Крестоносцы на Востоке - Михаил Заборов

Март 1199 г. — срок, назначенный Иннокентием III для завершения сборов в поход, — миновал, а крестоносного войска еще не было и в помине.

Непосредственные приготовления к походу развернулись лишь с конца 1199 г. В ноябре в шампанском замке Экри (на р. Эн, в Арденнах) происходил рыцарский турнир. Вот здесь-то многие из участников и присутствовавших приняли обет Крестового похода. В литературе распространена легенда, будто на турнире выступил Фульк из Нейи, якобы увлекший своим словом рыцарей; однако наш главный источник, подробно повествующий о ходе событий, — Жоффруа Виллардуэн ничего не говорит о проповеди Фулька, а он не преминул бы упомянуть об этом, если бы кюре из Нейи действительно был на турнире. Во всяком случае, именно с ноябрьского турнира рыцарей и сеньоров охватила крестоносная лихорадка. Среди принявших крест находились видные феодальные магнаты — люди большей частью молодые (почти никто из них не был старше 30 лет).

Виллардуэн и Робер де Клари обстоятельно перечисляют громкие имена тех "весьма высоких баронов", кто отозвался в конце 1199 — начале 1200 г. на папский клич: тут были графы Тибо III Шампанский, племянник французского и английского королей, его двоюродный брат Луи Блуаский и Шартрский, Симон де Монфор (впоследствии — предводитель Крестового похода против альбигойцев), Рено де Монмирай и др. В феврале 1200 г. крестоносный обет принесли Бодуэн IX, граф Фландрии и Эно, его брат Анри; идти в поход обязались также Гуго де Сен-Поль, Этьен Першский и пр. Как пишет Робер де Клари, "там было еще столько других… что мы не смогли бы поименовать вам всех рыцарей, смелых и доблестных", — подобно Виллардуэну, он довольствуется перечислением лишь наиболее знатных баронов и их вассалов.

Почти всех этих рыцарей влекли на Восток отнюдь не только религиозные побуждения, хотя и в существовании таковых не приходится сомневаться. Люди своего времени, они были убеждены в том, что,

Кто ради дел святыхИскал чужих краев,За гробом ждет такихПрощение грехов.

В приведенных стихах выразил позднее эту веру один из участников Четвертого Крестового похода — трубадур Гаусель Файдит (сам, кстати сказать, большой любитель вкусно поесть и азартный игрок в кости, не принадлежавший, видимо, к числу особенно глубоко верующих крестоносцев). Наряду с религиозными доводами определенную роль в решении ряда крупных баронов взять крест играли семейные традиции. Участие в Крестовом походе давно уже считалось признаком хорошего тона в знатных рыцарских фамилиях: каждый молодой рыцарь непременно должен был побывать в Святой земле крестоносцем. Такая традиция прочно сложилась в роде графов Блуаских (участником Первого похода был Стефан де Блуа), графов Шампанских (старший брат Тибо III граф Анри принадлежал к числу участников Третьего Крестового похода и умер правителем Иерусалима в 1197 г.); Готье Бриеннский был сыном, внуком и правнуком крестоносцев, Жоффруа Першский, Милон де Бребан, Тьерри Эльзасский — сыновьями и внуками участников Крестовых походов. Тем не менее наиболее существенные причины крестоносного порыва французских магнатов были политического свойства. Почти все эти высокие бароны во время недавней войны Франции с Англией держали сторону последней, т. е. воевали в лагере врагов Филиппа II Августа, выступали приверженцами Анжуйского дома. Теперь эти бароны опасались репрессий французского короля: прежде всего, разумеется, они испытывали страх за свои земли во Франции. Ведь после гибели Ричарда Львиное Сердце Филипп II перенес вражду к нему на Иоанна Безземельного… Чтобы лишить своего сюзерена возможности захватить их владения (как союзников английской короны), графы Блуаский, Фландрский, а также близкие им бароны и порешили стать крестоносцами: ведь имущество последних переходило под охрану церкви. "Бодуэн, граф Фландрии и Эно, печалясь о смерти короля Ричарда и опасаясь козней французского короля, взял крест со многими баронами, чтобы уйти из-под его власти и избежать войны с ним", — ясно говорится, например, в хронике Эно.

Феодальных магнатов, как и прежде, толкали к заморским авантюрам совсем не благочестивые, а вполне земные заботы и помыслы — либо престижного, либо непосредственно своекорыстного порядка. Они хлопотали о собственном благополучии, о сохранении своих владений, о том, чтобы оградить их от покушений капетингской короны и, конечно, приумножить путем захватов на Востоке. Захватнические побуждения руководили в основном и массой рыцарей — вассалами и субвассалами, которые постепенно присоединялись к знати. Рыцарь Робер де Клари, вступивший в отряд своего сеньора Пьера Амьенского и впоследствии ставший историком похода, откровенно заявит позднее, что крестоносцы пришли в Византию, "чтобы завладеть землей".

5.4. Переговоры в Венеции. Левантийская торговля и отношения республики св. Марка с Византией

К лету 1200 г. во Франции собралось внушительное по тем временам войско, готовое отправиться за море. Крестоносцы подразделялись примерно на полторы сотни баронских отрядов (в хрониках и документах приводятся имена около 150 баронов-предводителей), по 80-100 рыцарей в каждом. О первых практических шагах их предводителей детально рассказывает в своих записках Жоффруа Виллардуэн, который на протяжении всего повествования усердно старается обелить участников и руководителей предприятия.

Собравшись сперва в Суассоне, затем в Компьене (к северу от Парижа), — сам Виллардуэн присутствовал на этих совещаниях — баронская верхушка признала верховным военачальником феодальных ополчений 22-летнего графа Тибо III Шампанского. Затем в Компьене были отобраны шесть знатных рыцарей, которых направили послами в Венецию. Им предстояло договориться с венецианским правительством о переправе крестоносного воинства. В числе послов был и сам Виллардуэн. В составе посольства находился также славившийся своим красноречием рыцарь-поэт Конон Бетюнский, автор двух поэм о Третьем Крестовом походе. Послы прибыли в Венецию в начале февраля 1201 г. Сколько времени они вели там переговоры, точно неизвестно: то ли восемь дней, то ли около двух месяцев (сведения наших источников расходятся).

Во всяком случае, в начале апреля 1201 г. в результате нескольких встреч с престарелым венецианским дожем Энрико Дандоло (1192–1205) был подписан договор, по которому Венеция на определенных условиях согласилась предоставить крестоносцам корабли.

Подписание этого договора явилось весьма ответственным эпизодом в истории Крестового похода. Именно тогда в Венеции и была, собственно, изготовлена еще одна, притом главнейшая, пружина этого предприятия, которая позже, распрямившись, отбросила крестоносцев далеко в сторону от Святой земли. Чтобы понять роль "невесты Адриатики" (так называли иногда Венецию) в дальнейших событиях, необходимо представить себе ее место в торговых связях Запада с Востоком, в особенности взаимоотношения между Венецией и Византией.

С конца XI в. республика св. Марка (апостол этот считался покровителем Венецианского государства) играла первостепенную роль в левантийской торговле. Однако у нее имелись серьезные соперники как в Италии, так и за ее пределами. Это были, с одной стороны, Генуя и Пиза, с другой — Византия, номинальным вассалом которой Венеция числилась несколько веков. Правда, венецианская феодально-купеческая олигархия, опиравшаяся на экономическое и военно-морское могущество республики, давно уже пользовалась широкими привилегиями в Константинопольской империи. Все более слабевшему византийскому государству поневоле приходилось идти на уступки Венеции: ее морской флот был силой, которая не раз выручала Константинополь из беды. Однако, поскольку та же сила могла обернуться и против него, с этим нельзя было не считаться.

Десятки лет назад венецианцы завели в гаванях Византии свои фактории, конторы, беспошлинно перевозили товары и торговали ими; они добились полного освобождения от таможенного надзора и права постоянно проживать в Константинополе. Вассальная зависимость от Византии со временем превратилась для Венеции в пустую формальность. Тем не менее привилегированное положение республики в империи не было достаточно надежным. Хозяйничанье венецианских купцов, арматоров (судовладельцев), ростовщиков на территории Византии, главным образом в столице, часто наталкивалось на решительное противодействие василевсов, которые подчас принимали против "морских разбойников с Адриатики" (так называет венецианцев византийский писатель Евстафий Солунский) суровые меры, ущемлявшие интересы венецианской торговли.

При этом правящие круги Византии руководствовались различными соображениями. Немалое значение имело, в частности, то обстоятельство, что константинопольское купечество требовало отпора засилью венецианцев, так как они были прямыми и опасными конкурентами для зажиточных византийских торговых и ремесленных людей. Так, в марте 1171 г. по распоряжению василевса Мануила Комнина были внезапно арестованы венецианские купцы в все остальные граждане республики, пребывавшие в тот момент на территории империи, их имущество, включая товары, деньги, недвижимость, подверглось конфискации. После этого торговля Венеции с Византией, по существу, была прервана почти на полтора десятка лет. Только в начале 80-х годов XII в. венецианцы вернулись в греческие города, и деловые отношения были восстановлены. В 1185 г. Венеции удалось даже достигнуть с правительствам Андроника Комнина соглашения, по которому Византия обязалась возместить убытки, понесенные венецианцами. Последующий императоры в 1189 и 1199 гг. подтверждали обязательства о покрытии убытков, но затягивали выплату долга. Правда, ко времени, когда начался Крестовый поход, сумма задолженности уже не превышала 60 кг золота, тем не менее Византия еще не расплатилась с Венецией. Могло ли это уже само по себе не вызывать там раздражения?