Безжалостные Существа - Джей Ти Джессинжер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Потому что по какой-то причине Кейдж не хочет менять статус-кво.
Якобы для моей безопасности. Но разве я не так же уязвима здесь, когда полиция дышит мне в затылок, а мой бывший парень-следователь-преследователь замышляет бог знает что в отместку за то, что я натравила на него Энни Оукли?
Возможно. Может, и нет. Я никогда не узнаю, потому что Крис никогда мне не скажет.
От этой мысли мне становится невыразимо грустно.
Когда я со вздохом зарываюсь лицом в подушку, Кейдж шепчет:
— Но что, если?..
Мои глаза распахиваются, и сердце начинает бешено колотиться.
— Что, если что?
— А что, если я перевезу тебя поближе к себе? В Нью-Джерси есть несколько хороших пригородов...
— Нью-Джерси?
— Значит, Мартас-Виньярд. Там великолепно.
Я стараюсь не выйти из себя, но жар уже поднимается по моей шее.
— Это в Массачусетсе. Ты хочешь, чтобы я переехала через всю страну и оставила здесь всю свою жизнь только для того, чтобы жить в другом штате, отдельно от тебя.
— Это всего в пяти часах езды от Манхэттена.
Мой голос взлетает на октаву.
— Всего?
Он выдыхает:
— Проехали... Ты права. Забудь.
Я поворачиваюсь в его объятиях и смотрю на Кейджа сквозь тени. Глаза его закрыты, а челюсть сжата. Похоже, он решил, что на этом разговор окончен.
Думаю, мне придется объяснить ему это прямо.
— Кейдж. Посмотри на меня.
Не открывая глаз, он отрывисто говорит:
— Спи.
Этот властный, упрямый, приводящий в бешенство человек. Чем больше и дольше я его узнаю, тем больше лекарств от давления мне придется принимать.
— Нет. Мы поговорим об этом. Прямо сейчас, начиная с этого момента.
— Тебе известно, что такое патовая ситуация? Она у нас прямо сейчас. Мы не можем это исправить, сколько бы мы ни говорили. Так что спи.
— Кейдж, послушай меня...
Он садится, толкает меня на спину и седлает мое тело. Затем Кейдж вперивается в мое лицо взглядом и начинает кричать.
— Ты - лучшее, что когда-либо случалось со мной. Самое лучшее, а также самое худшее, черт возьми, из-за того, кто я такой, и чем я занимаюсь, и всего дерьма, которое с этим связано. У меня никогда не будет белого штакетника, Натали. Я никогда не смогу позавтракать в воскресенье с друзьями, или на День благодарения с родственниками, или устроить пикник в парке, или чего-то такого, что делают нормальные люди, потому что я никогда не буду нормальным… Моя жизнь не принадлежит мне, понимаешь? Я дал клятву. Я дал клятву и скрепил ее кровью. Братва - моя семья. Братва - это моя жизнь. И выхода из этого нет. Кровь входит, но не выходит. Никогда. — Его голос срывается. — Даже ради любви.
Мое сердце бешено колотится, все мое тело дрожит, я смотрю на красивое лицо Кейджа, в его глаза, полные страдания, боли и тьмы, и понимаю, что он мне говорит.
Мы обречены.
Полагаю, я уже знала это. То, что есть сейчас между нами, не будет длиться вечно. Отбрасывая в сторону логистический аспект тех попыток поддерживать отношения, живя в трех тысячах миль друг от друга, такая необузданная страсть, как наша, не является чем-то стабильным.
Чем жарче что-то горит, тем быстрее это вспыхнет и прогорит.
Прибавьте мафию как вишенку на вашем гребаном торте-мороженом, и уже на этапе создания отношений вы рискуете закончить трагедией.
Так что еще нового? Не похоже, чтобы моя жизнь до сих пор была романтической комедией.
Я поднимаю руку и обхватываю лицо Кейджа ладонями, впечатывая пальцы в его подбородок грубый и упругий под моими пальцами.
— Я тебя слышу. Но ты кое-что забываешь. — Кейдж ждет, напряженно буравя меня немигающим взглядом. Я шепчу: — Я пойду на это или умру. Все или ничего. Не имеет значения, где мы живем и как далеко друг от друга. Я твоя. Ты раздаешь свои клятвы кровью, но я даю их своим сердцем. А теперь мое сердце принадлежит тебе. Мне не нужен штакетник или пикники в парке. Мне нужно только то, что ты мне даешь. И это самое прекрасное, что я когда-либо знала.
Через мгновение Кейдж грубо говорит:
— Что же это?
— Ты.
Кейдж прикрывает глаза. Сглатывает и облизывает губы. Затем он перекатывается на спину, переворачивает меня, потянув на себя, и тяжело выдыхает, глядя в потолок, когда обнимает мою голову одной рукой и крепко прижимает меня к своей груди.
Мы засыпаем вот так, наши сердца бьются в такт в темноте, все наши проблемы и внешний мир, которые только и ждут подходящего момента, чтобы разлучить нас, сдерживаются на некоторое время, пока мы спим, запутавшись в объятиях друг друга, грезя о месте, где мы могли бы быть вместе, не прячась.
Месте без кровавых клятв, перестрелок и душевной боли.
Месте без тайн, мести и сожалений.
Месте, которого не существует, по крайней мере, для нас.
26
Нат
Когда мы просыпаемся утром, двор завален снегом.
— Белое Рождество, — бормочет Кейдж, стоя позади меня у окна гостиной.
Я завернута в шаль. Его сильные руки обнимают меня. Подбородок Кейджа покоится на моей макушке. Я чувствую себя умиротворенной, в тепле, безопасности и в неге счастья.
Какой бы странной ни была наша ситуация, некоторые люди никогда не получают даже этого.
Моя соседка с другой стороны - женщина лет семидесяти по имени Барбара, призналась мне в прошлом году на вечеринке по случаю своего дня рождения, что она никогда не была замужем, потому что любовь – это большой риск.
Она бухгалтер. Как и Дэвид, она имеет склонность к вещам, на которые можно положиться: казначейские облигации, статистические таблицы, второй закон термодинамики.
Однажды я спросила его, как кто-то вроде него мог влюбиться в кого-то вроде меня - интуитивного, эмоционального, с проблемами при решении математических задач, - и он на мгновение замолчал, прежде чем мрачно произнести: «Даже у Ахилла была слабость».
В этом был весь Дэвид. Краток и загадочен.
И до сих пор я не совсем понимаю, что он имел в виду.
— У меня есть кое-что для тебя, — говорит Кейдж.
Мой смех выходит гортанным.
— По-моему, у меня это уже есть, сэр. Было дважды прошлой ночью и еще раз сегодня утром.
— Я не об этом.
Его голос серьезен, поэтому я поворачиваюсь и