Последний кайзер. Вильгельм Неистовый - Джайлз Макдоно

24 апреля в винном погребке «Ратхаузкеллер» (в Бремене) избранное общество предавалось дегустации благородных вин. Вильгельм закурил сигару, все присутствовавшие последовали его примеру. Эйленбург, не переносивший табачного дыма, и Мольтке с трудом нашли помещение, где можно было продохнуть. У 89-летнего фельдмаршала развязался язык. Он посетовал на то, что Бисмарк не сумел приспособиться к новому монарху: «Имея дело с таким молодым и горячим господином, не стоило самому горячиться, надо было проявить больше понимания». Он считал, что Вильгельму следовало оставить старого канцлера на своем посту.

Там же, в Бремене, у Вальдерзее был долгий разговор с Эйленбургом. У главных советников молодого кайзера были различные взгляды. Эйленбург выразил мнение, что все будет хорошо, если Вильгельм будет получать своевременные и правильные советы. Вальдерзее не скрыл своих опасений в отношении внутренней и внешней политики государства, которую намеревался проводить кайзер:

«Что особенно меня беспокоит, так это тот факт, что у кайзера до сих пор нет твердых, устоявшихся взглядов. К счастью, за пределами узкого круга никто об этом не подозревает. Как часто я был свидетелем его шатаний между Австрией и Россией! Как часто он менял свои взгляды о тех или иных лицах! Сегодня он самого лучшего мнения о том-то и том-то, а через несколько дней и слышать о нем не хочет, или наоборот…»

У представителей армейского командования, которое состояло сплошь из пруссаков, были свои основания для недовольства. Их волновало тяготение Вильгельма «к морским волнам», то есть увеличение ассигнований на флот за счет сухопутных сил. В самой армии Вильгельм оказывал явное предпочтение гвардии в ущерб обычным пехотным частям, проявлял грубость в отношении старших по званию офицеров — нечто немыслимое при правлении его деда. Он выступал за смену командного состава более молодыми офицерами, что многим пришлось не по нраву. От новых поветрий армию защищал Вальдерзее, причем в обход Каприви, который, несмотря на свое генеральское звание, после ухода на гражданскую службу утратил доверие военных. Вальдерзее жаловался, что Вильгельм ведет себя несерьезно: «…устраивает бессмысленные учебные тревоги, неизвестно с какой целью: мы и без того всегда в полной боевой готовности, он упорствует в суждениях по таким вопросам, в которых не разбирается», склонен отмахиваться от мнений более опытных военачальников.

Вильгельм рассчитывал обессмертить свое имя в качестве создателя германского военно-морского флота. Кроме того, таким образом он рассчитывал снискать симпатии либерального среднего класса и расширить социальную базу режима, ранее ограниченную пределами прусского истеблишмента. В Пруссии флоту никогда не уделялось большого внимания. В этом отношении мало что изменилось и в первые годы Второго рейха. С 1871 по 1888 год моряками командовали «сухопутные» генералы: принц Адальберт Прусский, генерал-лейтенант фон Штош и, наконец, Каприви. Талантам было нелегко пробиться наверх. Тирпиц, к примеру, выступил с новаторской идеей по тактике боевого применения торпедных катеров, но сумел опробовать их на деле лишь благодаря родственным отношениям с Каприви. Интересно, что стремление Вильгельма создать флот, достойный статуса нового рейха, поначалу не вызвало тревоги в Великобритании. Напротив, в начале 90-х годов британский королевский флот стал сокращаться. Позже Вильгельм не раз вспоминал об этом факте.

Было еще одно обстоятельство, которое беспокоило военные круги — сторонников Вальдерзее: ради повышения своей популярности, особенно в антимилитаристски настроенных непрусских регионах Германии, Вильгельм не чурался критиковать порядки в армии. Он резко выступил против рукоприкладства в отношении солдат, наложил вето на ряд назначений на командные должности лиц, так или иначе скомпрометировавших себя в глазах общественности.

II

В 1890 году состоялось второе «северное путешествие». Яхта кайзера бросила якорь в Христиании — предстояло нанести официальный визит королю Швеции. Этот город, будущая столица Норвегии Осло, в то время был ничем не примечательным портовым поселком, впрочем, по мнению Эйленбурга, «неплохо спланированным». На этот раз среди гостей был Эмиль Герц — личность, известная своей необычайной неуклюжестью и игравшая роль своеобразного клоуна. Эйленбург развлекал Вильгельма историями о своем пребывании в Страсбургском университете, который недавно подвергся радикальной германизации. Официальной целью экспедиции был сбор подходящих ракушек для грота в Новом Дворце в Потсдаме. Новый знакомый, англичанин по фамилии Байрон, научил кайзера ловить лосося на муху. Вся компания посетила представление пьесы Швейгхофера «Антисемиты». Реакция Эйленбурга, который как раз относился к числу тех, о которых шла речь в спектакле, была достаточно категоричной: «мелодраматическая чушь».

Вильгельм находил время для работы: из Берлина приходила почта, и он подписывал документы, которые не могли ждать до его возвращения, — иногда до четырехсот в день. Развлекались как умели. Сенсацию вызвало появление Кесселя в женской одежде с большой русой косой. Такого рода шутки особенно нравились кайзеру — у него было своеобразное чувство юмора. Не забытыми оставались живопись и музыка. Обычной была такая сцена: художник Вилли Штевер рисует что-то на своем мольберте, Эйленбург и Хелиус импровизируют на рояле на темы Вагнера и французского шансона. Сладкоголосый Фили исполняет свои «песни роз». Остальные занимаются каждый своим: Кессель внимательно слушает, Левенфельд отпускает шуточки, злополучный Ханке — «главный по обжорству» — размышляет, что бы поесть и выпить, Герц — «главный советник по части несчастий» — изображает животных, Хюльзен пробует себя в искусстве магии, граф Эберхард фон Данкельман стреляет чаек, Ведель и Зенден озабочены, что бы такое выкинуть, чтобы стать предметом очередной остроты. Герц и Кидерлен-Вехтер однажды предстали в виде сиамских близнецов, соединенных друг с другом большой сосиской. Эйленбург в своих мемуарах отозвался о подобных забавах довольно резко; по его мнению, они граничили с фривольностью. Кайзер, который позже прочел записки своего друга, писал в мемуарах: «Ничего подобного не было. На борт приглашались ученые, которые выступали с лекциями; проводились серьезные дискуссии и обсуждения». Каждому, видимо, запомнилось свое.

Придворный менестрель Эйленбург в то время буквально рассыпался в дифирамбах по поводу возвышенной атмосферы, царившей на яхте. В письме к Доне, которая, вероятно, интересовалась, как они проводят время, он сообщал: «Здесь у нас никаких сантиментов. Все проникнуто духом служения благородному идеалу».

Вальдерзее пришел к выводу, что Вильгельм стал все больше напоминать своего отца. Таких горьких строк о монархе, какие он записал в дневнике летом того года, никогда ранее не появлялось:

«Ни по одному из вопросов у кайзера нет своего мнения или представления о том, что нужно предпринять. Печально, но он не более чем воск, из которого разного рода умники лепят то, что им нужно. Поразительно, как он мечется из одной крайности в другую. Над всем довлеет одна мысль — он озабочен тем, как он выглядит в глазах окружающих, он думает только о своей популярности! Эгоцентризм и тщеславие растут в нем не по дням, а по часам. Я считал кайзера Фридриха человеком очень тщеславным, слишком обращавшим внимание на свою внешность и одежду. Но нынешний наш правитель далеко превзошел его в этом отношении. Он просто алчет аплодисментов, восторг толпы — это все, что ему нужно. Он абсолютно убежден в своих выдающихся способностях (что не более чем плод досадного недоразумения) и потому обожает лесть. Он любит строить из себя мецената и швыряет деньги направо и налево. И все это растет такими темпами, что это просто ошеломляет: сегодня одно, завтра другое, еще почище».

Услышав от Маршалля фон Биберштейна лестную оценку способностей кайзера — как тот быстро все схватывает и как трезво обо всем судит, — Вальдерзее саркастически заметил: «Дай Бог, чтобы он смог это повторить через полгода!»

Вильгельм решил, что нашел панацею против ненавистного ему социализма — надо строить больше церквей и школ. Вероятно, ему вспомнились проповеди Штеккера. Влияние Хинцпетера явно ослабело. Кайзер отныне больше склонялся к рецепту Бисмарка в отношении бастующих рабочих — вместо пряника появился кнут. Вальдерзее был шокирован тем, что кайзер хотел послать целый полк для «наведения порядка».

10 августа Вильгельм смог записать на свой счет один несомненный успех: он завершил начатое дедом объединение Германии приобретением скалистого острова Гельголанд; англичане согласились отдать его в обмен на территории, населенные племенем виту в Кении и Занзибаре. До 1807 года Гельголанд принадлежал Дании, а затем был оккупирован англичанами. Британское владение этим «северным Гибралтаром» было закреплено в Кильском договоре 1814 года. Вильгельм прибыл на остров, чтобы принять бразды правления от последнего британского губернатора, Артура Баркли. Его приветствовала группа островитянок в красочных костюмах. Заверив своих новых подданных в том, что он не оставит их своей милостью, кайзер так выразился о будущей роли, которую Гельголанд призван сыграть для Германии: «Остров… должен стать нашим оплотом на море, обеспечить защиту немецким рыбакам, поддержку моему военному флоту, гарантию от посягательств любого врага, который осмелился бы появиться в водах нашего немецкого моря».