Сердце Зверя. Том 1. Правда стали, ложь зеркал - Вера Камша

Воспоминание о море потянуло за собой воспоминания о Франческе, которые выправили дело. Цыкнув на разбушевавшиеся предчувствия, Марсель единым духом преодолел оставшиеся ступеньки, проскочил небольшую прихожую и уткнулся в деревянную дверь, на которой не наблюдалось ни засова, ни замка, ни замочных скважин. Пару раз потянув на себя и пару раз толкнув, Валме почувствовал себя сразу дураком и привидением. Огляделся, заметил пару тяжелых табуретов, вспомнил, что у стражников внизу имелись алебарды… Вот так дипломаты и становятся плотниками!

Ломать без предупреждения двери в комнаты маршала некрасиво – тем более офицеру для особых поручений, – и Марсель аккуратно постучал. Именно так стучали в доме дядюшки Шантэри. Стук замер, стало тихо. Так тихо, что Валме показалось: он слышит, как на первом этаже сопят солдаты. Тишина даже не стояла – висела, как висит над горной дорогой готовый сорваться камень. Валме поправил кинжал, затем шейный платок и постучал еще раз. Громче. Пожалуй, дядюшка нашел бы, что он барабанит самым неподобающим образом. На этот раз его услышали. За дверью что-то зашуршало или, скорее, заскреблось, и знакомый голос произнес с раздраженной вежливостью:

– Господа, только не говорите, что вас преследуют кошмары.

– Господин Первый маршал. – От избытка совершенно неуместных чувств Марсель уподобился Герарду. – Кошмар тех, кто охраняет вашу персону, действительно преследует. На первом этаже этого здания. Прошу разрешить доложить подробно. Могу по-кэналлийски – ползимы учил, но лучше все-таки на талиг…

Дверь распахнулась, и на пороге возник еще один призрак. Или выходец, по недоразумению обзаведшийся тенью.

– Я вас недооценил, – голосом Алвы сказал он. – Вас следовало или не брать вообще, или чем-нибудь занять.

– Не терплю заниматься делами. – К нему, такому, надо немедленно привыкнуть. Привыкнуть и не замечать! – Вы неплохо устроились, хотя моему другу Валтазару вряд ли понравится: слишком аскетично, и подсвечники какие-то маленькие, хоть это и подлинный Леокадий Второй. Я не ошибаюсь?

– Спрошу при случае у его высокопреосвященства. – Алва отступил от двери и рухнул в кресло. – Хотите выпить, налейте себе сами. Вино не отравлено.

Глядя на Рокэ, следовало предположить обратное, но Валме считал себя человеком воспитанным, к тому же предполагаемая отрава явно была медленной – Ворон еще ходил.

– Один бокал, если не возражаете. У вас есть теплый плащ? На улице холодно.

– Я не собираюсь выходить, – зевнул Алва. – Почему вы вошли через дверь для прислуги? Тут есть прекрасный ход в апартаменты его высокопреосвященства.

– Извините, так получилось. – Марсель недрогнувшей рукой налил вина. – Ваше здоровье!

– Это оскорбление? – осведомился Ворон. Он себя видел – в комнатах были зеркала. Здесь все было. Даже оружие и книги.

– Это намек. – Вино оказалось отменным. «Черная кровь». На то, чтоб узнать год, Марселя не хватило, как и на то, чтобы оставаться вежливым. – Готов поверить, что в вине яда нет, но где-то он есть.

– Где-то есть все, – Алва усмехнулся, – в том числе и яд. Здесь его нет.

– Тогда что с вами? Скоротечная чахотка?

– Обзаводиться любимой хворью Дидериха не по мне.

– Вам нужен врач, – не удержался от пошлости Марсель.

– Нет.

Врачами можно заняться позже. В другом месте, но до этого места нужно идти, в том числе и по лестницам.

– Можете считать меня принцессой урготской, но ответьте. Врач у вас был?

– Был.

– Что он сказал?

– Ничего. – Ворон прикрыл ввалившиеся глаза ладонями. – Это действительно хороший врач, виконт. Он не просто ничего не понял, он в этом признался и согласился оставить меня в покое. Вам следует взять с него пример.

– Когда здесь меняют стражу?

– Утром, но это не повод задерживаться.

– Я уже допил ваше вино. Больше меня здесь ничего не задерживает. Так же, как и вас.

Алва не ответил. Точеное бесстрастное лицо до жути напоминало гальтарские маски Капуль-Гизайля, только было не золотым, а алебастровым.

– Вас удерживала клятва Первого маршала, – Марсель поставил бокал на стол, – но она больше не имеет силы. Фердинанд Оллар мертв, а Карл Оллар в Бергмарк, и ему вы кровавых клятв не приносили.

– Фердинанд умер? – Маска открыла глаза, но более живой не стала. – Когда?

– Прошлой ночью. Вот письмо Альдо Фоме Урготскому. Кстати, после разговора с вами он сменил штаны. Не Фома, Альдо.

– Что же он носит теперь? – Передавая письмо, Марсель не преминул коснуться пальцев Ворона. Они были горячими.

– Анакс переодевается четырежды в день. От полудня до заката штаны бывают лиловыми, сейчас они, видимо, черные.

– Прискорбно. У вас есть другие доказательства смерти короля?

– Робер Эпинэ при мне пил за упокой души Оллара. Он был заметно опечален. По его мнению, Фердинанд покончил с собой.

– А по вашему?

– Господин в штанах получил ультиматум. Либо умирает Фердинанд – либо меч Раканов, принцесса Елена и золото Фомы достаются Савиньяку. Фердинанд умер.

– Оказывается, в этом городе умеют предъявлять ультиматумы… Кто же?

– Я, – отчего-то вытянулся в струнку Валме.

Алва медленно свернул письмо и поднялся.

– Я думал, это сделает Придд, – сказал он, – и не думал, что это случится так скоро.

– Придд не виноват. Он не видел Гальбрэ, не говорил с вами на стене и не знает, откуда на гербе Фельпа птице-рыбо-дура. Клятва Первого маршала не предусматривает немедленного убийства цареубийцы, я проверял. Вы сможете идти?

– Если упаду, вы меня поднимете. Почему вы сделали это сейчас?

– Потому что мориски стерли Агарис с лица земли. Эта не та новость, которую можно скрыть даже с помощью адуанов и моего папеньки. Левий теперь никто.

– В юности мне хотелось взять Святой град. – Алва твердым шагом, хоть и очень медленно, подошел к столу и поднес письмо о смерти Фердинанда к горящей свече. Листок вспыхнул, витиеватые буковки стали огненными, словно заклятые письмена. – Потом это желание прошло… Агарис взяли в ночь на третий день Весенних Скал?

– На первый. У шадов такой обычай?

– Не думаю. – Буквы погасли, бумага рассыпалась серым пеплом, напомнив о другом письме и другом мертвеце. Алва провел ладонью по лицу, словно собираясь с мыслями. – Я уже признал, что недооценил вас. Или Леворукого… Идемте.

Часть 3

«Маг»[6]

Люди не задумываются над тем,

что запальчивость запальчивости рознь,

хотя в одном случае она, можно сказать, невинна

и вполне заслуживает снисхождения,

ибо порождена пылкостью характера,

а в другом весьма постыдна,