Все шедевры мировой литературы в кратком изложении.Сюжеты и характеры.Русская литература XX века - В. Новиков

Сонечка — воплощение любимого цветаевского женского типажа, явленного впоследствии в драмах о Казанове. Это дерзкая, гордая, неизменно самовлюбленная девочка, самовлюбленность которой все же ничто по сравнению с вечной влюбленностью в авантюрный, литературный идеал. Инфантильная, сентиментальная и при этом с самого начала наделенная полным, женским знанием о жизни, обреченная, рано умирающая, несчастливая в любви, невыносимая в быту, любимая героиня Цветаевой соединяет в себе черты Марии Башкирцевой (кумира цветаевской юности), самой Марины Цветаевой, пушкинской Мариулы — но и куртизанки галантных времен, и Генриетты из записок Казановы… Сонечка беспомощна и беззащитна, но ее красота победительна, а интуиция безошибочна. Это женщина «пар экселянс», и оттого перед ее обаянием и озорством пасуют любые недоброжелатели. Книга Цветаевой, писавшаяся в трудные и страшные годы и задуманная как прощание с эмиграцией, с творчеством, с жизнью, проникнута мучительной тоской по тому времени, когда небо было так близко, в буквальном смысле близко, ибо «недолго ведь с крыши на небо» (Цветаева жила с дочерьми на чердаке). Тогда сквозь повседневность просвечивало великое, всемирное и вневременное, сквозь истончившуюся ткань бытия сквозили его тайные механизмы и законы, и любая эпоха легко аукалась с тем временем, московским, переломным, накануне двадцатых.

В этой повести появляются и Юрий Завадский, уже тогда щеголь, эгоист, «человек успеха», и Павел Антокольский, лучший из молодых поэтов тогдашней Москвы, романтический юноша, сочиняющий пьесу о карлике инфанты… В ткань «Повести о Сонечке» вплетаются мотивы «Белых ночей» Достоевского, ибо самозабвенная любовь героя к идеальной, недосягаемой героине есть прежде всего самоотдача. Такой же самоотдачей была нежность Цветаевой к обреченной, всезнающей и наивной молодежи конца серебряного века. И когда Цветаева дарит Сонечке свое самое-самое и последнее, драгоценные и единственные свои кораллы, в этом символическом жесте дарения, отдачи, благодарности сказывается вся неутолимая цветаевская душа с ее жаждой жертвы.

А сюжета, собственно, нет. Молодые, талантливые, красивые, голодные, несвоевременные и сознающие это люди сходятся в гостях у старшей и одареннейшей из них. Читают стихи, изобретают сюжеты, цитируют любимые сказки, разыгрывают этюды, смеются, влюбляются… А потом кончилась молодость, век серебряный стал железным, и все разъехались или умерли, потому что так бывает всегда.

Д. Л. Быков

Приключение

Поэма (1918–1919, опубл. 1923)

Гостиница; ночь; Италия; год 1748-й. Главный герой — Джакомо Казанова, двадцати трех лет, доподлинный, извлеченнный из IV тома собственных его мемуаров и дополненный, дорисованный женской грезой о вечном Казанове, спит, роняя с губ женские имена. Его беспокойный сон прерывает гусар Анри, по первому впечатлению — юный проказливый ангел в мундире. Казанова в волнении: «Вы кредитор? Вы вор? Вы хуже: / Вы чей-то муж! Нет, хороши для мужа. / Зачем вы здесь? Зачем на ложе / Нисходит этот лунный луч?» Диалог, как лунный свет, сплетает прихотливые ритмические узоры. Знаменитый герой-любовник со сна слеп, и ночной визитер вынужден сам открыться: «Анри-Генриетта»… Казанова вспыхивает скоропалительным любовным огнем. Легкомысленный (покамест кажущийся легкомысленным) ангелок упархивает в окно.

Следующим вечером. Казанова настойчив, Генриетта уклончива, он восторжен, она нежно насмешлива: «Я никогда так страстно не любил, / Так никогда любить уже не буду…» С помощью говорливых модисток происходит преображение гусара в блистательную даму. Тихо вкрадывается вопрос: «Кто ты?» — «Тайна».

…Кто бы она ни была, она — совершенство. Исполнена тонкой прелести; учтива той изысканной учтивостью, что царила в очарованном мире замков и парков; остроумна, умна; музыкальна, как сама музыка, — она покоряет всех блестящих гостей аристократической пармской виллы, где хозяин-горбун, случайный знакомец, дает прием в ее честь. Оркестр легко роняет «жемчужины менуэта», небрежно ткутся шелковые нити тонких речей, как вдруг: «К вам посланный с письмом. / — А! Семь печатей! / Казанове. / Моя любовь, — расстаться мы должны».

Последнее прощание — на «дорожном развале», в гостинице «Весы». Казанова в тоске молит остаться с ним еще хоть ненадолго, она непреклонна — отчего? Атмосфера тайны сгущается… Кольцо, не принятое им назад, она бросит в заоконную ночь, но прежде того алмазной гранью вычертит на стекле какие-то быстрые слова — записку в будущее, на которые Казанова, увлеченный отчаянием, не обратит внимания… Но в самом деле, почему разлука так неизбежна? Почему ей должно уйти? Кто она, наконец? Может быть, пришла из другого века? Недаром ей известно грядущее: «Когда-нибудь, в старинных мемуарах, / Ты будешь их писать совсем седой, / В богом забытом замке на чужбине…» Может, лунная Генриетта — это лирическая маска Цветаевой, ее мечта о самой себе: владычице сердец, прельстившей Казанову? «Даю вам клятву, что тебе приснюсь!»

…Тринадцать лет спустя в ту же комнату той же гостиницы Джакомо приводит свою тысяча первую подругу. Ей семнадцать лет, она прелестна, бедна, жадна — до денег, сладостей, плотских утех. Он — еще Казанова, но уже как бы нарицательный: профессиональный любовник, не вспыхивающий сердечным огнем, а только пышущий телесным жаром… За окном восходит луна, высвечивает нацарапанные на стекле слова: «Забудешь и Генриетту…» Ошеломление: «Или я ослеп?» — взрыв, страсть, мгновенно прежний Казанова наполняется прежним бурным отчаянием. Девчонка в страхе и слезах, хочет бежать. Но страстная буря стихла, Казанова уже вернулся из прошлого, уже снова готов развлекаться с тысяча первой… И утешенная красотка, конечно, не может удержать любопытства: «А что это за буквы?» — «Так — одно-единственное — приключение».

Е. А. Злобина

Виктор Борисович Шкловский [1893–1984]

Сентиментальное путешествие

Воспоминания. 1917–1922. Петербург — Галиция — Персия. Саратов — Киев — Петербург. Днепр — Петербург — Берлин (1923)

Перед революцией автор работал инструктором запасного броневого батальона. В феврале семнадцатого года он со своим батальоном прибыл к Таврическому дворцу. Революция избавила его, как и других запасных, от многомесячного утомительного и унизительного сидения в казармах. В этом он видел (а видел и понимал он все по-своему) основную причину быстрой победы революции в столице.

Воцарившаяся в армии демократия выдвинула Шкловского, сторонника продолжения войны, которую он теперь уподоблял войнам Французской революции, на пост помощника комиссара Западного фронта. Не закончивший курса студент филологического факультета, футурист, кудрявый юноша, на рисунке Репина напоминающий Дантона, теперь в центре исторических событий. Он заседает вместе с язвительным и надменным демократом Савинковым, высказывает свое мнение нервическому, надломленному Керенскому, отправляясь на фронт, посещает генерала Корнилова (общество как раз тогда терзалось сомнениями, кто из них лучше подходит на роль Бонапарта русской революции). Впечатление от фронта: у русской армии и до революции была грыжа, а теперь она уже просто не может ходить. Несмотря на самоотверженную активность комиссара Шкловского, включающую в себя боевой подвиг, вознагражденный Георгиевским крестом из рук Корнилова (атака на реке Ломница, под огнем впереди полка, ранен в живот навылет), становится ясно, что русская армия неизлечима без хирургического вмешательства. После решительной неудачи корниловской диктатуры неизбежной становится большевистская вивисекция.

Теперь тоска звала куда-нибудь на окраины — сел в поезд и поехал. В Персию, снова комиссаром Временного правительства в русский экпедиционный корпус. Бои с турками близ озера Урмия, где в основном расположены русские войска, давно уже не ведутся. Персы пребывают в нищете и голоде, а местные курды, армяне и айсоры (потомки ассирийцев) заняты тем, что режут друг друга. Шкловский на стороне айсоров, простодушных, дружественных и немногочисленных. В конце концов после октября 1917-го русская армия отводится из Персии. Автор (сидя на крыше вагона) возвращается на родину через юг России, пестреющий к тому времени всеми видами национализма.

В Петербурге Шкловского допрашивает ЧК. Он, профессиональный рассказчик, повествует о Персии, и его отпускают. Между тем необходимость бороться с большевиками за Россию и за свободу представляется очевидной. Шкловский возглавляет броневой отдел подпольной организации сторонников Учредительного собрания (эсеров). Однако выступление откладывается. Продолжение борьбы предполагается в Поволжье, но и в Саратове ничего не происходит. Подпольная работа ему не по душе, и он отправляется в фантастический украинско-немецкий Киев гетмана Скоропадского. Воевать за гетмана-германофила против Петлюры он не желает и выводит из строя броневики, которые были ему доверены (опытной рукой засыпает сахар в жиклеры). Приходит весть об аресте Колчаком членов Учредительного собрания. Обморок, который случился со Шкловским при этом известии, означал конец его борьбы с большевиками. Сил больше не было. Ничего нельзя было остановить. Все катилось по рельсам. Приехал в Москву и капитулировал. В ЧК его опять отпустили как хорошего знакомого Максима Горького. В Петербурге был голод, сестра умерла, брата расстреляли большевики. Поехал опять на юг, в Херсоне при наступлении белых был мобилизован уже в Красную Армию. Был специалистом-подрывником. Однажды бомба взорвалась у него в руках. Выжил, посетил родственников, обывателей-евреев в Елисаветграде, вернулся в Петербург. После того как стали судить эсеров за их прошлую борьбу с большевиками, вдруг заметил за собой слежку. Домой не вернулся, пешком ушел в Финляндию. Потом приехал в Берлин.