Закон военного счастья (сборник) - Николай Басов

– Зад он давил вместо уха, что тоже неплохо, – хохотнул старшина.

– А назвать все-таки решили Олимпом. Смотри! – Словно это была теперь его собственность, Пестель взмахнул рукой, и Ростик увидел в десятке километров сбоку возносящиеся к серому небу голые камни, иногда они влажно поблескивали. Чуть выше, но едва ли в нескольких километрах, под камнями блестели белые пятна.

– Снег, даже теперь? – удивился Ростик.

– Мы раза три пытались подняться выше – лошади не идут, – гордо сообщил Пестель. – Я думаю, тут уже кончается воздушный слой.

– Так низко? – удивился Ростик.

– Перегуда же говорил, что мы живем в очень плоском мире, – отозвался Квадратный. – Я ему не очень-то и верил, а теперь… Сам вижу, что он прав. Я с коня слезал, пытался подняться… Голова раскалывается, в глазах круги, дышать совершенно нечем.

– Теперь понятно, почему там ничего не растет, – высказался Ростик.

Кажется, теперь он лучше понимал, почему ребят так развеселил его сон. Тут такие дела происходят, а он… Он и сам бы не пропустил возможности поклевать кого-то, кто спал, когда остальные делали фундаментальные открытия.

– Я думаю, эта горка метров на двести выходит за пределы атмосферы, – высказался Пестель. – Или даже больше.

– А теперь куда? – спросил Ростик.

– Мне показалось… Всего лишь показалось, что сразу за Олимпом, или как там его назовем, с той стороны… – старшина смущенно отвел глаза. – В общем, его юго-восточная сторона обрывается слишком уж круто. Если она в самом деле крутая и через эту горку можно перейти по перевалу – представляешь, как это важно?

– Прямо открытие перевала Магеллана, – вставил Пестель.

– А если гору обойти и вообще не искать перевалы? – предложил Ростик.

– Посмотри налево, друг, посмотри направо, – высказался старшина. – Олимп этот, конечно, повыше других будет, но гряда тянется на сотни километров, запаришься объезжать. Так что перевал – штука значимая.

– Согласен, – кивнул Ростик, хотя не очень понимал еще, насколько Пестель прав. Но если они стояли на господствующей высоте и все равно не могли различить конца этим отрогам, что на востоке, что на западе – наверное, да, хребет протянулся на сотни километров, которые будет ох как непросто преодолевать.

До перевала они доехали лишь перед самой темнотой. Поэтому втягиваться в узкую, метров триста, долинку не стали, а устроились на ночевку. Место оказалось удобным еще и потому, что тут почти не было живности. Лишь в клочках редких, низких, почти стелющихся по камням трав трепыхались какие-то птицы. Но их было так мало, что даже лошади разочарованно ржали, когда объедали очередной островок зелени и вынуждены были перейти к следующему.

Ростик после дневного сна чувствовал себя таким отдохнувшим, что без труда простоял на страже первую половину ночи. Это было здорово, дать ребятам поспать, а самому потом наверстывать во время лошадиных переходов. Если он научится этому, то проблема недосыпов будет устранена совершенно. Кажется, он становился настоящим путешественником, волком степей… Если есть такое название.

Днем оказалось очень много работы, они то и дело запутывались в разветвлениях долины, упираясь в действительно непроходимые вершинки, на которые не мог подняться даже Квадратный. Зато они поняли, что, против ожидания, на каждой из развилок нужно сворачивать не подальше от Олимпа – название, кажется, прижилось, – а поближе к нему. Чем это было вызвано, какой тектонический процесс послужил тому причиной, Ростик не знал. Да и никто, вероятно, из ученых, оставшихся дома, не мог этого знать, в Полдневье полагалось бы строить новую науку по этому поводу.

Конечно, они боялись, что никакой это не перевал, что они нашли лишь тупиковую складку и теперь никогда не выйдут на ту сторону гряды. Да и Пестель все время шутил, что необъятность мира – выдумка Перегуды, и вот им выпала на самом деле удача открыть конец мира, о котором так часто рассказывали хронисты еще на Земле.

И вдруг, всего лишь за час до того, как должно было погаснуть Солнце, все встало на свои места. Черные камни под копытами коней стали все чаще сменяться травой, а реденькие ручейки потекли не назад, а вперед. Они действительно прошли по узенькому перевалу и теперь оказались с другой стороны холмов.

Хотя по-настоящему убедиться в этом они смогли лишь на следующий день. Вернее, на следующее утро.

Глава 11

Следующий день прошел быстро. Слишком уж необычным оказался мир по эту сторону холмов, слишком много в нем приковывало взгляды, хотя Ростик и затруднился бы объяснить, что именно притягивало их внимание.

По сути, этот новый для них мир оказался еще более монотонным, серым и однообразным, чем даже те лесостепи, среди которых стоял Боловск. Потому что он целиком, полностью и совершенно состоял только из одного ландшафта – болот.

Но болота эти были так многообразны по цвету только-только зацветших трав и невысоких кустов, так много речушек и озерец разрывало серую их ткань, так невероятно велико было количество всякой живности, которая отыскивала тут пропитание и пристанище, – что смотреть хотелось, не отрываясь. А может, все дело было в том, что никто из них никогда не видел по-настоящему болотистой равнины, никто не видел даже летней тундры, и потому она заворожила их новизной. Так или иначе, не сговариваясь, все трое направились именно вперед, в Водяной мир, как его почему-то сразу стал называть Пестель, и вполне удачно.

Разбив лагерь на одном из последних каменных островков – все, что осталось от холмистой гряды, которую они только что перешли, – путешественники вдруг осознали, что действовали, даже не обдумав других вариантов, и Пестель попытался наладить дискуссию.

– Вопрос вот в чем – нужно ли идти дальше в болота? – спросил он, когда ужин был приготовлен и съеден, когда в кружках плескался чай, обещая десяток-другой минут приятной расслабухи.

– Я полагаю, нам следует посмотреть, что там творится, – отозвался старшина.

– Да, посмотреть было бы неплохо, – начал Пестель. – Но что мы хотим выяснить?

– Все, что там происходит, – сформулировал Ростик.

– Думаю, в глубине происходит то же, что и тут, на краю. Если мы не будем углубляться, а пойдем вдоль, все и так выяснится, а нам останется только систематизировать наблюдения.

– Чего ты боишься? – спросил его в упор старшина.

Пестель опустил голову, потряс темными вихрами. Почему-то Ростик только сейчас заметил, что он не стриг волосы несколько недель и они у биолога непривычно длинные, не то что у него с Квадратным.

– Того, что в болотах. Новых видов живности, их хищников, с которыми мы не знаем, как сладить…

– Тебе кажется, мы с ними не справимся? – спросил Ростик.

– Может, и справимся, но… – Пестель печально посмотрел на огонь, на товарищей и стал объяснять: – Мы не готовы к этому походу. Мы довольно неплохо экипированы для степи, у нас есть все, даже умение маскироваться там в необходимой мере, а тут… Нет непромокаемых спичек, нет масла, чтобы не ржавели доспехи, мы едем на лошадях, а может, тут нужны байдарки… Поэтому я предлагаю не заходить глубоко в эти болота, а посмотреть, что и как, не сходя с твердой почвы.

– Может, всех этих болот наберется всего на десяток километров, – сказал старшина. Чувствовалось, что аргументов Пестеля он не принял.

– С горы мы видели не менее двух сотен километров этой прелести, – сокрушенно отозвался Пестель. Он понял, что его предложение не пройдет. – И она тянулась дальше, гораздо дальше.

– Все-таки поясни, пожалуйста, свои опасения, – попросил Ростик.

– Не знаю, не смогу, наверное, это сделать, но… Но знаю одно – мы к походу по болотам не готовы.

– Боишься, – высказал старшина с ощутимой даже в темноте долей презрения.

– Боюсь, – признался Пестель.

– А ты что скажешь? – Квадратный повернулся к Ростику.

– Может, он прав? Может, болота окажутся слишком иной средой, чтобы соваться в нее чересчур решительно такими малыми силами.

Квадратный вздохнул, покрутил кружку в руке, взбалтывая остатки чая, посмотрел в тихую тьму, обступившую их со всех сторон, но как-то особенно ощутимо – с юга, со стороны Водяного мира.

– Хорошо, пойдем неглубоко, но все-таки пойдем. Просто чтобы было что докладывать в городе.

На следующее утро они пошли. И почти тотчас стало ясно, что Пестель прав, к серьезному походу по этой топкой поверхности, грязной, насыщенной влагой и сырой вонью, где все было обманчивым и ненадежным, они и вправду не готовы. Лошади выбились из сил, но смогли пройти до полудня лишь километров десять, то есть меньше, чем в самые скверные прежние дни. Оружие вдруг стало отказывать, тетива арбалетов разбухла, ножи не выходили из ножен, и даже передернуть затвор на автомате оказалось делом сложным. А надежда на огонь, где можно было бы просушить поддоспешные куртки, развеялась в дым… Вернее, в водяную пыль.