История военного искусства - Ганс Дельбрюк
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И Наполеон не был достаточно силен для того, чтобы доводить сокрушение своих противников до той степени, до которой его доводил, например, Александр Великий, овладевший всей Персией. Даже пруссаки продолжали бы бороться в 1807 г., если бы и русские на это были готовы. Наполеон доводит свои войны до конца не одними лишь победами, а, в конечном счете, и политикой. Поэтому можно было бы сказать, что разница между ним и его предшественниками была лишь относительная. Однако мы видели, что на практике различия были основными и что Наполеон фактически действовал по принципам, логически вытекающим из стратегии сокрушения, не иначе, чем Александр Великий. Он мог так поступать, будучи уверен или считая себя вправе быть уверенным, что если в конечном счете чего-нибудь и не будет хватать до полного сокрушения противника, если он, так сказать, выдохнется, то он сумеет восполнить недостающее политикой. Да, пожалуй, мы вправе сказать, что в этом и заключается его историческое величие. В глубине своей природы Наполеон был еще более государственным человеком, чем солдатом. Ни в молодости, ни позднее он не изучал ни истории, ни теории военного дела. Все мыслящие военные того времени заняты были вопросом, не следует ли от тонких линий снова вернуться к глубоким колоннам; у лейтенанта Бонапарта мы не встречаем и следа таких размышлений. Фридрих читал решительно все, что содержала старая и новейшая литература по военному делу и военной истории. Правда, и Наполеон нередко указывал, что солдат должен изучать деяния великих полководцев, дабы у них учиться - при этом он называет Александра, Ганнибала, Цезаря, Густава Адольфа, Тюренна, Евгения, Фридриха, - но сам он, кроме Цезаря, в сущности знаком был лишь с крайне невоенными биографиями Плутарха и охотнее читал политические и морально- философские сочинения. Нет ничего более характерного для него, как его поведение в начале революционной войны. Он был французским лейтенантом; будь его наиболее сильная склонность военная, он должен был бы стремиться на фронт со своим полком, тем более что он был горячим сторонником новых идей. Между тем весь первый год молодой офицер уклонялся от участия в войне, а носился с несколько авантюристическими планами корсиканской политики. Лишь после крушения их он отправился в армию. Самый первый план большой кампании, составленный им в 1796 г., после того как он был назначен командующим армией в Италии, был построен под политическим углом зрения, на отторжении Сардинии от Австрии, а завершил он в конце концов борьбу с Австрией в 1797 г. тем, что, подступив уже к самой Вене, он не ограничился тем, что заставил побежденных уступить известные области (Бельгию и Милан), но и посулил им крупное приобретение (Венецию). То же мы наблюдаем и в его последующих войнах; при всей необузданности его фантазии он все же обладает глазомером при определении границ своих сил. Покинуло ли его с 1812 года его благоразумие, переставшее сдерживать его в известных границах, или неизбежная внутренняя необходимость вывела его за эти границы, - этот вопрос мы оставляем пока открытым. Сейчас мы остановимся лишь на том, что его обстоятельства делали для него возможным то, что для Густава Адольфа, полководцев Людовика XIV, принца Евгения и Фридриха Великого было недоступно: строить планы своих кампаний не на одном изморе, но и на сокрушении противника, с тем, чтобы завершить свое дело средствами политики.
Если бы кто вздумал заключить, что новая стратегия выросла на почве новых отношений, как их естественный продукт, сама собою, то это было бы заблуждением. Лишь творческий гений великой личности вылепил фактически новое явление из данного ему материала. Именно на этих моментах истории с особенной ясностью убеждаешься в том, что мировая история отнюдь не представляет естественно-исторический процесс, как то думают материалисты. В этом убеждаешься, когда сравниваешь первые кампании, в которых новая стратегия претворяется в действие, кампании генерала Бонапарта с кампаниями наиболее крупного из его коллег, генерала Моро.
После того как 1795 г. прошел, не принеся с собою крупных решающих действий, а Пруссия вышла из коалиции, заключив Базельский мир, французы выставили весною 1796 г. три армии: одну под начальством Бонапарта в Италии, другую под начальством Моро на верхнем течении Рейна и третью под начальством Журдана на среднем течении Рейна до Дюссельдорфа. При помощи английских субсидий австрийцам и их более мелким союзникам удалось противопоставить французам армии, не только не уступавшие им числом, но даже несколько превосходившие их. С обеих сторон войска, с расчетом на прикрытие областей, были распределены на длинном фронте. Бонапарт, войска которого частью стояли в Альпах, частью растянулись вдоль Ривьеры, почти до самой Генуи, стянул свои главные силы к крайнему правому флангу на Ривьере, так что он оставил свою коммуникационную линию с Францией лишь слабо прикрытою. Обе стороны двинулись друг другу навстречу, через горные проходы Апеннин; но хотя французы в общем и были слабее своих противников на несколько тысяч человек, однако благодаря распределению своих войск они имели численное превосходство над ними в каждом отдельном бою, разбили их среднюю колонну, через нее прорвались между австрийской и сардинской армиями40 и окончательно взяли верх, причем и генерал предоставил сардинскому королю перемирие на выгодных условиях. После этого он погнал австрийцев назад до самой Мантуи, окружил здесь остатки их армии и осадил этот город. Четыре раза спускались австрийцы с Альп, чтобы снять осаду с Мантуи. Всякий раз французы их били; причем один раз Бонапарт отказался от окружения крепости, пожертвовав своей тяжелой артиллерией, дабы воспользоваться своим превосходством в сражении в открытом поле.
После победы, во время переговоров относительно Леобенского перемирия, он сказал австрийским генералам: "В Европе немало хороших генералов, но они видят сразу слишком много вещей. Я вижу только одно - массы неприятельских войск. Я стараюсь их уничтожить, будучи уверен, что все остальное рухнет вместе с ними".
Несколько позднее, в Милане, он высказался следующим образом: "Сущность стратегии заключается в том, чтобы с более слабой армией всегда иметь больше сил, чем противник на том пункте, на котором ты атакуешь или на котором атакуют тебя". Наконец, на острове Св. Елены: "Во время революционной войны держались неправильной системы раздроблять свои силы, высылать колонны направо и колонны налево, что является грубой ошибкой. Именно противоположная система была тем, что доставило мне так много побед. Ибо накануне сражения, вместо того чтобы рассыпать свои дивизии в разные стороны, я их стягивал все к тому пункту, который я хотел одолеть. Там и была сосредоточена моя армия и легко опрокидывала то, что ей противостояло и было, естественно, более слабым"41.
Фактически, и для Моро, и для Журдана было бы вполне уместно оперировать и в Германии таким же образом, как Бонапарт оперировал в Италии. Австрийцы под начальством эрцгерцога Карла стояли распределенными по фронту, тянувшемуся от Базеля до Зиги. Силы, после того как один корпус под командой Бурмзера был отправлен в Италию в связи с победами Бонапарта, были равны. Французы, сосредоточив свои войска, имели возможность поодиночке атаковать и разбить австрийские корпуса. Намечались действительно сильные удары; но подлинную цель видели не в уничтожении неприятельских вооруженных сил, а в захвате территории. При незначительных боевых столкновениях оба французских генерала при помощи маневрирования оттеснили эрцгерцога до самой Баварии. Моро достиг р. Изар. Тем временем эрцгерцог с главными силами обратился против Журдана, нанес ему чувствительный удар под Вюрцбургом и оттеснил его к самому Рейну. На Изаре Моро имел вдвое больше сил, чем его противник, тем не менее, и он стал отступать, да и в дальнейшем не сумел использовать своего превосходства, и по прошествии четырех месяцев оба противника стояли приблизительно на тех же позициях, как и в начале военных действий. Тем не менее, общественное мнение поставило Моро в заслугу его благополучное отступление без потерь через Адскую долину (Hеllenthal), почтя это за великое стратегическое достижение.
План кампании французов с одновременным развертыванием трех армий - Бонапарта, Моро и Журдана - исходил от военного министра Карно; в этом плане пытались усматривать некую стратегическую концепцию высшего порядка, исходя из предположения, что Карно намеревался направить все три армии концентрически на Вену. Бесспорно, Карно имел в виду совместные действия армий итальянского и немецкого театров войны, но не в том смысле, чтобы все три армии, из которых каждая опиралась на особую базу, в своем продвижении в заключение сошлись на одном поле сражения для сокрушения неприятельских вооруженных сил; цель, которую он ставил в действительности, заключалась в том, чтобы они друг друга поддерживали, угрожая флангам противника, теснили его при помощи маневрирования и захватили возможно большую территорию.