История России. От Горбачева до Путина и Медведева - Дэниэл Тризман

Ельцин был, безусловно, искренним, когда написал после ухода с должности, что он всегда надеялся и ожидал, что республики воссоединятся. Мирное разделение на составные части, по его мнению, было необходимым первым шагом на пути к воссоединению.

Больше всего на свете я глубоко убежден, что в один прекрасный день у нас будет общая финансовая система, общие администрации правоохранительных органов, общие международные приоритеты и, возможно, даже общий парламент. Эти перспективы могут испугать некоторых людей сегодня, но наша интеграция неизбежна. Именно поэтому мы, русские, не должны отпугнуть наших соседей. Мы не должны нарушать связи, которые установили.

Придут ли бывшие советские республики на каком-нибудь этапе к такой конфедерации или нет, но Ельцин был прав: любые попытки запугивания отдалили бы их друг от друга. Когда в 2004 году его преемник попытался слишком грубо повлиять на президентские выборы на Украине, это лишь укрепило антироссийские силы. Незадолго до ухода со своего поста Ельцин подписал договор с белорусским лидером Александром Лукашенко об объединении двух государств – первое конкретное движение в сторону воссоединения. Желание Лукашенко возглавить объединенную великую Россию шло вразрез с намерением лидеров России, которые не допустят, чтобы это когда-нибудь произошло. Если начинается прилив, он прибывает медленно.

Глава 6

Преобразование

Кризис – слишком мягкое слово, которым можно описать экономику, доставшуюся Ельцину в 1991 году вместе с президентством. Промышленный сектор был очень большим, безнадежно неэффективным, экологически опасным, отягощенным перебоями в снабжении и лишенным активов из-за назначенных государством управляющих. Товары народного потребления и сферы услуг были весьма слабыми. Поток рублей, напечатанных при правительстве Горбачёва, способствовал обесцениванию потребительских сбережений, цены были готовы в любую минуту подскочить вверх. Государство считалось банкротом. Внешний долг достиг 97 миллиардов долларов, западные банки погашали кредиты, а валютных резервов было достаточно для финансирования импорта меньше чем на два часа. Были длинные очереди даже за хлебом, экономисты опасались массового голода в течение нескольких месяцев. Торговля с другими советскими республиками рухнула. Официальные меры выхода из сложившейся ситуации были рискованными.

Могла ли какая-нибудь программа реформ решить все эти проблемы одновременно, быстро и безболезненно? Очевидно, нет. Какие реформы были необходимы? Какие были самыми насущными?

В первую очередь нужно было предотвратить массовый голод. Основная проблема заключалась не в отсутствии продовольствия. Загвоздка была в другом: производители не поставляли продовольствие ни на государственные склады, ни на рынки. Так как магазины пустовали и покупать было ничего, деньги для фермеров оказались бесполезны. А поскольку инфляция стала выбиваться из-под контроля, они надеялись, что цены позднее повысятся. Было возможно только два варианта. Если бы Ельцин чувствовал себя в безопасности, имея поддержку в армии, он мог бы постараться превзойти Сталина и послать войска, чтобы потребовать зерно силой. Запрети он это, единственным способом мотивировать производителей на поставку товаров оставалась установка свободных цен и устранения барьеров на пути торговли.

На самом деле у правительства не было иного выбора. Цены уже сами по себе стали свободными. Для обеспечения системы искусственного ценообразования, установленного на разных уровнях и приносящего убытки многим продавцам, был необходим аппарат принуждения. Старое советское государство могло рассчитывать на дисциплинированную правящую партию, опиравшуюся на надежные силы милиции и службы безопасности. К концу 1991 года эта машина разваливалась. Государственные предприятия поднимали цены, не обращая внимания на плановиков. Еще до того, как либеральный указ Ельцина вступил в силу, индекс потребительских цен подскочил на 9 % в ноябре и на 12 % в декабре. Власти, сглаживая переход, могли только узаконить этот стихийный процесс.

Учитывая унаследованный излишек из нерастраченных рублей, цены, став свободными, должны были подскочить вверх. Но насколько выше, трудно было догадаться, так как продавцы могли перегибать палку, запрашивая сначала слишком много, а затем, когда у них абсолютно не было покупателей, снижая цену. Волна инфляции, таким образом, стала неизбежной – эдакий прощальный подарок от коммунистов. Но никакое восстановление не начнется, пока рост цен не пойдет на убыль. Международный опыт показывает, что когда инфляция превышает 40 или 50 % в год, ВВП почти не растет. Инвестирование прекращается, потому что, учитывая неопределенность, сопровождающую быстрый рост цен, инвесторы не могут сказать, какие проекты окажутся прибыльными.

Для снижения инфляции власти должны были контролировать рост денежной массы. Это в свою очередь потребовало бы сокращения бюджетного дефицита до уровня, который можно было бы покрыть за счет заимствований. Если бы правительство не смогло профинансировать свой дефицит за счет займов или резервов, то его единственный вариант – напечатать больше денег, подталкивая тем самым цены к повышению. Чтобы сбалансировать бюджет, властям пришлось бы сокращать расходы и создавать современную налоговую систему для сбора доходов.

Следующая проблема – то, что потенциально прибыльные отрасли российской промышленности были разграблены их руководителями. Начальники не знали, как долго будут оставаться в управлении, поэтому как можно быстрее выжимали прибыль из своих предприятий и воровали любые движимые активы. Они недорого продавали продукцию своих компаний своим же торговым фирмам, в которых хранили прибыль, но оставляли долги накапливаться на бухгалтерских счетах государственного предприятия. Многие руководители связывались с организованной преступностью. Очевидным решением было приказать правоохранительным органам наказывать за такие нарушения. Но нередко коррумпированные правоохранительные органы были в сговоре с грабителями.

В первую очередь нужно было предотвратить массовый голод.

Как и реформа цен, приватизация не была идеологическим коньком реформаторов – это было что-то, что уже пошло самым разрушительным путем. Задача состояла в том, чтобы установить контроль над процессом приватизации: уточнить права собственности, чтобы легче было заключать сделки, и убедить тех, кто на текущий момент наживался на краткосрочной выгоде, вкладывать деньги на более длительный срок. Тем, у кого в руках есть власть для развития или уничтожения активов страны, а это, главным образом, руководители предприятий, работники и служащие органов местного самоуправления, необходимо предоставить стимулы для продуктивного использования этих активов или для продажи тем, у кого больше предпринимательских навыков. Новые законы наряду с эффективным честным институтом чиновничества, обеспечивающим их соблюдение, были необходимы для регулирования системы частной собственности. Нельзя просто захотеть, чтобы подобный институт появился. У старых коррумпированных чиновников не было никакого желания наблюдать, как он создается. Реформаторы надеялись, что новые собственники будут лоббировать создание беспристрастных правоохранительных органов[84], которые обеспечат права собственности.

Наконец, динозавры советской промышленности должны быть закрыты, освободив ресурсы для предоставления потребительских товаров, услуг и высокотехнологичной продукции, востребованных населением. Потому что десятки миллионов россиян работали на предприятиях, не подлежавших восстановлению, многие не могли найти новую работу, не переезжая в другое место жительства и не меняя специальность; это не могло быть сделано быстро, без серьезных потрясений. Временно безработных необходимо было обеспечить доходом и социальной защитой.

Первые три кандидата[85], которым Ельцин предложил возглавить правительство в конце 1991 года, отказали ему. Можно понять почему. Четвертый кандидат, Егор Гайдар, не имел никаких иллюзий, что попытка спасти экономику сделает его популярным. Шуткой, повторяющейся в течение длительного времени, писал он, было то, что его правительство «как картошка: либо зимой съедят, либо весной посадят».

Гайдар не питал иллюзий, что попытка спасти экономику сделает его популярным.

Гайдар в 35 лет уже был известен как один из тех, кто лучше всех среди русских разбирается в западной экономической теории. Ребенком он сопровождал своего отца, корреспондента газеты «Правда», в горячие точки по всему миру. На Кубе Че Гевара посетил их в гостинице «Рио-Мар» и пригласил старшего Гайдара на спортивную стрельбу по мишени. В подростковом возрасте в Белграде Гайдар увлекся работами Адама Смита «Исследование о природе и причинах богатства народов» и Пола Самуэльсона «Экономика», что определило его судьбу: он решил стать экономистом. К 1991 году он уже возглавлял институт, привлекавший молодых ученых, которые владели иностранными языками и могли рассказать больше о количественной теории денег, нежели о трудовой теории стоимости Маркса. Среди этих молодых ученых был бывший студент Ленинградского инженерно-экономического института, автор научного труда по «технологии магнитно-абразивного полирования немагнитных компонентов стали», который недавно обратил свои мысли к экономическим реформам. Гайдар попросил молодого технократа, которого звали Анатолий Чубайс, запустить правительственную программу приватизации.