Тайна предтеч - Игорь Демин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Были… — Босой выделил это слово. — Были, а потом перестали.
— Первые чудища появились на третий год. Самый нижний уровень, седьмой, они захватили мгновенно. В первый же день погибло тридцать человек. Люди попытались отвоевать территорию, но в итоге забросили туда несколько бочек с горючим, подожгли и закрыли шлюз. Атак долго не было, больше полугода, и люди думали, что навсегда решили проблему. Но скоро… — старик перевернул целую пачку страниц, в поисках нужной даты, — Через семь месяцев и одиннадцать дней, чудища прорыли большой лаз и так же быстро захватили и шестой уровень. А еще через полгода — пятый и четвертый.
Тонкие почти прозрачные страницы порхали под умелыми пальцами Винника, издавая едва слышимый гипнотический шелест. От блокнота едва слышно пахло бумагой и выцветшими чернилами. Винник рассказывал как-то, что книги в старые времена были не просто носителями информации, но и предметом поклонения и культа. Он хвалился, что во время затворничества в подвалах минской библиотеки провел множество вечеров и ночей на мягкой лежанке у небольшого сооруженного им камина и читал, читал, читал. Магия книжных страниц создавала в его воображении удивительных людей, невиданных животных, невероятно красивые города и даже целые миры, никогда и нигде кроме как в воображении писателя не существовавшие.
Вот и сейчас перед глазами Босого как живой встал старший лейтенант Константин Егоров, комендант третьего уровня подземелий, уже год обороняющий свой дом от странных пугающих существ, способных становиться невидимыми и оживающими после смерти, если не разбить им голову.
— Они назвали их "слипики". - удивился Винник, перелистнув очередную страницу.
— Почему именно слипиками?
— Не знаю. Люди часто дают непонятному страшные имена, а вот понятному и опасному — простые и смешные. Чтобы победить страх. Так и появились банники, лешие, русалки и прочие чертенята. Каждое из этих существ считалось порождением горя, боли и зла — но стоит посмеяться над своим страхом, и он становится меньше.
Босой украдкой взглянул на Зою. В ее глазах светился вопрос: "А ты знаешь, кто такие банники, лешие, русалки и прочие чертенята?", — но задавать его прямо, не "на ушко", она постеснялась.
Винник же продолжил листать журнал-дневник и те записи, что автор писал "от себя", а не сухим деловым языком, зачитывал с особым трепетом.
Лейтенант Егоров не боялся слипиков, потому что защищал одно из последних пристанищ человека, да и страх ему после нашествия гррахов был неведом. Разве может бояться человек, который совсем недавно потерял все: и прошлое, и настоящее, и будущее? Может быть, жители подземелий и знали, что там, наверху, люди сбиваются в небольшие группы и довольно успешно выживают, но новообразованные поселки были не спасением цивилизации, а лишь ее растянутым во времени приговором.
Люди из прошлого уступали новой жизни уровень за уровнем и уже не надеялись победить, но и сдаваться, перечеркивая этим весь смысл своего существования, не решались. А потому сражались, отбивая атаку за атакой, лечили раненых, хоронили павших, но на поверхность не уходили.
— За третий уровень они боролись почти год.
— Это не было борьбой, — покачал головой Босой, — борьба предполагает возможность победить. Они же лишь оттягивали конец.
— Почему? — оторвался от Винник.
— Логовища расширяются. Борись, не борись, это все равно происходит. Это не семья, и не племя. Они не стремятся продолжить род и вряд ли вообще на это способны. Они просто живут тут и защищают свой дом, потому что в этом их единственное предназначение.
— Как ты говоришь, — переспросил Винник, — логовища расширяются?
— Не знаю, растут ли границы, но количество и сила чудищ в них — постоянно. Поэтому и проходило между нашествиями столько времени. Как только они переставали помещаться на захваченных уровнях — лезли на следующий, и ничто не способно их остановить.
— Остановить можно все, — покачал головой старик, — вопрос только в усилиях, которые к этому нужно приложить. Если верно все, что ты говоришь, и что вы видели в центре болота, и что я знал до встречи с тобой, где-то в центре логовища есть его сердце, разрушив которое, можно изгнать чудищ навсегда.
— Жаль только, — Босой показал на блокнот, — они этого не знали.
— Это как сказать. Здесь несколько раз встречаются рассуждения о том, что у слипиков имеется единый центр управления. Они называют это маткой. Люди трижды отправляли диверсионные группы, пытались доставить взрывчатку по вентиляционным каналам, но ни одна из попыток не увенчалась успехом.
Дневник продолжал рассказывать о битвах с ящерицами, о быте запертых в подземелье людей, о вылазках на поверхностях и сеансах радиосвязи с другими выжившими группами военных, которых становились все меньше. И далеко не все они погибали — скорее теряли надежду, бросали оружие, технологии и уходили, предпочитая новый мир старому.
Записи Константина от месяца к месяцу сквозили все большим отчаянием, и все чаще он размышлял о том, что человечества в его прежнем виде больше никогда на планете не будет. Что пройдет несколько десятков лет, и люди разучатся читать и писать, будут с религиозным ужасом почитать машины, а скоро и вовсе исчезнуть, проиграв на новом эволюционном витке намного более приспособленным к борьбе диким животным. О противостоянии с гррахами старший лейтенант перестал писать уже на первый год затворничества.
— Во многом он оказался прав, — Винник снова горько вздохнул, — еще одно-два поколения, и мы забудем последнее, что пока умеем. Встретив тебя, Босой, я на время поверил в наше будущее, но кроме тебя есть еще Зоя, что не знает слово «библиотека», и Рина, не умеющая читать написанный от руки текст. Ох, леди, не смотрите на меня так, словно хотите откусить кусочек и выплюнуть. Вы не исключение, а скорее норма. Поселков, где есть хорошие школы очень мало и сдается мне, их будет все меньше и меньше. Прошлые знания, наша прежняя цивилизация обречена. Только такие люди как Дуст — наша последняя надежда.
— Надежда? Дуст? Дуст — надежда? — одновременно, разве что не в один голос возмутились спутники.
— А кто еще? — Винника словно бы удивила реакция. — Он выбросил из головы все лишнее и живет настоящим. Человек, заставший мир до нашествия, он дальше всех продвинулся в
