Шимпанзе горы Ассерик - Стелла Брюер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Утром я проснулась раньше Уильяма. Дождь уже кончился. Я подошла к шимпанзе и потрясла его за плечо. Он едва пошевелился и перевернулся на другой бок. Я снова встряхнула его. Он сел и, моргая, повел глазами по сторонам. Увидев, что с ним все в порядке, я успокоилась. Потом Уильям заметил половинку французского батона и потянулся за ним. Это было последней каплей: я открыла дверь и вытолкала его из хижины.
Следующие недели Тина проводила гораздо больше времени вне лагеря, чем на его территории. Уильям отчаянно скучал без нее и каждый раз безумно радовался ее возвращению, но, несмотря на это, сопровождал Тину только в те периоды, когда она обладала особой привлекательностью в виде розовой припухлости на заду. В другое время он позволял ей уходить из лагеря одной и довольствовался моим обществом. Когда же появлялась Тина, я старалась сделать так, чтобы Уильям и Пух проводили с ней как можно больше времени, и оставалась в лагере. Однако эта тактика себя не оправдала. Сначала Пух и Уильям действительно находились в овраге возле Тины, но, как только она уходила, возвращались ко мне и начинали бесцельно слоняться по территории лагеря. Иногда Тина проводила с нами целый день, но чаще появлялась на несколько часов и исчезала. Постепенно мы хорошо изучили весь район горы Ассерик. Теперь, когда у меня стало двое помощников — Рене и Джулиан, один из них по очереди сопровождал меня во время прогулок, а другой оставался в лагере и выполнял хозяйственные обязанности. Мы отправлялись в путь рано утром, прихватив с собой термос с кофе и что-нибудь перекусить, и возвращались не раньше шести часов вечера.
Иногда во время наших странствий шимпанзе накалывали ноги о колючие растения. Застрявшие в подошве шипы обезьяны пытались вытащить сами, а в случае неудачи обращались за помощью ко мне. Хотя мы с Уильямом нередко ссорились, он по-прежнему безоговорочно доверял мне и готов был просидеть сколько угодно минут, пока я возилась с колючками. Иногда, вытаскивая особенно глубоко засевший шип, я делала Уильяму больно, но он только вздрагивал и, полизав раненую руку или ногу, снова протягивал ее мне. У меня всегда был при себе швейцарский складной нож с небольшим пинцетом. Благодаря этому пинцету и английской булавке операция по извлечению колючек почти всегда заканчивалась успешно.
Уильям был на редкость изобретателен в оказании себе первой помощи. Если у него болело ухо, он начинал прочищать его палочками или птичьими перьями, предварительно покрутив их между большим и указательным пальцем, как это делают люди, приготовляя ватные тампоны. Если у него свербило в носу и он начинал чихать, Уильям засовывал глубоко в ноздри стебельки травы и оставлял их там до тех пор, пока они не выскакивали сами при чихании. Он часто ковырял в зубах разными палочками. Эту привычку он, вероятно, перенял от Джулиана, который, слегка подточив подходящий прутик, нередко использовал его в качестве зубочистки. В отличие от Уильяма Пух направлял свою изобретательность на игрушки и другие развлекательные средства. Он очень любил смотреть в бинокль и часто, заметив его у меня в руках, просительно тянулся за ним. Я никогда не доверяла бинокль Пуху, так как боялась, что он разобьет его, и не выпускала прибор из рук, пока Пух смотрел в него. Естественно, что мне это занятие надоедало гораздо раньше, чем Пуху. Когда я забирала у него бинокль, Пух находил небольшие круглые гальки и засовывал в глазные впадины, уморительно скривив при этом лицо и стараясь их там удержать. Это был его игрушечный бинокль — имитация настоящего.
Понаблюдав за строительством хижины, Пух стал с энтузиазмом плотничать. Больше всего ему нравилось заколачивать что-нибудь. Он брал бамбуковую палку и стучал ею по шляпкам гвоздей в стенах хижины, забивал в землю кусочки проволоки, барабанил по своей жестяной миске и алюминиевым тазикам. Чем больше шума получалось при этом, тем довольнее он становился. Позже он научился использовать приобретенные навыки в практических целях и разбивал орехи, которые не мог разгрызть молочными зубами.
Возле лагеря рос огромный баобаб. Уильям все время пытался вскарабкаться на него, но сделать это было очень трудно, так как у дерева был массивный гладкий ствол, а первые ветки начинались на трехметровой высоте. К тому же поблизости не росло других деревьев, с которых можно было бы прыгнуть на ветки баобаба. Казалось, немногочисленным плодам, соблазнительно раскачивающимся на верхних ветвях дерева, так и суждено остаться нетронутыми. Но Уильям отличался необыкновенным упорством в осуществлении своих желаний. Однажды после нескольких неудачных попыток взобраться по гладкому стволу, он, вконец измученный, уселся на землю, чтобы перевести дух. Потом поднялся, решительно направился к небольшому упавшему дереву, схватил его и потащил к баобабу. Оно было тяжелым, сухие ветки цеплялись за землю, и Уильям двигался с большим трудом. Я догадалась, что он намерен использовать деревце в качестве своеобразной лестницы, чтобы с ее помощью добраться до нижних веток баобаба. Выбиваясь из сил, он волочил по земле тяжелую ношу, но почти не приблизился к цели. В конце концов, отказавшись от задуманного, он сел на землю и посмотрел на меня. Я решила, что его идея заслуживает некоторой поддержки с моей стороны. Когда я поднялась, Уильям радостно запыхтел, подбежал к стволу баобаба и стал с нетерпением дожидаться меня.
Я подняла сухое дерево и принесла к баобабу. Уильям помог мне приставить его к стволу. Оно все-таки не доставало до нижних веток баобаба, но Уильям, взобравшись до самого конца, ухитрился подпрыгнуть и ухватиться за тоненькие побеги, которые отходили от основной ветви. Целых полчаса он сидел на дереве и лакомился плодами.
Незадолго до этого эпизода мы обнаружили другой баобаб, взобраться на который было еще труднее. На нем сохранилось много прошлогодних плодов — крупных темно-коричневых бархатистых шаров, к сожалению недоступных для тех, кто мог бы ими воспользоваться. Этот баобаб был не только очень широким в обхвате, но и слишком высоким — его нижние ветви находились на такой вышине, что Уильяму вряд ли удалось бы найти подходящую «лестницу». Правда, неподалеку росло дерево кенно, но не столь близко, чтобы ветви двух гигантов переплелись и образовали доступ друг к другу. Казалось, плоды, в изобилии усыпавшие крону баобаба, так и останутся висеть на ветках, пока не сгниют и не упадут на землю. Уильям несколько раз просил меня помочь ему, но я ничего не могла придумать.
В качестве последнего средства мы с Джулианом попробовали сбивать плоды камнями. Через полчаса у меня разболелись рука и правый бок, и все понапрасну. Джулиану повезло больше: он сбил один плод, который разделили между собой Пух и Уильям. Покончив со своей долей, Уильям сел и уставился на висевшие плоды. Потом протянул руку и поднял камень величиной с мячик для крикета. Я знала, что его бросок никогда не достигнет цели. К моему удивлению, и Уильям, по-видимому, правильно оценил свои возможности. Он даже не попытался бросить камень с земли, а залез на соседнее дерево примерно на ту высоту, на какой росли плоды. Всего в полутора метрах от него на конце небольшой веточки висели два прекрасных экземпляра. Уильям расположился прямо против них, трижды, как бы прицеливаясь, взмахнул рукой и бросил камень. Но камень прошел мимо и с такой силой врезался в ствол баобаба, что разлетелся вдребезги. Уильям, видно, понял, что не сможет осуществить задуманное, и больше не делал бесполезных попыток. Вместо этого он продолжал совать камни мне в руки. Он так старался, что заслуживал вознаграждения. Внезапно у меня возникла идея. Некоторое время я колебалась, но в конце концов решила попробовать осуществить ее.