Глаза Фемиды - Аркадий Петрович Захаров

от лыж и заплечного мешка. Вдруг забеспокоился Орлик. Не так, как на зверя, а по-другому. Забегал, засуетился, заприпадал на передние лапы и все смотрел в одну сторону: за Шайтанку. Паша догадался, что собака что-то знакомое и для себя не страшное слышит. И тоже прислушался. Из-за излучины едва — едва различимо доносился гул, похожий на звук самолета, но несколько поглуше. «АТЛка по льду реки идет, — определил Паша и предложил Колонтайцу: — Приготовься встречать гостей». — «Мне что — спрятаться?» — поинтересовался Колонтаец. «Хозяева от гостей не прячутся, — поправил его Москвич. — В твоей бороде никто тебя не опознает, а паспорта в тайгу с собой не носят. Ружье возьми, однако. Сначала поглядим что за люди». Колонтаец выбрал почему-то мелкокалиберку, закинул ее за плечо и вышел на поляну перед домом в ожидании встречи.

АТЛка (артиллерийский тягач легкий) по льду реки бежала резво, как катер, далеко разбрасывая по сторонам снежные буруны и нещадно коптя половинкой танкового дизеля. Переданная из армии, она теперь честно дослуживала «на гражданке» геофизикам из сейсморазведки — неразлучному экипажу, конкретно: механику-водителю Петрухину и взрывнику Пацевичу. Друзья демобилизовались по сокращению из вооруженных сил и, за неимением гражданских специальностей, устроились работать по воинским в экспедицию. В которой, среди вербованных со всего света, таких же неприкаянных как и они, дембеля понабрались нехорошего и в отрыве от нормальных взаимоотношений малость одичали. Да, честно говоря, и не ведали друзья белорусы местных порядков и традиционных норм поведения. Считали, что в отрыве от цивилизации закон только один — тайга и прокурор в ней — медведь, для разговора с которым нужна двустволка, крепкие руки и твердый глаз охотника-первопроходца. Первопроходцами (или первопроходимцами) друзья себя и считали, и вели себя в тайге так, словно до них в ней никогда никого не бывало, не будет и хозяев не найдется. Из-за чего не раз бывали биты. Переделка, в которую они попали осенью в избушке Няшина на Торм-агане их ровно ничему не научила. Выбрались живыми — и слава богу. Можно продолжать охотиться. А попадутся им обидчики — то и поквитаться можно. На этот случай Пацевич всегда возил с собой толовую шашку с куском бикфордова шнура. И в сегодняшний рейс друзья выехали вооруженными, хотя и не на охоту: начальник экспедиции решил сам проехать маршрут перебазировки сейсмопартии. Данные аэрофотосъемки свидетельствовали, что в месте предполагаемых работ удачно расположено охотничье зимовье с добротными постройками. Следовало изучить возможность их использования для размещения партии. Для АТЛки по неглубокому снегу сто километров — не расстояние. Особенно, когда экипаж на подпитии. Еще до захода солнца, обозначенная на карте, избушка открылась из-за поворота. На пути к ней в снегах стояли двое в оленьих дохах, на лыжах и с ружьями. Перед ними вертелась собака.

«Да ведь это же наш Орлик!» — опознал его Петрухин. — «Точно, — согласился Пацевич. И повернувшись к начальнику пояснил: — это наша лайка. Ее у нас осенью украли вот эти двое. Сейчас мы с ними поразбираемся».

Разборки в тайге с неизвестными не входили в расчеты начальника экспедиции. Александров за годы таежных скитаний прекрасно уяснил чем такие разборки чреваты и как порой кончаются. Потому он и стал начальником, что научился осаживать своих не в меру горячих помощников и принимать трезвые решения, подумав предварительно. Так он поступил и на сей раз. «Стой, Петрухин. Оглядимся. Надо узнать, что это за люди», — последовала команда. Петрухин дернул рычагами и тягач застыл, не доехав метров сорок. Пацевич откинул боковое стекло, высунулся и заорал: «Орлик!» Радостно взвизгнув, Орлик бросился к вездеходу и заплясал на задних лапах у форточки, норовя запрыгнуть внутрь.

«Это те самые, что мою юрту сожгли и лабаз пограбили, — заволновался Няшин. — Видишь, Орлик их за своих признает. Я этих бандитов к себе на порог не пущу. Пусть у костра померзнут, как мы с тобой той ночью». И взял двустволку на изготовку: «Уходите без разговоров, а то прицельно стрелять буду!» Весь решительный вид охотника не предвещал ничего хорошего.

«Приехали, называется», — огорченно проворчал Александров и приготовился выждать, пока охотник слегка поостынет. Заворачивать назад, на ночь глядя, не входило в его расчеты. Ночью спать полагается, а не по лесам плутать. К тому же метель подымается. Нет, от избы уезжать нельзя никак.

В расчеты Колонтайца знакомиться с приезжими, кто бы они ни были, никак не входило. Он не забывал, что и сам он беглый, беспаспортный, подозреваемый в убийстве и ограблении, неплательщик алиментов, псих и вообще бесправный на этой земле человечишка, которого можно привлечь к ответу не по закону, а «за здорово живешь», не то, что за вооруженное сопротивление властям. К тому же, Колонтаец всей спиной ощущал присутствие в сарае еще не захороненного покойника, от наличия которого следовало ждать одних неприятностей и милицейских разборок. А вдруг экспертиза покажет, что он задушен? Оправдывайся потом, что не тобой. Антон о таких делах успел понаслышаться. Поэтому он тоже, вслед за товарищем, предупредительно поднял винтовку: «Стойте, вперед ни шагу! Кто такие?»

«Геологи! — в ответ замахал рукой Александров. — Мы проездом, завтра дальше двинемся, пустите переночевать».

Вот это — «дальше двинемся» переполнило чашу терпения давно уже закипавшего Няшина. Дело в том, что дальше по остяцким понятиям двигаться уже некуда, незачем и вообще нельзя, особенно русским, да еще и на транспорте. Невдалеке, за Чертовым болотом, начиналось шибко священное место, в котором на Шайтан-горе в специальных лабазах втайне сохранялись главные боги окрестных мест. Не только из ближних, но и из дальних мест приходили к ним на поклон ханты и каждый с подарками: пушниной, деньгами, посудой, оружием. За долгие годы много там чего накопилось и не зря. Случился однажды у отца Паши — Спиридона Няшина — недобычливый сезон. Долго болел Спиридон, а когда встал на ноги — пушной промысел кончился. Без пушнины нет денег, а в долг сельпо муку и соль не отпустит, чаю и сахару не даст, ситца на рубаху не отмеряет. А ребятишки за спиной пищат, и жена ворчит. В таком случае — хоть сам помирай. И отправился тогда Спиридон за помощью на Шайтан-гору, к идолам. Просить пушнины из числа подношений, взаймы. Клятвенно пообещал им в следующем сезоне все вернуть, еще и с прибылью. Не отказали ему болваны, промолчали. Взял Спиридон у них меха посвежее да и сдал в заготконтору, чем и план выполнил