Красный терминатор. Дорога как судьба - Михаил Логинов

— Да больно надо всматриваться, — сказала девица тускнеющим голосом и закрыла глаза.

— Ясно, — Сосницкий повернул дуло максима в сторону распахнутых дверей и пустил затяжную и, увы, прощальную очередь в зал с приходящими в себя гуляками. Ну конечно же, поверх их беспутных головушек. Учитель гимнастики нутром почуял, что задерживаться в гостеприимном особнячке нельзя более ни на секунду. Да и Князя, по всему выходит, тут нет… А затевать выяснение, не знает ли кто часом, где у этого вашего неуловимого Князька еще какие-нибудь хаты и малины — дело непозволительно затяжное в нынешних-то условиях. Гораздо перспективнее идти по назаровскому следу. А Назарова наверняка похитили люди Князя, кто же еще…

Сосницкий спускался по лестнице боком, ни на миг не выпуская из поля зрения остающихся наверху. За ним послушным ручейком струилась пулеметная лента.

Он дотащил порядком надоевший станковый пулемет системы «максим» аж до распахнутых ворот ограды особняка. Здесь и бросил вместе с измятым и запачканным френчем. Огляделся. За углом некоего строения, расположенного в полуверсте отсюда, скрывался неторопливо едущий экипаж.

Сосницкий побежал. Ноги, окрепшие в ежедневных гимнастических упражнениях, не порченные табачным дымом легкие — благодаря всему этому Дмитрий вскоре нагнал замеченный экипаж. Одноконный лихач, видимо, кого-то доставивший в эти места, теперь неспешно возвращался восвояси.

Извозчик наконец услышал топот. Обернулся, увидел высокого и широкого господина в исподней рубахе, несущегося за коляской, начал нахлестывать лошадку.

Лошадь, повинуясь кнуту, припустила, но… но проиграла эти скачки человеку.

Коляска сотряслась, когда на заднее сиденье рухнул, ловко запрыгнув на ходу, запыхавшийся бегун. Лихач покосился через плечо.

— Не бойся, любезный, — выдохнул Сосницкий и замолчал, переводя дыхание. Отдышавшись, сказал:

— Не серди меня, Бога ради, не советую. Спрошу — ответь. Прикажу — делай.

Извозчик зло сплюнул:

— Ох, сколько вас, окаянцев, развелось. Нет, хватит по ночам ездить, будя…

— Не бурчи. Скажи-ка, видел тут еще какой-нибудь экипаж?

— Не видел, — процедил сквозь зубы возничий. — Но, рваная сволочь!

Обуревавшие его чувства извозчик выместил кнутом на лошадиной спине. Коляска продолжала катиться прежним путем. Пока седок не отдавал указаний, куда ехать и как при этом гнать, но продолжал спрашивать:

— А по дороге никто не попадался?

— Может, и попадался. Проносились мимо любители. Мчали из этих вот мест, как наскипидаренные. На шарабане были с крытым верхом. Но конь у них не в мыле, значит, до того стояли. Доволен, что ли? Вон рожа как засветилась.

Лихач был, конечно, зол, но вот страха в нем не чувствовалось. Видимо, ночная работа не раз сталкивала его с личностями и похуже нынешней.

— Ты помнишь, где их повстречал? Вот и гони туда!

— Нешто не помню. Я Москву, как свою бабищу, на ощупь всю знаю. Только радости-то мне тебя задаром катать…

Дмитрий поднял себя со скамеечки, оказался рядом с бесстрашным возницей, ухватил того сзади за широкий наборный пояс и оторвал от облучка.

— А не задаром, — молвил Сосницкий, запустив руку в карман, в собственный. Выудил оттуда ком «керенок». — Вот за это вот, деньги называется, и за спасение своей колесницы. Не то выкину тебя с насиженного места и сам себя по Москве повезу. Ищи потом свою колымагу. Короче, кнут и пряник.

— Лады, лады, — лихач решил поменять строптивость на покладистость. — Поехали, барин, покатаемся.

— Вот здесь мы и разминулись, аккурат на этом месте.

— Давай вперед до конца улицы!

Улица оканчивалась распутьем. Извозчик смачным «тпррр-у-у» и натягиванием вожжей остановил экипаж.

— Послушай, любезный, — Сосницкий вновь покинул свою скамеечку, чтобы усесться рядом с возницей на козлах и дружески приобнять его. — Пока я не найду что ищу, отпустить тебя не, смогу, не взыщи, если ты там спешишь куда. Значит, любезный, чем больше помощи ты мне окажешь, тем скорее от меня отвяжешься. Ухватил? Вот так-то… Скажи тогда, как в ночной Москве быстро отыскать след искомой повозки?

— Как, как… Знамо как… Деньги-то есть еще?

— Все тебе отдал.

— Да и не деньги были. Значит, рассчитывай на свое обхождение. Тут кое-где на углах девочки мерзнут, денежных ухажеров ждут. Они кажного встречного-проезжего разглядывают, работа, вишь, у них такая. Кого спросить, как не их. Если скажут…

— Вези до них поскорее, давай, почтенный, давай!

Очень скоро, проехав всего лишь квартал, они набрели на искомое. Извозчик, гнавший галопом, притормозил, пустил лошадь шагом. Он привстал на козлах, всматриваясь в темную улицу. В ответ на это от стены одного из мрачных в ночи домов отделилась фигура и шагнула к проезжей части. Экипаж с двумя мужчинами на облучке поравнялся с молодой женщиной, кутающейся в шаль.

— Тпру! Стоять, корова безрогая!

— Все ругаешься, Егорыч! А это что за молодец? Напарничка себе нашел? Он у тебя на рубаху зарабатывает?

— Эх, Глашка, — лихач в сердцах хлопнул себя по колену, — недешево берем, а еще больше сами платим. На копейку заработаешь, на рупь неприятностей хватанешь.

Пока извозчик жаловался, Сосницкий сцрыгнул на мостовую и подошел к ночной барышне. На него насмешливо взирала невысокая молодая дамочка с усталыми глазами и царапиной на щеке. Дмитрий взял ее под локоток, склонился к ней, принялся что-то нашептывать на ушко.

Извозчик провожал грустным взглядом прогуливающуюся вдоль экипажа парочку, оживленно беседующую о чем-то своем. Сначала личико его старой знакомой, которой (да и не только ей) он помог не без выгоды для себя заработать кое-какую денежку, доставляя на заветный угол ищущих любви хмельных седоков, выражало удивление и разочарование. Потом стало задумчивым, потом девушка внимательно и игриво взглянула на собеседника. А собеседник тем временем шептал и шептал, в чем-то, видимо, горячо убеждая. И, видимо, убедил. Потому что Глашка стала сама говорить, показывая рукой какое-то направление, а седок внимательно слушал и улыбался. Когда Глафира замолчала, человек в исподней рубахе наклонился, поцеловал ей ручку, приведя непривыкшую к подобным нежностям проститутку в смущение, и через секунду он уже запрыгивал в коляску.

— Гони, любезный, прямо, до конца улицы, потом свернешь налево.

Лихач выполнил приказание. Выполняя, полюбопытствовал:

— Как же ты без рублевого подогреву вызнал, чего хотел? Запужал?

— Ну-у-у, — протянул седок, — разве других подходов к женщинам мало? Ты, любезный, про комплименты слышал когда-нибудь?

— Это когда баб нахваливают? А как же! Сам, бывало…

И возница с мечтательной улыбкой замолк. Видно, наползли на ум воспоминания…

Доехали до конца улицы, свернули налево. Продолжили тряский путь по мостовой безлюдной темной улицы. Продолжили объезжать уличных девочек. И те, к превеликому изумлению извочика, продолжали отвечать на вопросы Сосницкого.

Как же так, недоумевал московский лихач. Денег за ответы они не получают, зато неприятностей как-нибудь можно огрести. Разного они, эти девчонки, навидались-напробовались, чтоб теперь и куста бояться. Но вот, поди ж ты, откровенничают. Или этот «дон-жан» слово какое хитрое знает, которое отбивает у баб последний ум.

— Тебе бы, барин, в коты податься, — не выдержал извозчик, — мог бы всех девок в Москве подмять.

Седок ответил возничему загадочной фразой:

— Совершенный человек должен быть совершенен во всем.

Вот так Дмитрий и отследил маршрут крытой повозки, которая — как он продолжал думать — увозила Назарова. Последняя из расспрошенных Сосницким ночных девушек, сообщив, что да, такая повозка проезжала мимо, указав, по какой именно улице та угрохотала, добавила:

— Слышь, миленочек, подружки болтали, как раз по той улице у купца Мяснова что-то затевается. Не одни твои друзья сегодня в ту степь направились. Там все, небось. Купца того домину без труда разыщешь…

Без труда и разыскал.

Они проехали мимо домины. В доме и его окрестностях — показалось бывшему учителю гимнастики — присутствовала некая таинственная жизнь. Мелькнули тени у ворот, откуда-то пробивался свет, и вообще от мест этих исходил неуловимый магнетизм бурной человеческой деятельности — его от взгляда скрывали стены, но от обостренного чутья скрыть не могли. Впрочем, все могло оказаться на деле бредовым порождением уставшего от приключений мозга или не иметь никакого отношения ни к Назарову, ни к Князю.

Они проследовали до следующего поста «ночных женщин», там Дмитрий выспросил, как обстоят дела с крытым шарабаном. Обстояли так: тот не был замечен. Тогда Сосницкий вернул экипаж к купеческому дому. Разумеется, остановил его не у ворот, а у глухой стены ограды.