Дзюсан. Академия-фантом - Мария Дубинина

Генри не нашелся, что возразить, и, возможно, именно поэтому не заметил, как они подошли к закрытым дверям спортивного зала. В этой части коридора было по-особенному темно, только над уходящей вверх лестницей по левую руку мигала лампочка. Руми призвала мужчин к молчанию, и Генри услышал едва различимый гул голосов изнутри, однако из щели под дверьми не проникало ни грамма света. Кимура хмыкнул, скрестив руки на груди и ожидая продолжения, видимо, решив взять себя роль простого наблюдателя.

Генри убедился, что правила, которые он обязан был блюсти, снова нагло попраны, и протянул руку к дверной ручке, однако Руми его остановила. Игриво подмигнув, неслышно толкнула створку, просочилась в зал и поманила спутников за собой. Сората прошел мимо Макалистера и тоже скрылся в приглушенном мраке спортзала.

– …оно называется дзикининки[2], – негромко рассказывал глубокий проникновенный голос Курихары. Самого парня толком было не разглядеть – ученики сидели полукругом на матах вокруг обернутого синей бумагой масляного фонаря. – Эти существа выглядят как гниющие человеческие тела с длинными руками и когтями, которыми они раскапывают могилы. Дзикининки питаются мертвечиной. Их взгляд парализует тело и разум, зубы способны перемалывать кости. Существует легенда, что один монах пришел в деревню, где умер человек. Жители сказали ему, что нужно переждать ночь в другом месте, однако монах не послушался, и в полночь к нему явился монстр, который схватил труп и принялся раздирать зубами на части. Но самое страшное, – Хибики намеренно сделал паузу, и кто-то из девочек шумно вздохнул, – самое страшное, что дзикининки все понимают и страдают от того, что им приходится есть разлагающуюся плоть…

– Хибики! – напуганный девичий голосок возмущенно зазвенел в наступившей тишине. – Вечно ты всякие мерзости рассказываешь!

Парень усмехнулся и промолчал.

Генри история тоже впечатлила, но более его взволновала атмосфера в зале. Было прохладно, будто от гуляющего под потолком сквозняка, трепещущий язычок огня под слоем стекла и бумаги отбрасывал на стены и лица сгрудившихся вокруг подростков зловещие синие тени. Казалось, они существуют сами по себе, беспрестанно шевелясь и переползая с места на место, а синий свет навевал мысли об огоньках с моря, символизирующих души погибших моряков. Сората стоял рядом, почти невидимый в темноте, но Генри чувствовал его присутствие и этим немного успокаивался. Море с его обманчивыми огнями было далеко.

– Я знаю еще пару историй, Акеми, – меж тем произнес Курихара, чуть подавшись вперед. – Например, про рокуроккуби[3].

– Это что за фигня? – Сэм Чандлер заинтересованно придвинулся к другу. Для него традиционные японские ужасы – кайдан – были в диковинку, как, впрочем, и для Макалистера. А голос Хибики для подобных историй подходил как нельзя лучше.

– Я знаю, – подала голос Минако. – Это ёкаи[4] с длинной шеей.

Девушка была чрезвычайно довольна собой, но Сэм смотрел на Курихару, ожидая пояснений от него.

– Рокуроккуби действительно ёкаи, но не обычные, – будто бы нехотя заговорил Хибики, хотя Генри отчего-то догадывался, что внимание ему все же льстит. – Ими становятся женщины, которых прокляли, и участь их незавидна. По ночам их шеи вытягиваются настолько, что головы разгуливают по дому отдельно от тел и пугают людей.

Парень вытянул руку, отчего голубоватый свет фонаря померк на миг, и стало абсолютно темно.

– Есть легенда о бывшем самурае, который остановился на ночлег в деревенском доме, а посреди ночи проснулся и увидел рядом пять обезглавленных тел, шеи их были обрублены гладко, и ни капли крови не было на срезах. Поняв, что перед ним страшные ночные гоблины, самурай спрятал тела, и на рассвете головы вернулись и умерли в мучениях, не найдя своих тел.

Курихара затих.

– А почему только женщины? – спросил кто-то. Чандлер громко фыркнул:

– Потому что они достаточно любопытны, чтобы вляпаться в какое-нибудь проклятие.

Судя по звуку, Сэм получил ощутимый тычок от одной из девушек. Минако, перехватила инициативу:

– Я тоже могу рассказать. – Она выпрямилась, принимая более подходящую для страшной истории позу. – Про ямаороши[5].

– Кого? – со смешком перебил ее Сэм. – Что за дурацкое название?

– Нормальное название, – обиделась девушка. – Это цукумгами[6], который получается из тёрки, отслужившей ровно сто лет. Я видела такого – у нас на кухне. У него худенькое тельце, ручки и ножки, а вместо головы – тёрка…

Генри чуть не поперхнулся, услышав подобную глупость. И тут Руми не выдержала:

– Да это же был наш Сората! – хихикнула она. – Иногда он бывает таким контуженым, что кажется, у него на плечах вместо головы действительно тёрка.

И включила свет.

Ученики встрепенулись, как перепуганные тараканы, загомонили, повскакивали с мест, даже отрешенный Курихара. Завидев Асикагу, он странно побледнел и отвел глаза.

– Что здесь происходит? – Генри решил, что пришло время и ему высказаться. Ребята посмотрели на него, будто только что заметили и не сразу узнали, что, впрочем, не удивительно, ведь прежде они наблюдали коменданта исключительно в отглаженных брюках, рубашке и жилете, а никак не в растянутых штанах и мятой футболке. Пижамы Генри не любил с детства.

– А мы тут это, – Сэм замялся и, виновато улыбнувшись, признался, – играем.

Девочки инстинктивно прижались ближе друг к другу, и Макалистер отметил, что среди них не было Николь.

– Что за игры посреди ночи? – Генри не понимал, и это его раздражало. Казалось, что над ним специально издевались, выдавая сложные фразы, смысл которых доходил до него не в полной мере. Неожиданно подключился Кимура:

– Ао-андон. Да?

Курихара нехотя кивнул.

– Да. Это не запрещено правилами.

Однако Генри был непреклонен:

– Однако запрещено в ночное время находиться в помещениях, предназначенных для учебных занятий. И что это вообще за игра такая, этот ваш андон?

– В эпоху Эдо была такая игра – хяку-моногатари, – откликнулся Сората. – Люди рассказывали друг другу страшные истории вокруг синего фонаря, а Ао-андон – имя демона, который может явиться под утро последнему рассказчику.

– Какая глупо…

Руми наступила мужчине на ногу пушистой тапочкой и прошипела:

– Заткнись, Генри-кун, и не порть удовольствие, – и, обращаясь к ученикам, предложила: – Страшные истории, значит? Играете в хяку-моногатари, и история, рассказанная последней, оживет перед рассветом? Мне это нравится, хочу поучаствовать!

Генри был чрезвычайно удивлен. Выходит, что экстравагантная учительница притащила их с Соратой в спортзал не для того, чтобы помешать нарушению правил, а поспособствовать ему?