"Спецназ древней Руси". Компиляция. Книги 1-10" (СИ) - Корчевский Юрий Григорьевич

В Старгороде текла размеренная жизнь. Люди меняли плоды своих трудов, к городу причаливали ладьи с торговыми людьми, которые очень ценили пушнину и мёд и готовы были выменять их на не менее ценные товары – оружие, а главное, мечи и броню. Особенно ценились лошади, так как в глухих лесах никто толком разводить их не умел, да и корм на них запасать было делом нелёгким. В стародавние времена и вовсе любой владелец коня считался князем. Сейчас кони были у многих глав родов, но ценились по-прежнему.

Но в этот день к берегам Старого Города приплыли вовсе не торговые ладьи. Это плыли драконы, появление которых никогда не сулило ничего хорошего. Купцы поговаривали, что в далёких заморских странах, где поклоняются не разным богам, а единому Богу, которого именуют Иисус Христос, даже молитву придумали, чтобы тот укрывал своих почитателей от их свирепости. В Старгороде никто от варягов скрываться не собирался, так как считал это недостойным, но все понимали, что драконы сулят кровопролитие.

Весть о незваных гостях принёс Гостомыслу один из его внуков, который рыбачил и увидел драконов. Гостомысл в это время любовно чистил своего коня. Хоть ездить на нем он решался редко, боясь свалиться, но очень гордился тем, что у него есть это дивное животное, а значит, он князь.

Гостомысл слышал, что далеко за лесами есть место, где такие вот животные ходят целыми стадами, и что есть народы, от которых, между прочим, происходит и его род, которые даже спят на таких конях и владеют десятками этих животных.

– Сколько ты видел драконов, Лешко? – спросил Гостомысл у внучка.

Лешко было всего лет восемь, и по крови он не был внуком Гостомысла, но это не имело значения. Гостомысл ничем не выделял своих кровных родичей от тех, кто был не его крови, и строго-настрого запрещал это своим ближним.

– Много! Восемь драконов!

«Восемь! И вправду большая сила, – подумал Гостомысл. – На каждом драконе могло быть по три десятка варягов, а значит, всего две с половиной сотни».

– Беги, Лешко, и зови всех к оружию! Кричи, что варяги плывут!

«Эх, придумать бы такую штуку, – про себя проворчал Гостомысл, – чтобы ей можно было всех на бой или на совет созывать!»

Сам Гостомысл спешно завёл коня в сарай, а сам поспешил надеть меховую куртку, затем взял щит, топор и копьё и поспешил к пристани.

Там уже собралось немало народу с оружием в руках. Все готовились встретить дерзких налётчиков или заставить тех не нападать, а проплыть дальше.

Мужчины из рода Гостомысла становились к его спине, а мужи из других родов к спинам своих предводителей.

«Эх, – подумал Гостомысл, – всё равно очень уж много варягов! Но ничего, каждый славянин стоит трёх отважных мореходов. Хорошо, что мы их вовремя заметили, а то была бы беда». Гостомысл слышал от торгового человека, что в одном селении вот так вот проспали, и всех от мала до велика перебили варяги, предав город огню. В Старом Городе день и ночь смотрели на море, строго-настрого запрещая жечь огонь в городе ночью не только из-за страха пожара, но и потому, что опасались, как бы незваные гости не приплыли на огонь.

Варяги видели, что славяне готовы встретить их с оружием в руках и вовсе не собираются спасаться бегством, но и у них была в чести отвага и боевая удаль. Поэтому дракары не повернули, а поплыли прямо, готовясь к бою.

Варяги прыгали в море и бежали к славянам по пояс в воде, прикрываясь щитами от летящих в них стрел. Гостомысл сам из лука не стрелял, считая, что стрелы не решают битвы, и с презрением смотрел на род Жирославичей, которые, утверждавшие, что город основал рыбак, сыпали стрелами на мореходов.

– Вот сейчас варяги им устроят! Как говорится, стрелой задрался – мечом отвечай, – проговорил Гостомысл и рассмеялся. – Ну чего, готовы биться насмерть, родичи? Не дрогнем, стоя за род и город, то есть множество родов!

Варяги, достигнув берега, быстро выстроили стену щитов и двинулись на роды славян, которые стояли толпой и поодаль друг от друга.

Варяги шагали и монотонно били топорами по своим щитам. Гостомысл уже сталкивался с мореходами и понимал, что главное – не поддаться на их уловку, так как те бьются строем, и если напасть на них самому, то больше шансов погибнуть. В единоборстве варяги не страшны, так как удаль у них проявляется, только если они почуют страх врагов, а славян устрашить не так-то просто.

– Стоим! Пусть сами идут! Коли нападут на кого, то мы тоже подсобим. Главное, не биться супротив стены щитов, а так мы их одолеем!

Не выдержали всё те же Жирославичи. Они сломя голову побежали на варягов и вступили в бой.

– До славы жадные! – проговорил Гостомысл. – Хотят, чтобы их, пришлых, уважали больше, чем нас, потомков славного боя – основателя города. Стоим! Пусть дураки кровью умоются.

Гостомысл стоял и смотрел, как Жирославичи быстро потеряли пять мужчин, которые пали под ударами варягов, и побежали назад. «Эх! Нельзя так делать, – подумал Гостомысл, – варягам только это и нужно! Эх! Но с другой стороны, чем больше у них падёт мужчин, тем сильней будем мы. Пусть бьют их варяги! Нам это только на руку».

– Стоим! – повторил Гостомысл, увидев, как не выдержали нервы ещё у трёх родов и те бросились на варягов. – Ждём!

Славяне, и без того уступавшие в числе варягам, теперь и вовсе ослабли. Несмотря на могучие удары, которые они обрушивали на мореходов, несмотря на то, что не жалея жизни бились славяне, они несли потери, а вот варяги – нет.

– Настал наш черед ударить, – наконец произнёс Гостомысл, – а то и вовсе город падёт. Ну, родичи, да прибудет с нами Перун.

Род Гостомысла ударил дружно и даже смог пробить стену щитов варягов. Казалось, мореходы должны были броситься бежать обратно в своё море, откуда они пожаловали, но предводитель варягов, который был одет в кольчугу и, по-видимому, был могучим воином, подал какую-то команду, и его люди быстро и умело вновь построили стену щитов. Может быть, если бы род Властимировичей ударил в тот момент, когда стена щитов развалилась, то мореходы были бы разбиты, но те просто стояли, по всей видимости, давая другим родам потерять побольше мужчин, и ударили уже в тот момент, когда было поздно.

Гостомысл понял, что, потеряв пятерых мужчин, он не только не заставил варягов отступить, но даже не мог сдержать их монотонного шага.

– Родичи! Отходим! Будем биться среди домов! Там каждый камешек силы прибавит! – закричал Гостомысл и, стараясь не подставлять врагам спины, стал пятиться.

Славяне бежали к своим домам, а варяги, почувствовав страх своих врагов, словно стали вдвое сильнее. Стена щитов рассыпалась, и мореходы погнались за своими жертвами, поражая тех, кто не мог быстро бежать, так как был ранен. Гостомысл просто ревел от досады и боли. Семь мужчин! Семь родичей, из которых двое – его сыновья. Перун, видно, не хочет простить ему того, что он осудил невинного. Видно, бог Праве пожаловался Перуну, и теперь тот карает его.

Гостомысл, конечно, надеялся, что его павшие лишь ранены и он ещё в этой жизни сможет попировать с ними. Но чтобы такое случилось, надо прогнать проклятых варягов, а те теперь только обретали свой истинный образ. Трое мореходов набросились на него. Гостомысл усмехнулся. Они надеются его, одного из лучших боев Старгорода, одолеть всего втроём. Гостомысл, легко отбив обрушившийся на него удар щитом, стремительно ударил сам, и варяг пал.

– Перун! – закричал Гостомысл и обрушился на второго.

Казалось, удары, которыми он осыпал своего врага, должны были сокрушить его, но тот смог выдержать их все, а после вместе с товарищем стал бросаться вдвоём на одного Гостомысла, который теперь уже сам перешёл к обороне, всё чаще закрываясь щитом.

– Óдин! – расслышал Гостомысл, когда тяжёлый удар сокрушил его. Он повалился на землю, прижимая руку к рассечённой ноге.

Гостомысл попытался встать, но видел, как вместе с кровью силы быстро оставляют его. Видел он, как, пытаясь пробиться к его телу, нашёл конец ещё один из его сыновей и как пал супруг его дочери.