Щит побережья, кн. 1: Восточный Ворон - Елизавета Дворецкая

Даже мысли о Даге окрасились той же тревогой. Появление мертвеца казалось дурным знаком, предвещающим еще более страшные беды. А какие? Что у нее имелось дороже брата и какая беда могла уязвить ее сильнее, чем несчастье с ним? «Если бы Даг был здесь! – мысленно твердила Хельга, в ясный день бродя поблизости от усадьбы, поскольку отходить далеко ей не разрешали даже с провожатыми. – Если бы только Даг был здесь!» Тогда она была бы спокойна за него и гораздо спокойнее за себя. И где-то в глубине отдавалось: если бы он был здесь… И это «он» относилось уже не к Дагу…

– Позор! – однажды в сердцах бросил Равнир, когда домочадцы, потолковав все о том же, повздыхали и умолкли. – Десятки здоровых сильных мужчин сидят, жмутся к очагу и дрожат, как дети! Тьфу! Был бы здесь хотя бы Даг – может, мы все стали бы посмелее!

– Дагу сейчас самому нелегко! – сказала бабушка Мальгерд. – Мы все думаем о нем, вздыхаем и тем лишаем его сил. А надо не думать и не вздыхать. Надо что-то делать. И если мы тут одолеем Ауднира, у Дага в земле слэттов прибавится сил. В мире нет ничего отдельного.

Женщины, челядь, хирдманы, сидящие вокруг очага, не сводили с нее глаз, точно слушали саму норну. И внимательнее всех была Хельга: мудрость бабушки указывала дорогу силам ее души.

– Все связано и все связаны! – тихо и ровно продолжала фру Мальгерд. – Мы связаны с тем, о ком думаем, даже если он об этом не знает, и своими мыслями отнимаем силы или прибавляем ему сил. Мы должны что-то сделать, мы должны стать сильнее, и тогда Даг станет сильнее тоже.

– Я знаю, – выдохнула Хельга, едва лишь фру Мальгерд замолчала. – Я знаю, кто нам поможет. Я найду…

Хельга смотрела вокруг, видела знакомые лица, знакомые до последней щели стены, полки с посудой, котлы на потолочных балках, на камне возле очага старую миску из березового корня, где на краю виднелись следы зубов – это Равнир однажды поспорил с Сольвёр, что пронесет в зубах через весь дом миску, полную горячей каши. (Пронес, ничего.)

Да, Ворон прав: она слишком крепко привязана ко всему этому, каждый человек и каждая вещь здесь – продолжение ее самой. Но среди этих знакомых лиц и вещей ей невидимо мерещился еще один взгляд – взгляд Ворона. Если уж она так неразрывно связана с тем и с другим, то нужно попробовать, как тогда с рунной палочкой Гудфриды, обратить силу Ворона на помощь человеческому миру.

– Мы готовы! – первым сказал Равнир, а за ним и другие закивали, мельком переглядываясь. – Но за такое дело надо взяться умело.

– Я знаю, у кого мы попросим совета! – ответила Хельга.

– Если ты имеешь в виду старую Трюмпу, то я бы не… – начала Троа.

– Нет! – Хельга мотнула головой. – Нам даст совет сам Один.

– Так это правда? – ахнула Сольвёр.

– Что?

– Что ты… Что ты умеешь разговаривать с Восточным Вороном? – несмело закончила Сольвёр и посмотрела на Хельгу отчасти виновато, будто заранее просила прощения, если неправа.

Хельга помолчала. Только сам Один и знает, каким путем люди все узнают друг о друге, но в конце концов те, с кем ты дышишь одним воздухом, знают о тебе все и никаким открытиям не удивятся.

– Это правда, – просто сказала Хельга. – Восточный Ворон слышит меня, а я слышу его. Он даст нам сил. Нужно только, чтобы мы решились. Ведь мы решились?

Она оглядела кухню, внезапно ставшую местом «домашнего тинга». Все сидели, и только она стояла возле очага, как конунг, призывающий своих воинов к походу. Маленький конунг в шерстяном платье, с двумя бронзовыми застежками на груди, волной темно-русых волос и чистыми, как весенняя вода, серо-голубыми глазами…

Вечером, когда небо посинело и стало одного цвета с морем, Хельга, закутанная в меховую накидку и с натянутым на самое лицо капюшоном, вышла за ворота усадьбы. Ауднира она совсем не боялась, зная, что уже находится под защитой. Ведь Ворон сказал: «Я всегда буду с тобой…»

На берегу она остановилась, глядя в сторону вершины фьорда. Море было синим, небо было синим, несколько вытянутых каменных островков между двумя берегами напоминали заснувших драконов. На горах лежал снег, а над горами поднимались облака, почти тех же очертаний, только белее, и казалось, что это не облака, а другие горы, чуть подальше. Между двумя горами висела низкая, огромная, белая луна, совсем круглая, лишь чуть затененная плывущими мимо прозрачными серыми облаками. Весь мир спал зимним сном, и боги весны спали. Только жадный мертвец, обиженный при жизни, сидел над кучей награбленного добра и скалил зубы на луну, солнце умерших. И зоркая судьба, укутанная в синий плащ зимней мглы и серое покрывало облаков, единственная, кто не спит никогда, щурила глаза, прикидывая, чья дорога сегодня лежит вверх, а чья – вниз.

На опушке ельника возникла высокая темная фигура и торопливо направилась к Хельге. Силуэт Ворона был хорошо заметен на белом снегу и все же казался нездешним, выходящим не из леса, в который можно войти любому, а из неведомых глубин, и ветер шевелил края широкого черного плаща, точно крылья.

Хельга сделала несколько шагов к нему. На большее у нее не хватило сил, она слишком устала в ожидании этой встречи.

Ворон взял обе ее руки и прижал к груди; Хельга прильнула к нему, уже радуясь тем событиям, которые доставили им причину свидеться. Она хотела сказать, что поняла его правоту, что больше не просит взять ее с собой, а просит помощи тем людям, среди которых живет… А еще – что она счастлива увидеть его, счастлива несмотря ни на что. Да только зачем говорить – он все знает. Ворон прижался губами к ее лбу, его поцелуй показался Хельге очень горячим, но она не удивлялась, откуда дух скал и деревьев взял теплоту человеческой крови. Она сама дала ему ее.

Тесно прижавшись друг к другу, они стояли на тонкой сумеречной грани миров и были в эти мгновения сильнее людей и богов. И счастливее.

– Так значит, вы все вместе хотите стать чем-то вроде Греттира? – шепнул наконец Ворон, показывая, что знает, зачем она пришла.

– Но ведь мы можем это сделать? – отозвалась Хельга, и не было сейчас такого дела, на которое она сочла бы себя неспособной. Сама отважная воительница богиня Скади не сравнилась бы с ней!

– Да, – ласково шепнул Ворон. – Люди могут многое, когда верят. Ты веришь, и ты – их вера. С тобой они могут все, и неважно, что среди вас нет Греттира. Мы – живые, а живое всегда одолеет мертвое. После зимы обязательно бывает весна. Это закон, так боги устроили мир. Не зря говорят: много маленьких ручьев делают большую реку.

Закрыв глаза, Хельга вслушивалась в его теплый шепот и уже не различала слов, но вокруг нее и внутри нее сплетался плеск неисчислимого множества ручьев, проснувшихся, оживших, дружно и радостно ломающих мертвые оковы льда. Много маленьких ручьев раньше или позже непременно сложатся в могучую реку весны. Так боги устроили мир, вложив во все живое стремление к жизни.

Следующий день прошел в лихорадочных приготовлениях и суетливой беготне между усадьбами и дворами, а потом началось то, что Равнир назвал «великой охотой на мертвеца». Вскоре после полудня, когда свет зимнего дня уже немного притих, но до сумерек было еще далеко, к кургану Ауднира, где на вершине чернело зловещее, хорошо заметное в белизне снега отверстие, с двух сторон приблизились два человека – мужчина и женщина. Женщина была Альфрида из усадьбы Лаберг, известная лекарка и ворожея, а мужчина – Ингъяльд из усадьбы Тингваль.

– Привет тебе, добрый человек! – протяжно закричала Альфрида, остановившись так, чтобы курган оказался между нею и Ингъяльдом. – Не слышно ли у вас чего новенького?

– Привет и тебе, женщина! – во весь голос отозвался Ингъяльд, приложив ладони ко рту. – Есть у нас одна новость. Наверное, вы еще не слышали, что Вальгард Певец вернулся?

– Какой-такой Вальгард? – громко удивилась Альфрида. – Уж не тот ли, что отнимал добро у знатных людей?

– Тот самый! – ответил Ингъяльд. – Он сейчас у нас, в усадьбе Тингваль, и пробудет до завтрашнего дня.

– Это добрая весть! – прокричала Альфрида. – Многих в округе она обрадует!

Мужчина и женщина разошлись, часто оглядываясь и бросая внимательные взгляды на молчащий курган.

Прошло не так уж много времени, когда со стороны моря показалось двое рыбаков. У обоих за плечами висели корзины, один держал в руках топор, другой – копье с широким старым наконечником, выщербленным и сточенным.

– А говорят, что Вальгард Певец пришел нарочно для того, чтобы сразиться с мертвецом! – преувеличенно громко рассказывал соседу Торд рыбак. – Он говорит, что, дескать, если одного раза оказалось мало, то он убьет его еще раз!

– Конечно, кто же об этом не знает! – оживленно поддерживал Блекнир, изо всех сил сжимая рукоять топора и стараясь, чтобы голос не дрожал. – Он во всех усадьбах говорит, что, мол, этого тухлого дохляка он не боится и разделается с ним, как с селедкой! Только пусть, говорит, он мне покажется, а там уж я дам его глупым глазам полюбоваться собственным задом!