Хочешь мира… - Игорь Леонидович Гринчевский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А между тем, всё очень просто. Что бы вы себе не думали, но я не хочу расстраивать вашего Учителя, которого по-прежнему безмерно уважаю и считаю своим другом!
— Другом⁈ — от возмущения молодого Цзяна аж подбросило со стула. — Ты — предатель! И поступил вероломно. Ударил Китайскую республику в спину и ограбил её. Твоя смерть только порадует Учителя и всех честных китайцев!
Да уж. Его просто трясло от возмущения. Услышит ли он меня? Но тут реплику подал мой тёзка:
— Что за истерика? Вы военный или тряпка штатская? Ах, военный! Ну, тогда вы должны знать, что любая операция проводится на основании приказа. Господин Воронцов же — сугубо штатский. И потому был вообще не в курсе и никак не влиял на ход событий, в которых вы его обвиняете. Слово офицера! Так что ни о каком «вероломстве» и речи нет. Это первое.
— А прежде чем мы перейдём ко второму, — включился в разговор я. — Ответьте, господин Цзян, когда и почему вы отрезали косу?
— Вы прекрасно знаете ответ! — вмещался в разговор второй китаец. — Коса была символом покорности ханьцев[83] манчжурам.
— Вот! — поднял я палец вверх. — Именно, что маньчжурам. И те народы, которые отделились, тоже были покорены манчжурами. Не Китаем. И сейчас они тоже «отрубили косу». Точно так же, как вы, они не хотят больше подчиняться. Ни прежним господам, ни вам. По-моему, это справедливо. И уж кому, как не вам, понять их.
Кажется, мой довод был нов для обоих революционеров. Но молодой вождь нашёл возражение первым:
— Они — часть нашей страны! И по отдельности будет труднее и им, и нам!
— Возможно. Но тогда их надо убеждать, а не завоёвывать, логично? Сейчас они хотят именно не зависеть ни от кого.
— Но Россия их захватила!
— Нет! — снова вмешался Семецкий. — Не захватывала. Сейчас это именно, что независимые страны. Мы убеждаем их, что им будет лучше с нами. Вы могли бы убеждать, что им полезнее быть с вами. А уж они пусть решают, верно?
— Да как они решат, если на их территории стоят ваши войсковые части?
— Да, стоят! Хотя бы потому, что одних бандитов в тех местах ошивается немало. Да и маньчжуры не прочь вернуть свою власть над монголами и уйгурами. Не говоря уж про отряды Юань Шикая. Пока что он признал только независимость Маньчжурии. Так что… мы лишь обеспечили местным возможность «отрезать косу» — повторил я свой аргумент.
Китайцы ненадолго замолчали. Сравнение с маньчжурами им не нравилось, но эмоции были сильнее. Однако я ещё не всё сказал.
— Так что я не совершил ничего вероломного, да и ничего ханьского не только я сам, но и Россия не отбирала. Но сказать вашему Учителю я хотел не об этом. Есть куда более важные для судьбы Китая вещи.
Тут меня прервали. Третий революционер очнулся и начал громко и экспрессивно материться. Нет, китайского мата я не знаю, но интонации были те самые.
— Простите, я попробую успокоить брата Ма. Он очень переживает своё поражение, так как считается мастером боевых искусств.
— Не мастер он, а другое слово, но тоже на букву «м» — пробурчал я под нос. — Это ж надо — в живых людей кипятком швыряться! Ладно, успокойте его.
А сам пока в очередной раз прогонял в мозгу аргументы.
— Видите ли, я хотел донести до господина Сунь Ятсена простую мысль. Ваша революция — далеко не первая в истории. Например, прямо сейчас продолжаются волнения в Мексике. И уроки всех предыдущих восстаний учат, что просто убрать власть чужаков — мало. Нужно дать стране эффективное управление. Единую центральную власть. Обеспечить защиту от внешних угроз, создать порядок внутри… И только потом возможно развитие.
— Разумеется!
Ответ молодого революционера был не просто высокомерен. От него веяло арктическим холодом. Дескать, чего ты тут общеизвестные вещи произносишь так. Будто это должно стать откровением. Черт, молод он ещё, нетерпелив. И слишком быстро высоко взлетел.
Недаром он пошел на то убийство. Да и сейчас не нашёл иного способа порадовать Учителя и реабилитироваться, как снова убить. Люди постарше выслушали бы дальше, прежде чем делать выводы.
— Юань Шикай не уступит власти. Даже если партия выскажется против него. А вы отдали под его власть лучшие революционные отряды. К тому же у него есть и свои подразделения, лояльные не вашей революции, а лично ему. У кого сила, тот и правит, не наоборот.
Щека Чжунчжена дёрнулась. Ну да, именно генерал изгнал его из страны, так что нынешнего президента Китая он не любил, пожалуй, даже больше, чем нас с Семецким. Но правило «не выносить сор из избы» или как оно там звучало по-китайски он соблюдал:
— Вам-то какое дело до этого? Наоборот, России выгодно, чтобы наша страна ослабла. Тогда… Как вы это там говорили? У вас «будет больше шансов убедить, что с Россией лучше»!
Вот ведь наглец! А ведь не может не понимать, что их жизни в наших руках. Но дерзит.
— Вы ошибаетесь, уважаемый господин Цзян. Росси сейчас выгоден сильный Китай. Именно это я и хотел донести через вас до вашего Учителя. И ради этого и явился сюда лично.
А говорят, что китайцы — узкоглазые! Да его глаза от удивления расширились до почти круглых. Я мысленно улыбнулся, но продолжал всё тем же доверительным тоном.
— Вы должны помнить, что всего несколько лет назад японцы пытались разбить Россию и захватить Маньчжурию. Да, сейчас они притихли. Но им по-прежнему страшно нужны ресурсы и рынки сбыта. Так что, если Китай ослабнет, они неизбежно попытаются захватить его. А затем, усилившись ресурсами Китая, снова пойдут войной на нас. И хотя бы поэтому я уверен, что ослабление вашей страны не нужно не только мне самому. Но и повредит интересам России.
Он задумался. А я пожалел, что не знаю китайского. Всё русский для него — чужой язык, и при мысленном переводе часть убедительности теряется. И услуги Семёна Петровича не помогли. Потерялась бы более важная составляющая — эмоции.
— Им не дадут захватить нашу страну! Ни вы, ни другие лаоваи[84]. Так уже было!
— Да, — согласился я. — Было[85]! Но