Философия красоты - Екатерина Лесина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ник-Ник говорил, что красота – в индивидуальности, кажется, я начинаю понимать, что он имел в виду.
Анна умерла… Помню, об этом говорили в новостях, и я плакала…
А потом пришли другие, новые богини, которым тоже можно было подражать, и про Анну забыли. Грустно. И еще очень неприятно на душе, будто заглянула в запертую комнату, в которую ни в коем случае нельзя было заглядывать.
Самое отвратительное, что на полях заметки имелась сделанная от руки приписка, снова несколько слов, зато каких! «Думаешь, это случайность?»
Случайность? Преступление, совершенное группой лиц по предварительному сговору не может быть случайным. Но я чувствовала, что спрашивают не о самом убийстве и не о преступниках. Спрашивают о смерти, совсем как в прошлый раз.
Элиз, Анна… они совсем не похожи друг на друга. И я не похожа на… Айшу. Ну конечно, Айша, эта круглолицая стерва все никак не успокоится. Стекла в туфлях ей показалось мало, теперь решила потрепать мне нервы. И Ник-Ник предупреждал. Пугает, значит. Таинственные конверты, непрозрачные намеки… вполне в ее стиле. Странно, но злости не было, я даже в чем-то понимала Айшу: тяжело видеть, как твое законное место занимает другая, тяжело отступать, и уступать тоже тяжело. Она пыталась бороться, а в результате осталась без работы, теперь мстит.
Глупо. Нам надо встретиться и поговорить. Вдвоем, на нейтральной территории, к примеру в кафе… нет, в кафе нельзя, донесут Аронову, он орать станет. Ладно, что-нибудь придумаю. Телефон Айши у меня был, подумать страшно, сколько я за него заплатила – хотела подстраховаться на всякий случай, ну мало ли что произойти может – и вот пригодился.
Трубку сняли на пятом гудке.
– Слушаю. – Голос у нее был неприятно-колючий, раздраженный.
– Айша?
– Нет, блин, матерь божья. Чего надо?
– Это… – я на секунду замялась, не зная, как представиться. – Это Химера. Нам надо встретиться, поговорить…
Она согласилась сразу. Я настраивалась на уговоры, возмущение или открытый посыл на три буквы, но Айша спокойно сказала:
– Пиши адрес. Жду.
За полгода до…
Увидев размер банковской ячейки, он, говоря по правде, испугался. Да тут авто спрятать можно, в завещании же шла речь о произведении искусства. Зато Адетт полна радостных ожиданий, в ее глазах Серж видел жадность маленькой девочки, предвкушающей встречу со Святым Николаем. Адетт любит получать подарки, и любит сюрпризы.
В ячейке обнаружился огромный кофр из обтянутого темной кожей дерева. Кожа, растрескавшаяся на боках, выставляла на всеобщее обозрение деревянные ребра, и выглядело это почти неприлично, будто бы девица легкого поведения вздумала обнажить грудь в людном месте. Кофр оказался тяжелым и неудобным, потребовалась помощь двух человек, чтобы поднять его из хранилища наверх, и еще двух, чтобы доставить домой, как на том настаивала Адетт.
В квартире Адетт кофр выглядел еще более нелепо, нежели в банке. Дневной свет безжалостно демонстрировал и трещины-морщины на старой коже, и облупившуюся краску, и стыдливую, бледно-золотую ржавчину на замке. Но Адетт, брезгливая Адетт, высокомерная Адетт, капризная Адетт радовалась старому ящику, словно дитя. Ее волновал не сам кофр, а то, что прячется внутри него. Это же загадка, а Адетт обожала загадки.
Внутри оказалось зеркало. Большое, в человеческий рост, старинное зеркало и белый конверт.
– Какая прелесть! – Адетт потрогала оскаленную морду непонятного зверя. – Оно… оно… непередаваемо.
Серж к ее восторгу отнесся прохладно. Зеркало, всего-навсего зеркало, да, старинное, да, дорогое – нужно будет непременно узнать его стоимость, хотя бы ориентировочную – но это всего-навсего зеркало. А где деньги? Где залог их с Адетт светлого будущего, не обремененного финансовыми проблемами? И чему она радуется? Неужто не понимает, что зеркало не спасет их от финансового краха?
– Ты только посмотри! – Адетт любовалась на жуткую вещь. – Разве оно не чудесно? Старик сумел удивить, я и не знала, что у него есть… такое.
Серж рассматривал зеркало с опаской, чудилась в темном, почти черном стекле затаенная угроза. Гладкая поверхность стекла – или не стекла? – на первый взгляд казалась густой и непроницаемо-черной, будто асфальтовая смола. Но, вглядевшись в черноту, Серж увидел свое отражение, а еще звезды, созвездия и бледную тень луны на заднем плане. Луна, кстати, тоже черная. Просто жуть. И рама соответствует. Скорее всего серебряная, но, возможно, благородный металл нанесен тонким слоем на обычную медь, или, к примеру, железо. Пожалуй, именно так, если бы рама была целиком отлита из серебра, зеркало получилось бы чересчур тяжелым. И для того, чтобы перенести его в квартиру, потребовались бы усилия гораздо большего количества людей. Значит, медь или железо, а поверху серебро. Украшена рама непонятными символами – не то каббалистические знаки, не то просто узор хитроумный – и созданиями совсем уж фантастическим. Длинноволосая женщина-змея, павлин с раскрытым хвостом, на каждом перышке можно разглядеть удивительный узор, тонкие нити и… глаза, самые настоящие человеческие глаза, с черными зрачками и неправдоподобно длинными ресницами. Сержу показалось, что, еще немного, и он увидит собственное отражение в этих глазах. Чуть ниже: зверь с головою льва худым, покрытым клочковатой шерстью телом и змеей вместо хвоста: из раскрытой в немом рыке пасти вырывается серебряный огонь, а змееголовый хвост яростно хлещет по неуклюжему телу. И совсем уж непонятное существо, похожее на помесь птицы и змеи.
– Я знаю, кто это. – Адетт нежно погладила оскаленную морду непонятного зверя. – "Юноше Беллефонту убить заповедал Химеру Лютую, коей порода была от богов, не от смертных: Лев головою, задом дракон и коза серединой, Страшно дыхала она пожирающим пламенем бурным…
– Что?
– Это – Химера. Тифон, – прикасаться к облаченному в перья существу, она не стала, и сразу переключила внимание на женщину-змею. – Ехидна. И Аргус Всевидящий.
– Ну и что это значит?
Прежде за Адетт не замечалось увлечение мифологией.
– Алан рассказывал мне про них… Часто… Каллироэ,
