Портреты - Джулия Кендал

Макс подошел к камину и встал, прислонившись плечом к полке и сложив перед собой руки.

– Согласен. Но каким еще может быть мужчина, обманутый женой, обвиненный в убийстве и потерявший единственного любимого ребенка?

Я видела, что Макс тихо издевается над ней. Было несложно представить себе, какой была когда-то их совместная жизнь.

– О, довольно, ты уже получил удовольствие, сообщил мне тут о своей предстоящей женитьбе, а я должна была знать, что от тебя не дождешься ничего хорошего.

– Прости, если обидел тебя, София. Я не хотел тебя огорчить. Я пришел из-за портрета.

София немного успокоилась.

– Ну уж это меня совсем не интересует. Если тебе он так нравится, то и держи его у себя.

– Видишь ли, мне теперь портрет не нужен, у меня есть оригинал, – сказал Макс.

– О... оригинал?

– Да. Гастон живет совсем рядом с Клэр. Он восхитительный мальчик, наверное, таким был бы сейчас Дэниел, но он, разумеется, француз. Думаю, сходство и привлекло меня сразу к портрету.

– Дэниел! – она схватилась за нитку жемчуга и закрутила ее вокруг пальцев. – Ну что за странные мысли приходят тебе в голову? Я не заметила никакого сходства. Разве это возможно? Ему было всего три, когда он умер, а этот мальчик гораздо старше. И прошу тебя, Макс, ты же знаешь, как тяжело мне об этом говорить.

Макс выпрямился и засунул руки в карманы.

– Да, знаю, и мне тоже. Смерть ребенка всегда чудовищна. Временами мне хотелось самому умереть, чтобы не терпеть этой боли. Уверен, что и ты чувствовала то же.

София нахмурилась.

– Послушай, Макс, если ты пришел сюда только для того, чтобы снова все разворошить, то лучше уйди.

– Ну что ты. Я действительно когда-то упрекал тебя в том, что ты плохо заботишься о ребенке, но ты же не бесчувственна, и я уверен, что его смерть глубоко потрясла тебя.

– Да, ты прав, но в отличие от тебя я сумела начать снова жить, не оглядываясь все время в прошлое.

– О! Но я не думаю, что ты можешь совсем забыть Дэниела. Все же ты была его матерью.

– Прошу тебя, прекрати этот бессмысленный разговор, я этого не вынесу! – Она все накручивала и накручивала ожерелье на палец.

– Прости, София, но я считал, что нет ничего дурного в том, чтобы родители поговорили о своем ушедшем ребенке. Встреча с Гастоном вызвала в памяти столько воспоминаний, понимаешь. Дэниел, конечно, сейчас был бы помладше, но они очень похожи. Все же и ты, вероятно, заметила сходство. Дэниел был точно так же полон жизни...

– Макс, зачем ты это делаешь? Меня совершенно не интересует мальчик с портрета и то, насколько он напоминает Дэниела! Дэниел умер, ты слышишь! И хватит об этом.

– Видишь ли, кроме Роберта и судебного процесса, нас связывает только Дэниел.

Рука Софии дернулась, нитка, натянувшись, лопнула, и жемчужины покатились по ковру.

Она вскочила, и, задохнувшись, схватилась за шею. Два ярко-красных пятна горели на ее скулах.

– Что ты наделал! Мой жемчуг! Ты хоть представляешь, сколько он стоит?

Макс наклонился и поднял одну бусину.

– София, – обратился он к ней, – блестящий шарик лежал у него на ладони, и он смотрел поверх него взглядом полным ненависти. – Однажды, шесть лет назад, ты отняла у меня то, что дороже любого жемчуга. А теперь сядь и расскажи подробно, как и почему ты это сделала.

– Не понимаю, о чем ты, – холодно ответила она.

– 3наешь, когда я входил в эту комнату, я все же не был до конца уверен, что прав. Ну какая мать способна отправить ребенка в вечную ссылку, сообщив всему свету, что он умер? Так что, я думал, что и ты поверила в его смерть и страдала так же, как я. Но я слишком хорошо знаю тебя, София. Ты ведь все время знала, что Дэниел жив, не так ли?

3ловещая тишина нависла над комнатой, и я помню, что меня замутило от страха. Я подумала, что Макс, вероятно, доведен до крайности. Но он, конечно, не мог предъявить столь чудовищного обвинения, не имея для того оснований.

– Ты сумасшедший, – произнесла она.

– Сумасшедший? – Макс продолжал смотреть на бусину. – Нет, София, возможно, обезумевший, обезумевший настолько, что готов убить тебя за то, что ты сделала, но совсем не сумасшедший.

– Честное слово, Макс, не понимаю, зачем ты устраиваешь такой шум из-за Дэниела. Его нет уже много лет. Но главное – он не твой сын. Это никогда не приходило тебе в голову. Он ребенок Роберта, ты, идиот. – Она откинула назад голову и расхохоталась. Ее торжествующий смех эхом разнесся по комнате.

– Ребенок Роберта? Ты хочешь уверить меня, что Дэниел был сыном Роберта? – У него вдруг сделался очень усталый вид.

– Ну да, неужели тебе непонятно, что вы с братом похожи, и мне не сложно было тебя обмануть. О, нет, не думай, что я настолько глупа, что сказала правду Роберту. Я прекрасно понимала, как он сможет этим воспользоваться.

Макс опустил голову, губы у него были крепко сжаты, и я заметила, что он очень старается взять себя в руки. Я смотрела на него, и перед моими глазами проплывали одна за другой разные сцены: Макс, когда я его увидела впервые возле портрета Гастона; Макс в моей лондонской мастерской и его загадочное поведение, связанное, как я теперь поняла, с моими эскизами к портрету Гастона, а вовсе не со встречей с Софией, как я тогда подумала, и потом, позже после того, как они с Гастоном познакомились, его рвущий сердце рассказ о Дэниеле и его смерти. Все складывалось в единую картину, и я теперь знала, что Макс говорит правду. Гастон – это Дэниел. Я помню, мне тогда казалось, если бы у меня были нож или ружье, то я бы наверное бросилась на Софию.

Не выдержав, я встала со своего места, где я все это время оставалась, стараясь быть как можно незаметнее, и подошла к ним. Макс взглянул на меня удивленно, словно он вообще обо мне забыл.

– София. Я хочу вас кое о чем спросить, – обратилась к ней я.

Она посмотрела на меня с презрением.

– А, значит, Золушка умеет разговаривать.

– Я не Золушка, боюсь, вы меня недооцениваете. До сих пор то, о чем вы говорили, касалось только вас и Макса. Но вы, вероятно, забыли, что я знакома с Гастоном.

Она пожала плечами.

– Ну и какое это имеет значение? Я не могу понять.

– Не можете? А я могу, и даже очень хорошо. Очень похоже, что вы спрятали своего ребенка, София, и сумели убедить всех, что он умер. Сказать, что у меня не хватает слов, чтобы выразить то, что я думаю об этом, значит ничего не сказать. Но главное – я хорошо знаю Гастона – вашего Дэниела, знаю Роберта, и еще лучше знаю Макса. И я не могу ошибаться. Я училась наблюдать за людьми много лет. Без этого нельзя стать художником. Я могу утверждать, что вы бы не стали молчать, если бы Дэниел был сыном Роберта. Вы бы давным-давно использовали это орудие, если не до развода, то тогда, когда Макс возбудил дело об опеке. Нет, София, Дэниел – сын Макса, и тут нечего обсуждать, а то, что вы хотите защититься, ничего не меняет. Хватит издеваться над Максом.