Печальный Лорд - Елена Грушковская

— Милорду очень плохо? — пролепетало это видение.

— Сейчас уже всё в порядке, — поспешил его успокоить доктор Скилфо. — Не волнуйтесь, ваша светлость. Ему нужно отдохнуть, поэтому я дал ему снотворное, и…

Не дослушав, сказочное существо бросилось в кабинет и припало к груди лорда Дитмара. Понимая, что эта сцена не была предназначена для посторонних глаз, доктор Скилфо деликатно удалился.

Охваченный жалостью и состраданием, забыв обо всём, Джим прижался к груди лорда Дитмара и шепотом повторял только одно:

— Простите меня, милорд… Простите.

Ладонь лорда Дитмара ласково коснулась щеки Джима. Джим прижался к ней, а потом стал покрывать поцелуями. Веки лорда Дитмара тяжелели, взгляд угасал, но он смотрел на Джима, пока не заснул. Джим осторожно опустил его руку ему на грудь, поправил плед, укрыв им лорда Дитмара получше, нагнулся и поцеловал его бледный лоб. Всматриваясь в его черты, расслабленные сном, он не мог поверить, что этот человек мог поставить Эннкетина перед столь жестоким выбором. Этот эпизод был чужд тому идеальному образу Печального Лорда, сложившемуся в сердце Джима. Осторожно разглаживая пальцами морщинки на его лбу, Джим подумал о том, что лорд Дитмар не мог измыслить такую жестокость во имя самой жестокости, он лишь руководствовался своими убеждениями и чувствами. Перебирая короткие пряди его волос, Джим с грустью думал, что лорд Дитмар всё-таки не идеален: он мог испытывать и ревность, и собственнические чувства, и раздражаться, и презирать, и бояться — словом, все обычные чувства, присущие живым существам, наделённым разумом и эмоциями. Мог он иметь и слабости, и недостатки. Нет, не разочарование сейчас испытывал Джим, осознавая всё это; преломляясь в призме этого осознания, его чувства к лорду Дитмару переходили в новое качество — из романтической, полудетской влюблённости в зрелое, настоящее чувство. Джиму казалось, что и он сам становится другим — более взрослым, более мудрым. Он только сейчас вдруг с болью осознал, что лорд Дитмар не вечен, что однажды его может не стать, и самым уязвимым его местом было сердце, которое сегодня дало первый серьёзный сбой. Потеря сына легла на него глубоким шрамом, а Джим сегодня добавил ещё один, сказав такие беспощадные слова, и оно не выдержало. Нет, решил Джим, больше никогда он не станет так говорить с лордом Дитмаром, ни при каких обстоятельствах. Склонившись над спящим лордом, он поцеловал его закрытые глаза.

Позже к Джиму пришла мысль: а может быть, не лорда Дитмара стоило винить, а посмотреть прежде всего на себя? Может, он и сам виноват. Вроде бы он не обольщал Эннкетина намеренно и не обещал ему ничего, но смутное чувство вины не покидало его, грызло его и подтачивало. Может быть, он лишний раз улыбнулся, а Эннкетин принял это за благосклонность? Но КАК он мог предотвратить возникновение чувств у бедняги? Или предугадать их появление? Теперь оставалось только вести себя с ним максимально сдержанно… "Раньше надо было", — обругал себя Джим.

Эннкетин, откинувшись на спинку диванчика-раковины, закрыл глаза, снова пытаясь воскресить в воображении поцелуй Джима и все чувства, которые он при этом испытал. Ведь когда-то он об этом и мечтать не смел! Он довольствовался лишь его ножками, а о губах думал как о каком-то невозможном, недосягаемом, запретном наслаждении, которого он был недостоин. Это было сродни тому, как если бы король Альтерии пригласил его, Эннкетина, на ужин в числе самых знатных гостей. Кожей головы он всё ещё ощущал прикосновение ангельских уст, а его губы ещё горели — страшно вспомнить, чего ему стоило удержать их сомкнутыми, а после даже дать Джиму что-то вроде отповеди. Сейчас эти слова казались ему глупыми, дерзкими и напыщенными; какое право имел он, слуга, поучать господина? Он клял свой язык. Если бы всё можно было вернуть назад, он сказал бы совсем другое.

«Мой дорогой господин Джим, не делайте того, о чём сами будете сожалеть, ведь я этого недостоин. С меня довольно и того, что я каждый день вижу вас, касаюсь вас — осторожно и почтительно, как это и надлежит мне, — держу в руках ваши ножки и причёсываю ваши волосы. Уже это для меня величайшее счастье, и я не смею желать большего. Я не сожалею ни о чём, я ни на кого не в обиде, а что до моего тела — это пустяк, который ничего не значит по сравнению с тем, что живёт в моей душе. Я счастлив в каждый миг, когда служу вам, это доставляет мне радость, которую я ни на что не променяю. Предложи мне кто-нибудь, чтобы у меня был свой дом, много денег, красивый спутник и очаровательные детишки, но чтобы при этом я расстался навсегда с вами, я бы не задумываясь от всего этого отказался, потому что мне ничего не нужно без вас. Ваше счастье — моё счастье, а ваше горе — моё горе. Вы — моя Вселенная, вы течёте в моих жилах и наполняете мои лёгкие, я живу вами, для вас и не мыслю себе иного существования. Я счастлив, счастлив, я безгранично счастлив!»

Глава 12. Йорн

На следующий день в дом прибыл новый садовник. Он был молод, как все выпускники мантубианского центра, не особенно красив, но высок и хорошо сложён. Его звали Йорн, на его голове топорщился короткий светлый ёжик, у него были голубые глаза, большие руки и широкие плечи. Эгмемон провёл с ним ознакомительную экскурсию по саду и показал домик, где ему предстояло поселиться.

— Тут всё осталось, как при прежнем садовнике, — сказал он. — Немного неопрятно, но вы уж сами тут обживайтесь и хозяйничайте. Я могу выдать вам новое постельное бельё, а об остальном позаботитесь сами.

Йорн опустил на пол свой чемоданчик.

— Где тут можно мыться? — деловито спросил он.

— В тёплое время года — в душевой кабинке, что снаружи домика, — ответил Эгмемон. — Зимой — в доме, в служебном санузле.

— А где я могу получить питание? — спросил Йорн.

— Питаться будете на кухне, — сказал Эгмемон. — Спросите повара Кемало, он даст вам еду. Что касается ваших непосредственных обязанностей, то ваша настоящая задача — подготовить сад к зиме. Зимой у вас работы будет не меньше, чем летом: у нас в доме есть оранжерея, за которой тоже нужен уход. Там собраны довольно редкие и ценные растения. Ваша квалификация достаточно высока, чтобы обслуживать их?

— Я садовник высшей категории, — ответил Йорн. — Уход за редкими растениями входит в мою компетенцию. Основные дисциплины, которыми я владею, это ботаника, агрономия и садоводство. Все эти дисциплины изучены мной досконально.

— Что ж, будем надеяться, что это так, — проговорил дворецкий.