники, прошедшие почти всю войну, не поверим в это никогда. Слишком много собственных сил, заботы, тревоги вложили мы в эти машины, чтобы считать их просто металлом, умеющим летать.

Сквозь мерный шум дождя я услышал шаги. В палатку ввалился старший лейтенант Алексей Березюк, командир Ли-2. Он сбросил плащ-палатку, отряхнул ее, аккуратно повесил на гвоздь, вбитый в столб. Весело оглядел нас.

— Что пригорюнились, начальники тяги? Не обедали, что ли?

— Не обедали, — подтвердил Милюков.

— Дождя испугались, — определил Березюк.

Мы засмеялись. Дождем нас не испугаешь. Когда машину готовишь к вылету, погоду вроде бы и не замечаешь. Дождь, снег, град, мороз или жара интересуют тебя постольку, поскольку мешают работе. И не больше. Березюк перешел к серьезным делам:

— Моя машина готова?

Прошлой ночью, отбомбившись над Мемслем, он вернулся на аэродром, чтобы загрузить бомбы и лететь на Тильзит. Их не подвезли. Пришлось ждать. Полк давно находился над целью, а Березюк нервно ходил вокруг своего Ли-2. Наконец бомбы подвесили. Лететь или не лететь? Ведь все сроки вышли. Решили лететь. Цель нашли быстро. Полк сработал отлично, станция горела. Одинокий Ли-2 лег на боевой курс. Сбросили бомбы. Вспыхнули прожекторы, ослепив экипаж, ударили зенитки из всех стволов. Березюк отчаянно кидал машину из виража в вираж, из пике — в набор высоты. Прожекторы цепко держали цель. И вдруг разрывы снарядов, словно по волшебству, стихли. Ослепленный стрелок не сразу заметил ночной вражеский истребитель. Тот ударил очередью почти в упор.

Когда мы на стоянке осмотрели Ли-2, вывод напрашивался один: машина должна была упасть. Из этого полета экипажи извлекли урок — нельзя подходить к цели растянутой цепочкой.

— Готова наша машина, — борттехник Саша Захаров пробрался к своему командиру.

Вернувшись из полета, он вместе с наземными специалистами работал у самолета весь день. Когда ремонт закончили, он пришел в палатку и, сидя за столом, заснул. Разбудил его голос командира.

— Отлично, — улыбнулся Березюк. — От экипажа — всем спасибо. Начнем готовиться к работе в отрыве от базы. А ты, Саша, иди поспи. Это приказ.

С самого начала боевых действий полка Захаров летал в экипаже Н. И. Рыбина. Побывал до войны в разных переделках, под Актюбинском попал в аварию, память о которой — шрам у левого виска — осталась на всю жизнь. В полеты он рвался всем своим существом, видно, так уж на роду у него было написано, Родился-то Саша в деревне Красный Сокол Пижанского района Кировской области. Худощавый, русоволосый, он выглядел значительно старше своих тридцати лет. А может, война состарила. К Березюку его перевели совсем недавно.

Захаров ушел в Светляны. Техников и мотористов разместили в домах этой деревни. Но заглядывали мы туда редко, когда из-за нелетной погоды отменялись полеты. Ведь работа находилась всегда, и мы почти не уходили с аэродрома.

Дождь затих. Прошумел в вершинах деревьев ветер, срывая капли воды, повисшие на листьях и хвое. Запах сырой земли стал резким и сильным. Милюков и Мельников взялись за лопаты.

— Пойдем с нами, товарищ старший лейтенант, — подмигнул мне Василий. — Хоромы строить.

— Сейчас приду, — сказал я. — Портянки перемотаю и приду.

Хоромами Милюков окрестил ямы, которые наземный состав рыл для устройства в них землянок. Близились морозы, пришлось снова взяться за лопаты. То здесь, то там, у небольшого болотистого озерка и на пригорке, лежали груды свежевынутой земли. Она-то и сминала все другие запахи. Я поплевал на ладони и вонзил лезвие в глину.

…Сентябрь, октябрь, ноябрь пронеслись так быстро, будто мы пролетели над ними на бреющем полете. Продолжаем выполнять боевую работу, поддерживая наступление 3-го Белорусского фронта. Все чаще в наших разговорах мелькают непривычные русскому слуху названия: Либава, Кенигсберг, Виндава, Гольдап, Даркемен. Корректировку и контроль работы экипажей над этими пунктами ведут командир полка Б. П. Осипчук и его заместитель Н. В. Савонов, летающие со старшим штурманом В. П. Ореховым. Задания становятся все сложнее. Враг, чуя приближение конца, огрызается ожесточенно.

Чтобы снизить точность обнаружения наших самолетов радиолокационными станциями фашистов, загружаем в машины мелко нарезанную фольгу. Разбрасывая ее в воздухе, снижаем эффективность работы РЛС. И все же потерь избежать не удается.

В конце октября два экипажа И. П. Михейкина и А. Н. Березюка вылетели на аэродром подскока в район Каунаса для выполнения заданий командования фронта. Вернулся только Ли-2 Михейкина. Судьба А. Н. Березюка и его товарищей неизвестна.

В декабре, после бомбардировки порта Либава, три наших самолета атаковали фашистские истребители. В экипаже старшего лейтенанта А. Ф. Иванова были убиты штурман Григорий Иванович Голуб, стрелок-радист Артем Алексеевич Борвинский. Остальным членам экипажа удалось выпрыгнуть из горящей машины с парашютами.

Судьбу этого Ли-2 едва не пришлось разделить и экипажу Виктора Куприянова, в котором вместо заболевшего борттехника С. В. Наумова летел я. Мы должны были дважды — за 20 минут до подхода бомбардировщиков к цели и через 20 минут после окончания бомбежки порта — разбросать в небе фольгу. Огненной рекой проплыла в ночи под нами линия фронта. Метнулись прожекторы, эрликоны прошили тьму светящимися очередями — мы зашли в тыл врага. Когда задание экипажи полка выполнили, сбросив 164 бомбы общим весом 24 тонны, и порт запылал, легли на обратный курс.

Вот тут зенитчики и ночные истребители принялись за свою работу. Возвращаться пришлось, пробиваясь сквозь сплошную пелену разрывов, уходя от истребителей, выскальзывая из цепких лучей прожекторов. Ушли, но мне еще долго снился тот вылет.

…Зима тоже пришла рано. Третья военная зима. Готовились мы к ней основательно. Проверили узлы и механизмы, обновили смазку на всех шарнирах управления самолетами, установили жалюзи на двигателях для регулировки температуры головок цилиндров, сделали ревизию зимним чехлам силовых установок… Обычные хлопоты. Но каждый невольно задавал себе вопрос: неужели, если переживем эту, будет еще одна военная зима? От войны устали и люди и машины. Столько потерь, крови, смертельного риска выпало на нашу долю, что мы уже свыклись с ними. Свыкнуться можно, привыкнуть нельзя…

Хочется тепла. Обычного, простого домашнего уюта. Неужели он существует на свете? А ночью можно спать? Всю ночь? И не надо гнать тревогу, что где-то твой экипаж горит в машине?..