Беру все на себя - Евгений Красницкий

— Войско Вячеслава Владимировича, князя Туровского!

— Чего надо? — Вопрос был не просто дурацким, но, несомненно, оскорбительным.

— А ты не понял?! Ну сейчас огоньку вам добавим, может, и поумнеешь. Или останешься жареным дураком!

Егор тронул коня и собрался отъезжать.

— Эй, погоди! — раздался с подворья Кривого уже другой голос.

Егор, будто и не слышал, продолжал ехать шагом. На подворье (Мишке было слышно) раздалась ругань, потом голоса поутихли, стало не разобрать, потом опять кто-то заблажил ругательно. Кажется, люди князя Всеволода не могли договориться между собой. Наконец, когда Егор с Савелием проехали уже половину пути до опушки леса, им в спину снова заорали.

— Эй! Э-эй!!! Да погоди ты! С тобой боярин наш говорить будет!

Егор, что называется, «умел держать марку» — развернул коня на месте, но возвращаться не стал, мол, хочешь разговаривать, иди сюда сам.

На подворье Кривого началось шевеление. Выскочивший откуда-то дружинник сначала отодвинул рогатку, преграждавшую выезд, потом подтянул подпруги у двух коней и подвел их к дому. Из дверей вышел немолодой уже мужчина, атлетического сложения (впрочем, и все остальные дружинники отнюдь не выглядели хлюпиками) в дорогом доспехе. Судя по его гордой осанке и тому, как почтительно придержал ему стремя дружинник, вышедший был кем-то из начальных людей — скорее всего, княжеский ближний боярин.

Оба — дружинник и боярин — проехав через проход в рогатках, направили коней к Егору. Разговор был недолгим, без повышения голосов и жестикуляции, потом городненцы отправились назад, а Егор засвистел призывно и замахал рукой, подзывая Мишку.

— Антон, коня! А вы тут посматривайте… самострелы держать заряженными, старший — мастер Кузьма. Кузя, не стесняйся — не к матушке на пироги пришли — чуть что, стреляйте, только аккуратно, своих не зацепите.

— Ага, понятно… Минь, ты тоже… поосторожнее там.

— Ничего, Кузь, как только туда Демьян со своими ребятами въедет, никому и шелохнуться не дадут.

— И все-таки, взял бы ты опричников. Хоть десяток.

Препираться с братом Мишка не стал, тем более что по знаку Антона к его «командному пункту» уже пригнали коней. Поднимаясь в седло, он краем глаза заметил, как Кузька перекрестил его в спину.

«Переживает… А, собственно, в чем дело? Он же прав».

— Антон, первый десяток опричников ко мне. И со знаменем! Поручику Демьяну передай, что как только мы въедем на подворье, пусть выдвигается со своими людьми, раздвигает рогатки и будет готов принимать пленных… или прийти нам на помощь.

— Слушаюсь, господин сотник!

Егор встретил Мишку какой-то непонятной — не то язвительной, не то злобной — ухмылкой.

— Кочевряжатся, понимаешь! Зазорно де князю простому ратнику сдаваться, требуют боярина. Ты тут старший из бояричей, вот и давай, тебе ж не впервой с князьями беседы вести. Правда, он вроде бы без памяти валяется, но, может, сумеешь?

Молчун Савелий, державшийся чуть позади Егора, при этих словах не то ерзнул в седле, не то шевельнул корпусом, но получилось это у него как-то саркастически. Непонятно лишь было, к чему этот сарказм относится — к поведению городненцев или к статусу Мишки.

«Угу, понятненько: одно дело в бою победить — тут они меня равным себе не скоро признают, а другое дело — политес соблюсти на княжеском уровне — этого они просто не умеют, а сопляк… как еще справится? Ну-ну, будем посмотреть».

— Что с Чумой, жив? — спросил Мишка, игнорируя и мимику Егора, и телодвижения Савелия. — Еще потери есть?

— Хочешь верь, хочешь не верь, а нету потерь. Так — зацепило двоих, но не сильно. А Чума сам виноват, стрелять разучился, облом корявый. Повезло — по затылку вскользь получил. Хоть и рассекло почти до кости и клок волос выдрало, но в памяти и ругается, значит, не опасно. Мотька ему сейчас затылок зашивает… я велел так и вышить: «Мазила», пусть покрасуется, пока волосы отрастут.

«Неужели Мотька поведется? Да нет, не станет — два-три шва наложит, и все. А Чума переживать будет: вдруг и правда надпись вышита? Шуточки у вас, лейтенант».

— Так что, если спросит, так и отвечать: «Мазила» вышито?

— Ага, так и отвечай. — Егор снова ухмыльнулся. — Я уже всем велел… Дураков криворуких учить надо!

— Господин сотник, первый десяток по твоему приказанию прибыл! — раздался позади голос урядника Андрея.

— Следовать за мной и десятником Егором! — распорядился Мишка. — Самострелы взведены? Наложить болты, быть готовыми к бою. Знаменщик, вперед. Ну что, дядька Егор, поехали князя пленять?

— Поехали… боярич. Как бы не помер князь-то, а ну как Мотька с Илюхой не справятся?

«Ой, забыл совсем!».

— Антон! Лекаря Матвея и обозного старшину Илью сюда! Со всем лекарским хозяйством. Ждать у рогаток и быть готовыми подойти по первому зову!

— Слушаюсь, господин сотник!

— Ну что ж, господа… Вперед, нас ждут великие дела!

— Вот именно, бур-бур-бур… — невнятно проворчал Егор, трогая коня одновременно с Мишкой.

На подворье Кривого на ногах оставалось всего трое дружинников. Остальные же… один лежал, накрытый плащом с головой (видимо, поймал шальной болт), еще один сидел под стенкой с наспех перевязанной ногой (Мишкин «крестник», пытавшийся сбить пламя с сарая), еще один — без левого сапога, сам себе перетягивал повязкой голеностоп (видать, тот самый лучник неудачно с крыши спрыгнул) и двое обожженных. Первый держал на весу покрытые волдырями руки, а на другого, обнаженного по пояс, вообще было страшно смотреть — борода сгорела, лицо, шея и верхняя часть груди обожжены.

«Это в него, наверное, тот зажигательный болт попал, который Серапион в бойницу запустил. А второй его гасил и руки обжег. М-да, вундервафля…»

— Всем здоровым оружие на землю! — рявкнул Егор. — Савелий, обыщи, чтобы не утаили чего, а потом в сарай их!

«Так, взять на заметку: обыску я опричников не учил — сам не умею. Но надо, в жизни всякое случается».

— Урядник Андрей, троих со мной, остальные — в помощь ратнику Савелию, — скомандовал Мишка. — Не забыл, как людей расставлять?

— Так точно, господин сотник, помню. Стоять так, чтобы не перекрывать друг другу линию выстрела…

Мишка недослушал и обратился к раненым:

— Сейчас наши лекари князя посмотрят, а потом вами займутся, потерпите.

В дверях дома обнаружился еще один дружинник. Стоял, перегородив проход копьем и смотрел волк волком.

— Прочь! — опять рявкнул Егор. — Пошел к остальным! Савелий, тут еще один, прими!

Дружинник вопросительно обернулся внутрь дома, оттуда ему что-то невнятно сказали, и он, зло швырнув копье на землю, зашагал к остальным пленным, на ходу расстегивая оружейный пояс.

— Трое внутрь, оружие держать наготове, — велел Егор отрокам.

Те, сначала глянув на Мишку и дождавшись утвердительного кивка, выполнили команду. Егор посторонился, предлагая Мишке войти впереди него.

В избе Кривого, хоть и оказавшейся чуть просторнее, чем представлялось снаружи, такому количеству народа явно было тесновато. Вплотную к лежанке, на которой, тяжело дыша, лежал князь Всеволод, стояли, закрывая его собой, двое: тот самый боярин, который выезжал на переговоры, и еще один, которого буквально трясло, не то от ярости, не то еще отчего-то.

«Наверное, тот самый „дерганый“, про которого пацан говорил».

Обоим было явно непривычно стоять под прицелом самострелов.

«Ага, это ТАМ телевизор приучил к виду людей, стоящих под наведенными на них стволами, а ЗДЕСЬ это в новинку. Копье или меч в аналогичных обстоятельствах приставляют к груди или к горлу, а вот так, на расстоянии, ни лучник, ни пращник угрожать не могут. Наверняка беспокоятся, как бы кто-то из ребят случайно на спуск не нажал, вот и застыли неподвижно. Ну что ж, нам же легче».

Мишка скользнул взглядом по углам, иконы, на которую можно было бы перекреститься, не нашел, а кланяться очагу по языческому обычаю, не стал.

«Так… спина прямая, подбородок чуть вверх, морду „кирпичом“, левую руку на рукоять меча, правую ногу чуть вперед. Я — представитель высшего сословия!»

Коротко склонил голову и представился:

— Сотник Младшей дружины воеводы Погорынского боярина Кирилла, боярич Михаил.

Пауза. Ждали-то взрослого человека. Наконец, тот, что выезжал на переговоры, представился в ответ:

— Боярин Авдей Солома, — покосился на «дерганого» и продолжил: — Боярин Василий Гоголь.

Мишка от неожиданности чуть не утратил соответствующей ситуации «морды лица». Конечно же «дерганый» боярин не имел никакого отношения к великому русскому писателю, даже и отдаленным предком классика, скорее всего, не являлся. Дело во внешности — больно уж похож на этот вид уток — коренастый, короткошеий, с большой головой и ходит наверняка вперевалку, да и нос какой-то сплющенный, на утиный клюв похож. Но прозвучало слово «гоголь» настолько неожиданно и неуместно…