Последний кайзер. Вильгельм Неистовый - Джайлз Макдоно

10 августа Вильгельм смог записать на свой счет один несомненный успех: он завершил начатое дедом объединение Германии приобретением скалистого острова Гельголанд; англичане согласились отдать его в обмен на территории, населенные племенем виту в Кении и Занзибаре. До 1807 года Гельголанд принадлежал Дании, а затем был оккупирован англичанами. Британское владение этим «северным Гибралтаром» было закреплено в Кильском договоре 1814 года. Вильгельм прибыл на остров, чтобы принять бразды правления от последнего британского губернатора, Артура Баркли. Его приветствовала группа островитянок в красочных костюмах. Заверив своих новых подданных в том, что он не оставит их своей милостью, кайзер так выразился о будущей роли, которую Гельголанд призван сыграть для Германии: «Остров… должен стать нашим оплотом на море, обеспечить защиту немецким рыбакам, поддержку моему военному флоту, гарантию от посягательств любого врага, который осмелился бы появиться в водах нашего немецкого моря».

Вильгельм уступил часть территории германских колоний, чтобы расширить границы метрополии, — это вполне соответствовало политике Бисмарка. Бывший канцлер считал, что заморские владения — это разменные монеты, которые в удобный момент можно сбросить ради налаживания отношений с Великобританией в частности. Вальдерзее был согласен с таким обменом, но его беспокоила идея кайзера, которую тот высказал в мае, — прихватить новые земли в Восточной Африке. Казалось, обмен африканских колоний на Гельголанд должен был вполне устроить Бисмарка, однако он высмеял действия кайзера: «Получил пуговицу от штанов за целый костюм». Что такое Гельголанд? Не более чем несколько «голых скал». Возможно, канцлер хитрил — он сам в 1884 году ставил перед англичанами вопрос о Гельголанде, но ничего не добился. В 1889 году Джозеф Чемберлен был готов отдать немцам этот остров в рамках общего соглашения о союзе двух стран, но требовал в обмен огромную территорию — всю германскую Юго-Западную Африку (в наше время Намибия). Другие комментаторы были склонны к более позитивной оценке обменной операции, характеризуя ее даже как «первый признак начала новой эры». Великобритания к тому времени стала проявлять раздражение по поводу германской экспансии. Некоторые германские политики видели здесь опасность, о чем свидетельствует, к примеру, запись в дневнике Гогенлоэ от 19 июня: «В нашей колониальной политике мы самым бесцеремонным образом наступаем на больную мозоль англичан. Это грозит тем, что Англия может объединиться с Францией и Россией, что было бы для нас крайне неприятно».

Соглашение с Англией включало не только обмен территориями, в нем был урегулирован и ряд других спорных вопросов. Английская сторона признала существующие границы германских владений в Юго-Восточной Африке, Германия отказалась от притязаний на Уганду. При Бисмарке вопрос о Гельголанде имел в лучшем случае третьестепенное значение, но для Вильгельма включение острова в состав рейха было идеей фикс еще с детских пор, когда он впервые посетил остров. Бисмарк отмечал, что Вильгельм «загорался», когда речь заходила о Гельголанде. Позиция бывшего канцлера была более сдержанной: остров неплохо взять — но только по дешевке — без какой-либо компенсации англичанам.

18 августа Вильгельм встретился с русским царем. Переговоры проходили в Нарве и Ревеле. Дело шло к созданию франко-русского союза, но Вильгельм утверждал, что в разговоре с ним российский самодержец высказывался в пользу реставрации французской монархии, отмечая, что республика — это угроза европейскому миру.

Вальдерзее нелицеприятно отозвался о поведении кайзера во время осенних маневров армии в Силезии:

«Я убежден, что монарх кое-что понимает в строевой подготовке, но отнюдь не в управлении войсками на поле боя. У него нет военного опыта, отсюда его сомнения насчет ценности кавалерии. Кайзер крайне подвижен, он мечется туда-сюда, лезет на передний край, вмешивается в действия генералов, издает бесконечное количество приказов, противоречащих друг другу, и совершенно не слушает своих советников. Он хочет всегда быть победителем и обижается, когда решение посредника оказывается не в его пользу».

Возможно, начальник Генштаба несколько преувеличил недостатки Вильгельма. На офицеров большое впечатление производило то, как хорошо кайзер знал карту, мог буквально с закрытыми глазами назвать координаты каждой деревни. Один из офицеров Генштаба высоко отозвался о его интеллекте. Правда, когда Мари фон Бунзен спросила его, сможет ли кайзер стать хорошим военачальником, тот замялся: знания у него слишком фрагментарны, ему так многим приходится заниматься. Офицер повторил то, что отмечал Вальдерзее: на маневрах кайзеру подыгрывают, чтобы он мог считать себя победителем.

Критические замечания Вальдерзее, которые он, видимо, высказывал не только на страницах дневника, вызвали недовольство кайзера. Во взглядах, которые он бросал на своего военного ментора, читалось «уязвленное самолюбие», сменившееся «суровой холодностью». При разборе учений он свалил свои ошибки на Вальдерзее.

Вильгельм пришел к выводу, что его начальник Генштаба заходит слишком далеко, да и с Каприви у него как-то не складывалось… Строптивому Вальдерзее кайзер предложил место посла в Штутгарте и орден Черного орла. Вальдерзее отказался. Строки его дневника дышат горечью: «Кайзер начинает ощущать себя настоящим военным и не хочет далее демонстрировать свою зависимость от меня. Но какой же он дилетант в военном деле! Если он пожелает в случае войны взять на себя командование, не формальное, как его отец и дед, а фактическое — какое это будет несчастье!» Вальдерзее поделился с дневником крамольной мыслью: может быть, социал-демократы были не так уж не правы в своих высказываниях о кайзере?

В сентябре 1890 года Вильгельм посетил Мюнхен. Эйленбург позаботился — выправил стиль его речей, сделав их более спокойными. Но над пером Вильгельма он был не властен. 8 сентября в золотой книге мюнхенского магистрата кайзер сделал запись, вызвавшую скандал: «Suprema lex regis voluntas» («Воля короля — высший закон»). Позднее его апологеты пытались представить дело так, что кайзер просто решил проявить свое чувство юмора, и вообще, похожее латинское высказывание — «Sic volo sic jubeo» («Как хочу, так и приказываю» — из сатир Ювенала) — было запечатлено на потолке здания министерства по делам религии, образования и культуры в Берлине. Однако в Баварии, где два последних короля были сумасшедшими (в медицинском смысле слова), такие слова были восприняты болезненно, с контекстом — пруссак насмехается над баварцами. Каприви посчитал, что если это была шутка, то крайне неудачная — кайзер совершил мальчишеский поступок. Баварцы были возмущены.

III

Вальдерзее еще какое-то время оставался на своем посту. Вероятно, Вильгельм решил чужими руками провести неприятную операцию по увольнению в отставку множества отслуживших свое генералов. Реакция начальника Генштаба была однозначной: «Он слишком рано взошел на трон». Впрочем, порой у Вальдерзее находились добрые слова по адресу молодого монарха: он неглуп, быстро все схватывает, у него отличная память; он в душе добряк, не забывает тех, кто ему служил верой и правдой; неплохо умеет общаться с толпой. При всем при том критические тона преобладали: кайзер стал лениться, не обнаруживает ни малейшей склонности к систематической работе. Но главный корень зла Вальдерзее видел в переменчивости взглядов и мнений правителя:

«Кайзер абсолютно непредсказуем. Сегодня он с одними, завтра с другими, сегодня он против евреев, завтра — не разлей вода с ними; то он сулит свою поддержку аграриям, то возникает впечатление, что он хочет разорить их, то он обнаруживает интерес к промышленникам, то проявляет к ним враждебность. Он увольняет Бисмарка за то, что тот вел переговоры с Виндхорстом, а теперь сидит и спокойно смотрит, как Каприви вовсю сотрудничает с Центром; он объявляет дворянство самой достойной частью общества и тут же грозит расправиться с мятежниками в их среде (непонятно, кого имеет в виду Вальдерзее); то он полон ненависти и презрения к России, то заискивает перед русскими, так что те потешаются; австрийцы для него то жалкие создания, то лояльные и верные союзники. Действительно ли он верующий и богобоязненный христианин, или просто притворяется таковым? Вообще, можно ли на него положиться? Мы не знаем ответа».

Возможно, эти слова — не более чем жалобы попавшего в немилость приближенного. Однако критические замечания встречаются в дневнике Вальдерзее все чаще. 4 октября он выразил недовольство «забавами» Вильгельма: «Маневры, то сухопутные, то теперь все чаще морские, путешествия, охота — это для него важнее всего; времени на работу, по сути, не остается». Читает кайзер только вырезки из прессы, сделанные его сотрудниками, пишет только на полях документов, используя фразы и выражения Фридриха Великого, доклады предпочитает максимально краткие. «Просто скандал: дворцовые пресс-релизы создают у публики впечатление, будто кайзер работает с утра до вечера, а на самом-то деле… Вдобавок он еще весь в долгах: точь-в-точь как его папаша…» — пишет Вальдерзее.