Служу Советскому Союзу 3 - Василий Высоцкий

Дамиров повернулся к Воронову:

— А ты чего сидишь тут монашкой? На чужом горбу в рай хочешь въехать? Чего затихарился, как крыса под печкой?

— Раф, я чего? Я ничего… — промямлил Андрей.

— Вот именно, что ничего. На, держи ствол! — Дамиров с усилием сунул оружие в слабые руки Воронова. — Держи! Я поссать схожу, а то приперло что-то. Если кто только вздумает встать, сразу же вали! Все меня слышали? Только дернитесь, суки, сразу же пулю схлопочите!

После этого он двинулся в хвост самолета, где находился туалет. По дороге он заглядывал в иллюминаторы, где струился молочно-белый туман. И в самом деле почти ничего не было видно. Сквозь прорехи в тумане виднелись проблески далеких фонарей, но они казались такими далекими, такими недоступными…

Как в такую погоду садятся летчики? Опасное приземление. Да тут ещё и нервы на пределе, а в затылок дышит потенциальный убийца, который уже стрелял в живого человека и не раздумывая нажмет на спусковой крючок снова.

Дамиров вернулся, застегивая ширинку на ходу. Он чуть ли не вырвал оружие из рук Воронова и гаденько ухмыльнулся. Ну да, сейчас своим действием он подписал в группу захватчиков ещё одного преступника. До этого момента Воронов был обычным пассажиром, а как только взял в руки ствол и направил его на пассажиров…

С этого момента он стал преступником, сродни остальным. Его тоже измазали общей кровью.

Вскоре туман остался чуть выше, а из него неожиданно вырвалась взлетная полоса. Самолет задрожал, приземляясь, а потом чуть подпрыгнул, когда колеса коснулись бетонного покрытия. Постепенно теряя скорость, самолет останавливался.

— Оставь его на взлетной полосе! — скомандовал Дамиров. — Я должен видеть, что к нам никто не подбирается!

— Но… — начал было командир экипажа.

— Никаких «Но»! Передай! Передай, что на борту двадцать шесть пассажиров! Мы объявляем их заложниками. Передай, что если через двадцать минут не будет денег, то мы начнем расстреливать заложников, а потом взорвем самолет!

В конце салона всхлипнула женщина. Дамиров тут же метнул туда взгляд:

— Заткнись, дура! За ваши шкуры нам дадут всё, что полагается! Не ссы!

Командир экипажа передал требование Дамирова. Потянулось томительное время ожидания ответа.

Глава 31

Переговоры…

Начались переговоры. Дамиров и компания требовали деньги, полный бак и безопасность. КГБ и МВД требовали освобождения заложников, добровольную сдачу и сложение оружия. Вот эти два потока требований пересеклись между собой и начали обтекать друг друга.

Я знал, что Андропов и Щёлоков не могли договориться между собой. Знал, что они тянули время, чтобы подготовиться, но… Одно дело знать, а другое дело наблюдать за бешеными ребятами, которые нервничают, то и дело бросаются к иллюминаторами, чтобы рассмотреть что-нибудь в мутных стеклах.

И каково же в это время остальным пассажирам? Тем самым, что безвольными куклами вынуждены сидеть и ждать своей участи. Ждать и надеяться на то, что уже вкусившие крови террористы отпустят всех на свободу. Ещё Диоген говорил, что "Надежда — последнее, что умирает в человеке". Надежда на хороший исход.

Да, я знал, что в моём мире ранили двоих, но… Ранили сами террористы. А потом ещё одного подбили, когда уже после освобождения у одного из пассажиров сдали нервы и он побежал. Хорошо ещё снайпер решил не добивать бегущего…

Но это в моём мире, а тут…

Что будет тут, покажет только время. И этого времени оставалось всё меньше и меньше. И пока мы тут сидели, по радио уговаривали подождать. Говорили, что такую сумму трудно собрать сразу, что нужно ещё время, что нужно ещё немного потерпеть, а потом всё будет.

Я заметил, что пассажир через два ряда от моего кресла прячет что-то в колготки своей дочери. Неужели деньги? Пришлось поднапрячь зрение, чтобы разглядеть алую корочку. Это он прятал партбилет!

Твою же дивизию! Неужели он и в самом деле поверил, что его пустят заграницу? Неужели испугался, что его сразу же по прилету в Швецию арестуют как ярого коммуниста и расстреляют?

Эх, вот до чего действенная была советская пропаганда — в моё время такого уже не было. В моё время иностранцев уже не боялись, многие побывали за кордоном, убедились, что люди там живут точно такие же, но вот с любовью к Родине стало хуже. Уже перестали мечтать стать космонавтами, а мечтали о менеджерском кресле и, при случае, слинять заграницу. Правда, с взрослением мечты о переезде за бугор меркли, когда люди благодаря Интернету понимали, что туризм это одно, а проживание это совершенно другое. И что в нашей России о людях заботятся гораздо больше, чем на хваленом демократическом Западе.

— Время уходит! Почему эти ..дорасы не несут бабки? — нервничал Дамиров и хмурился. — Что они, хотят, чтобы мы начали шмалять по салону? Ну, кто первый на очереди? Кому жизнь не дорога? Может, с помощью считалочки посчитаемся? Чтобы успеть помолиться, если в Бога верите?

— Не глупи, — не выдержал я. — Чего жути наводишь? Если крысу загнать в угол, то она и на медведя бросится. А тут всего трое мальчишек. Да вы перезарядится не успеете, если пассажиры на вас кинутся. Чего смотришь? Убьешь пятерых, десятерых, а остальные тебя достанут.

— Ты чего всё ..здишь, сука? Может, первым хочешь стать? Так мы тебе живо пропишем билет в один конец! — накинулся было на меня Дамиров, поднимая приклад.

— А бей, сынок, бей! — угрюмо проговорил я, не отводя от него глаз. — В войну перед фашистами не сгибался, и сейчас спину ломать не буду!

Сам уже приготовился к тому, что если приклад пойдет вниз, то тут же мягкой блокировкой уведу его в сторону. Потом будет выстрел в живот Селиванову, удар в челюсть швырнет Розальева на кресла, а дальше и Дамирова утихомирю.

Да, могу сорвать операцию, но между ударом приклада по голове и срывом возможного появления Графа я выберу второе. И даже если Зинчуков меня осудит, то это будет потом, но сейчас…

Возможно, Дамиров прочитал тоже самое в моих глазах. Он понял, что я готов идти до конца. А вот какой он будет, этот конец?

— Больно ты смелый, дед, — буркнул Дамиров, опуская ружьё. — Ты и будешь первым.

— Да наплевать, — хмыкнул я в ответ. — Я своё уже пожил.