Улица Венеалме (СИ) - Иолич Ася

– Нет! – в отчаянии воскликнула она. – Больше ни за что! Иди изрисовывай стены! Я только что всё убрала!

Кимат весело рассмеялся, хватая протянутый грифель, и Аяна подозрительно проследила за ним взглядом, потом повернулась к столу. "Тум... тум... ли... ди..." – задорно пела лесенка.

Тридцать два по... Тридцать три.

– Мама! – раздалось истошно со второго этажа.

"Тум-ди-ди-та" – простонала лестница.

Нижняя половина Кимата торчала из-под кровати, и Аяна нагнулась к нему, опираясь на локти.

– Там, наверное, очень интересные вещи показывают, – сказала она, заглядывая под кровать. – О. Нет, не очень. Там показывают, что мне давно пора подмести полы. Что ты там забыл, милый?

– Ашатка! Исовать!

Аяна вгляделась и увидела в пыли грифель, закатившийся под кровать, опустилась на живот и попыталась дотянуться, и со второго раза у неё вышло. Она чихнула и смахнула с носа муку.

– Я достала. Вылезай.

– Мама! – воскликнул Кимат, пытаясь вылезти наружу. – Мама!

– Да ты застрял, – сказала она, ложась на спину и засовывая голову под кровать. – Клятые платья, как же в них неудобно. Ай!

Она отцепила одежду Кимата, но острая боль заставила её отдёрнуть руку. Вот же... заноза.

– Мама! – весело крикнул Кимат, убегая вниз по лестнице.

Аяна вылезла из-под кровати и села. Толстая глубокая заноза торчала из основания большого пальца. Ух...

Она дёрнула занозу, и из ранки тут же пошла кровь. Надо чем-то замотать, а лучше полить вином. Неудачное место... Кровит.

– Мама, исовать! – крикнул Кимат снизу, и Аяна со вздохом встала, смахивая растрепавшиеся волосы с лица.

Лестница тихонько пропела песенку, и Аяна ахнула. Кимат открыл корзину с углем и бодро крошил один из кусков на только что выметенный от муки пол.

Аяна шумно выдохнула, распахнула шкафчик и вытащила бутылку вина, выдернула пробку и плеснула на руку, держа её над полотенцем. Эх, жаль, тут нет горючки Солы или хотя бы рума. Рум крепкий, он бы отлично подошёл.

Она натянула сапоги, взяла Кимата под мышку и вынесла во дворик.

– Стой спокойно, – сказала она. – Я полью тебе.

Она лила из ковшика ему на руки холодную воду, а он весело хлопал в ладоши, орошая её платье и лицо мелкими серыми брызгами, потом схватил полотенце и резво убежал в дом. Аяна нагнулась, чтобы умыться.

– Котик! – радостно заорал из дома Кимат. – Котик!

Аяна резко развернулась и бросилась внутрь, звонко роняя ковшик на камни двора.

Ишке сидел на столе и, урча, уплетал мясной фарш для по. На раскатанном тесте отпечатались угольные следы его мощных лап.

- А-а-а-а! – заорала Аяна, хватаясь за лицо. – А-а-а-а!

"Туф... Туф..." – постучали в стену справа, и соседская бабушка начала витиевато браниться. – "Туф..."

Ишке грациозно, но с громким стуком спрыгнул на пол и не спеша, задрав хвост, направился к приоткрытому окну.

Аяна хлопнула себя по лбу рукой и закрыла глаза. Рука была мокрой. Гамте! кровь.

Она замотала руку полотенцем и оглянулась. Чёрное угольное крошево красивыми кошачьими следами вело к столу, и в обратную сторону, к окну.

Уголь не хотел покоряться венику. Аяна выругалась двумя словами из списка Верделла, отлично подходившими к такому случаю, и плюнула на пальцы, собирая последние крошки.

– Мама! Ашатка! Гоп! – донеслось сверху.

"Тум-ди-ди-та!" – завопила лестница.

Кимат стоял на маленьком столе, на который, по-видимому, забрался со стула, и собирался прыгнуть на кровать.

– Что... Ты... Творишь... – отчаянно пробормотала Аяна, хватаясь за виски. – Что ты творишь! Погоди... Погоди...

Она сняла его со стола, содрогаясь от тёмных следов, которые оставляли её ладони на его серой рубашке, предвещая скорое свидание с лоханью и щёлоком, и посадила на кровать.

– На.

Игрушки с грохотом высыпались из "ящика отчаяния", который стоял в закрытом шкафу на случай... отчаяния.

– Ого! – восхитился Кимат, очень, очень точно повторив интонацию Бертеле. – Ого!

– Вот тебе и ого, – сказала Аяна, спускаясь вниз по стонущей лестнице. – Вот тебе и ого...

Чёрные следы Ишке на белом тесте были как пятно на репутации будущих по.

Аяна схватила бутылку и отхлебнула из горла. Гамте. Теперь ещё и уголь... Фарша не хватит. Ладно... Будет лапша. Надо помыть руки, но сначала... Сначала немного утешения от дома Бинот.

Вино было сладким, как губы Конды после медового пряника, когда он целовал её в долине. Аяна сидела, подперев голову рукой, слушая, как Кимат наверху тихонько восхищается старыми игрушками, овеянными некоторой новизной после долгой разлуки. Конда уехал, опять, и вернётся только послезавтра. Надо попросить его привезти ещё "ящик отчаяния" от дома Бинот. А ещё как-нибудь съездить к Карису на винодельню и посмотреть, каким образом он делает из винограда чудесный эликсир утешения.

Она встала, затыкая бутылку пробкой. Надо тут прибраться.

Волосы сбились в клоки с пылью из-под кровати. Аяна вытащила гребни и встряхнула волосами, откидывая их назад. Пыль медленно оседала к её ногам.

Дверь резко открылась.

Аяна оцепенела.

Пятеро мужчин вошли в комнату, и двое из них ей были незнакомы. Невысокого роста сухощавый мужчина средних лет и ещё один, постарше, в шляпе. Ещё одного, коренастого, она видела мельком пару раз на кухне в доме Пай, ну и, конечно, она не могла не узнать стоящего рядом Кейло.

Пятым был Воло.

Она сглотнула и попятилась, покрываясь мерзким липким потом.

Руки затряслись.

Она сделала ещё шаг назад.

– Это она? – спросил мужчина в шляпе у Кейло, и тот кивнул.

– Тан эйрес, Воло?

– Прейте фор ваэйре эче каптэ.

Мужчина в шляпе нахмурился, брезгливо всматриваясь в лицо Аяны, потом скользнул взглядом по её грязной шее и рукам, обрызганному замаранному платью.

– Мейглэ.

Он вышел, и за ним последовали остальные.

Аяна стояла, дрожа.

– Паде! – донеслось снаружи, и подковы загремели прочь по мостовой.

Она с ужасом схватилась за шею.

– Мама! – закричал сверху Кимат.

Аяна развернулась, оторопело шагая по лестнице, но снова застыла. В приоткрытой двери стоял Воло, вглядываясь в её лицо.

– Мама!

Взгляд Воло взметнулся вверх, ко всходу лестницы, и Аяну затрясло.

– Нет! – яростно крикнула она, шагая вперёд, в багровые язычки пламени. – Уходи! Уйди! Пошёл!

Глаза Воло расширились. Он сглотнул.

"Та... та... ди... ли... ди...ли..." – начала петь лестница.

– Мама, – сказал Кимат, шагая по ступенькам. – Камешки.

Воло побелел, переводя взгляд с Кимата на Аяну, но она уже летела вперёд, стремительная, неостановимая, будто хищная птица, наконец выследившая жертву в высокой степной траве, в вихрях багрового пламени, свирепо оскалившись, рыча и пытаясь дотянуться ногтями до его лица.

Он отшатнулся, захлопывая дверь.

– Паде!

Аяна остановилась, чуть не врезавшись в дверь, и в ужасе обернулась на испуганного Кимата.

– Солнышко моё... Солнышко... Что же делать?!

Её трясло так, что зубы стучали, и в голове было так пусто, что аж звенело.

Бестолково озираясь, она схватилась руками за виски. Воло. Воло видел её и видел Кимата. Это сходство... Он не мог не узнать. Он сейчас догонит Ормана и скажет ему...

Она кинулась к двери, нашаривая ключ в кармане висящего рядом плаща. Надо было запирать! Вот бестолковая! Пожалела Арчелла, который ждал под дождём у двери... Дурная привычка оставлять открытой дверь...

Арчелл! Надо найти его. Срочно! Он поможет. Надо собраться и бежать отсюда, пока Воло не вернулся и не... Не сделал что-нибудь с ней и с Киматом!

Сырые по лежали в корзинке. Тесто с отпечатками лап медленно заветривалось. Девочки придут завтра... У них праздник. Праздник! Аяна сморщилась, тревожно грызя губу. Конда! Конда! Гамте! Ну почему! За что?!

Она схватила бутылку и вытащила зубами пробку. К чёрту. Сначала надо успокоиться. Потом собрать вещи.