Русское искусство - Игорь Эммануилович Грабарь
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Крепостная башня, рубленная восьмериком с самого основания, лет двадцать тому назад еще стояла на берегу моря в Кеми. В. В. Суслов видел ее в 1888 году, когда она уже вся наклонилась и ежеминутно грозила рухнуть, и он успел еще снять с нее фотографию. В одной из стенок видны гнезда, в которые были вогнаны бревна стен, примыкавших к этой башне, бывшей, очевидно, угловой. Остов башни со стороны защиты был сделан из двойного сруба, как это можно видеть на фотографии. Со второго этажа ее, по исследованиям В. В. Суслова, шли переходы в соседние башни, от которых и в то время не было уже никакого следа. С внутренней стороны укрепления в башне были целы еще широкие ворота, а в наружных стенах виднелись отверстия для пищалей, ружей и других орудий обороны. Наверху ее лежали еще два горизонтальных бревна, выходивших из-за сруба на пропускных балках и принадлежавших верхнему выступу, который, как видно, являлся неизбежной частью боевых башен. Это было не что иное, как навесная бойница, или «стрельница», – род машикули, с которой стреляли, бросали камень и обливали осаждающих кипятком[242].
В заключение остается сказать еще несколько слов о гражданском деревянном зодчестве. Увы, в буквальном смысле лишь несколько слов, ибо все, что сохранилось до нас в этой области, ограничивается несколькими избами, древность которых не многим превышает одно столетие[243]. Да и эти избы любопытны только в местах, значительно отдаленных от Москвы или Петербурга, только там, где «городские» вкусы не успели еще проложить себе дороги. На севере попадаются еще не только отдельные избы, но и целые поселки, в которых если и нет старинных строек, то все же чувствуются строительные традиции, восходящие к давним временам, и чудится, будто все еще жив дух, роднящий избу с храмом. Правда, и здесь, в характере убранства избы уже ясно видно отдаленное влияние города, но общий облик северного села сохраняет еще некоторую строгость контуров и простоту форм, присущую и храмам. И только приглядываясь ближе к деталям, замечаешь «городскую» затейливость фигурных наличников окон, отдающих формами барокко, и сомнительного вкуса разделку ставней. Даже крыльца уже не те, нет в них былой конструктивной логичности, и столбы их точно выточены, а не рублены, как это особенно часто встречается в Олонецкой губернии. В более древних избах они еще напоминают по приему крыльца церквей, конструкция их крепка и здорова, столбы проще и благороднее, как проще вообще вся изба.
Еще более подлинное впечатление производят древние избы Архангельской губернии. В селе Кошине Холмогорского уезда сохранилось несколько таких «черных», или «куриных», изб конца XVIII и начала XIX века. Суровая простота их форм – сродни древним храмам, которые они напоминают всеми своими деталями.
Нельзя не упомянуть еще об одном сооружении, играющем чрезвычайно видную роль в жизни деревни, – о ветряных мельницах. Они так же, как и храмы, просты и логичны по своей конструкции, и все те же хорошо знакомые и испытанные приемы выработали тот самобытный и поразительно живописный тип мельницы, который распространен по Онежскому и Двинскому краю. По Онеге мельницы короче и приземистее, по Двине – они выше и стройнее.
Эпоха Екатерининского и Александровского классицизма оставила немалый след и в деревне, отразившись в северной избе, главным образом, на характере верхних светелок или теремков. Появились колонки, полукружия, подражающие модным архивольтам, и точеные перильца. Таких изб особенно много в Вологодской губернии. Некоторые из них очень забавно расписаны узорными цветами.
Чрезвычайно любопытные светелки попадаются в Черевкове Сольвычегодского уезда. Весь верхний балкончик их украшен резьбой, очень напоминающей кустарные изделия из слоновой кости XVIII века, изготовлявшиеся в большом числе как раз на севере. Также сидят за самоваром мужик и баба, а чаще барин с барыней, и пьют чай, также животные вплетены в растительные узоры, без конца вьющиеся от одного конца балкона до другого, и также чувствуются отдаленные отголоски рококо и раннего классицизма в мудреных завитках, гирляндочках и бахромке. Их кустарность, наивная мечта о пышности и богатстве простого человека придает им известную прелесть и ограждает от вливания в них откровенно пошлых мотивов стиля дач, расплодившихся под Петербургом после Ронетовских упражнений «в русском стиле». Но не нужна уже больше деревне древняя заветная простота, и сельчане стыдятся иметь не только деревянные «деревенские» храмы, но и былые простенькие избы, стараясь заменить их «городскими» сомнительной архитектуры, но «побогаче». И видится, недалек уже момент, когда великая сокровищница народного творчества – Русский Север – окончательно опустеет. Как-то боязно и жутко лишиться этой силы.
Ф. Горностаев
И. Грабарь
История живописи
Допетровская эпоха
Предисловие. Открытия древнерусского искусства
Среди иностранцев, побывавших за последние годы в России, встречались некоторые, кого, даже еще в большей степени, нежели развернувшаяся перед ними картина грандиозных социально-экономических явлений, поразили совершенно неожиданно для них открытия древнего русского искусства. Недоумевающие, спрашивали они, как могло случиться, что Европа до сих пор почти ничего не знает об этом искусстве? На этот вопрос следует ответить пространнее, чем в двух-трех словах.
Открытие древнего русского искусства не было, конечно, случайностью. Признание его высокой художественной ценности совершил дух времени. Именно в силу того оно не могло совершиться ранее первых лет настоящего века. Эпоха, в которую мы живем, может быть обвинена в некоторой бедности самостоятельным художественным творчеством. Никто, с другой стороны, не может отказать ей в небывалом богатстве и разнообразии критического, исторического и эстетического опыта. Пониманию европейского человека начала XX века доступен неизмеримо больший объем художественных интересов, чем тот, который был доступен пониманию людей 60-х и даже 80-х годов.
Не всегда сознают, что этим мы обязаны и живописцам нашего недавнего и блестящего прошлого. Мане, импрессионисты, Сезанн были не только великими мастерами в своем искусстве, но и великими цивилизаторами, в смысле укрепления исторических связей европейского человечества, великими перевоспитателями нашего глаза и нашего чувства.