Леди не движется - Олег Дивов

Все. Это Сонно. Ни одного трезвого дня у меня тут не будет. Сегодня же скажу Максу, что работа не терпит, надо срочно лететь на Кангу.

Открылась дверь, слуга поставил на наш столик два бокала с ирландским пуншем. Ну, это еще не самое страшное. Валери хитро улыбнулась:

– Я не позволю тебе напиться. А то ты расслабишься и Максу проболтаешься, что я помогаю Маккинби. Он и так на взводе. Ему ж пришлось с ним дружить, – Валери хихикнула. – Он думает, это подвиг какой. Прямо чистый Прометей, против семьи пошел. Если узнает, что я его опередила, обидится. А он дурной, впрочем, кому я говорю, ты не хуже меня знаешь. Испортит нам праздник.

Я промолчала. По моему мнению, если кто в этой семье и был на всю голову дурным, так не Макс, а его матушка.

– Что они делят-то? – спросила я. – Не надо только в мою сторону кивать. Они собачились, как я поняла, задолго до меня.

– А! – Валери поморщилась, отпила глоточек. – Ну, вот это то, что надо. Дел, хочешь совет? Я знаю, ты впечатлительная. Не обращай внимания. Макс за себя постоять может, Маккинби тоже. До смерти драться они не будут, это им обоим неинтересно. Я вообще считаю, что Максу полезно время от времени получать по морде. Ну не буду ж я его бить! А отец давно самоустранился. Да ну, какой прок с семидесятипятилетнего старика, который всю жизнь на сына глядел с недоумением – это еще кто такой? Вот дедуля у нас был – человек. Человечище! Как он Максика любил! Эх, дедуля, на кого ты меня оставил… – Она приподняла бокал, отдавая салют, и снова отпила. – Ладно, помер и помер, туда ему и дорога. Сволочь он на самом деле был редкостная. Но не могу ж я такого сказать о своем родном отце!.. М-да… В общем, я не возражаю, если Маккинби разочек-другой Макса приложит.

Я попробовала пунш. Слава богу, пропорции верные. От Валери можно ожидать, что она нальет виски и вместо кофе, и вместо сливок.

– А что они собачатся – так это родовая вражда, – беспечно сказала Валери. – Иначе они, может, лучшими друзьями стали бы. Знаешь, как бывает? Жила-была баба, в башке ветер. Сначала вышла замуж за одного, родила сына, потом муж ей разонравился, ушла к другому. Сына ей не отдали, а не фига потому что, и она себе второго родила. Макс – внук старшего ее сына, Маккинби – младшего.

Я опешила. Вот это, однако, новость – что они троюродные братья.

– У нас про эту бабу даже упоминать не принято, имей в виду, – предупредила Валери.

– Ну хорошо, а родовая вражда-то с чего?

– Так у нее первый муж убил второго.

Веселая семейка, только и подумала я.

– Обиделись все. Мы им наприпоминали грехов за триста лет – мы ведь раньше дружили, – они нам тоже. Макс потому и бесится. Опять, блин, жена Берга торчит под крылышком Маккинби!

– Может, это проблема Бергов, а не Маккинби? Чего от них жены-то уходят?

– Жениться не надо на ком попало, вот жены уходить и не будут, – парировала Валери. И тут же добавила: – Мне по фигу. Роди мне внука – все тебе прощу.

Я молча потягивала пунш.

– Вообще-то мне Маккинби нравится, – задумчиво протянула Валери. – Этот, твой. Он посимпатичней своей родни. Боже, когда я увидела, за кого вышла Элен… Ты видела родителей Маккинби?

– Нет, только слышала.

– А-а. У него мать такая, что ненавидеть ее нельзя. Вот при всей вражде, лично я говорю – совершенство. Она сказочная. Она помоложе меня, мы одно время часто виделись, ну, ты понимаешь – родовая вражда как-то подразумевает, что отдельные члены семей будут тайком дружить. Хотя бы назло родителям. А мы с Элен к тому же кузины. И делить нам было нечего. Но когда я увидела, за кого ее выдают замуж… Не поверишь – я плакала полночи. Потому что так нельзя. Я все понимаю, Маккинби мирили две ветви клана, но, Делла, ты бы видела это убожество, Марка Маккинби! Господи, да он же реднек! Свинопас как есть! А Элен, по-моему, даже не целовалась до свадьбы ни с кем. И я как представила, что ее положат в постель к этому животному… – Валери широко распахнула глаза и покачала головой. – И за это я тоже ненавижу Скотта, ее отца. И ты представь, она ведь троих детей от Марка родила. Ну ладно одного – троих! Меня прям коробило от мысли, что этот свин после рождения наследника так и продолжал мучить Элен. Ни стыда ни совести у человека. Как будто не понимает, что Элен выполнила свой семейный долг и не обязана терпеть его похоть.

– Ну, может, она любила его. Бывает же такое – скрытые достоинства у человека, весь мир о них не подозревает, а жена разглядела. Да и вообще, любовь непредсказуемая штука…

– Что б ты в любви понимала. Я тебе говорю – не было там ничего. Он животное, просто вонючее похотливое животное. Такой же, как его бараны. И яйца небось висят, как у барана. Тьфу. Элен, конечно, истинная леди. Она всегда улыбается, ни одной жалобы, и не скажешь, что несчастна. Вот это я понимаю – воспитание. Уж конечно, она никогда и не намекала, что недовольна мужем. Но как же мне жалко ее. Август – ее старший. От отца только сложение взял. Лицом-то он в мать пошел. Мозгами – не знаю в кого, Элен была мудрой, но я бы не сказала, что у нее есть способности к наукам или еще к чему. Она, знаешь, такая – ровная во всем. Удивительно приятная женщина. Отец у Августа – дурак. И животное. Так и не понял, какое сокровище ему досталось. И оба младших ребенка – там еще дочь и сын – характером в папашу уродились. Август – нет, он мамин сын. Ты говоришь, за справедливость он. А что, верю. Элен такая же. Только она, понятно, для борьбы не создана. Но не терпела, чтобы при ней кого-то унижали. Ни-ког-да. А Августа я с детства знаю. С его детства. Он даже тут был, когда Элен приезжала инкогнито. Хорошенький беленький ягненочек, кучерявенький такой. Кто бы мог подумать, что вымахает в натурального медведя. А в два года был, Дел, не поверишь, – как кукла. По лицу не поймешь даже, мальчик или девочка, настолько красив. Глазищи в половину лица, а ресницы – выше бровей достают. Меня аж до слез пробирало. Главное, не сказать чтоб сильно пухленький. Ребенок как ребенок, сытый. Да Макс таким же был, кстати, и на лицо похож, только волосы черные.

– Так Август и сейчас не толстый, у него кость широкая, а жира-то нет.

– В детстве и кости широкой не было. Я тебе говорю, мы с Элен ждали, что он пошел в ее породу, а среди шотландских Маккинби здоровяков нет, там все сухие и длинные. Вот, а помогаю ему я, конечно, из-за Элен. По старой памяти. Ну не могу ж я отказать ее сыну. Ладно, – сказала Валери, – на самом деле я рада, что ты покончила с чертовой разведкой. То, чем ты занимаешься сейчас, конечно, тоже не блеск, но если разобраться – а под таким боссом можно и поработать.

– Валери…

– Делла, я отлично понимаю, что тебе нравится быть самой хитрой и самой удачливой. Чего не понимать? У меня предки, блин, пираты! Я все отлично понимаю. Ты неправа в другом. Знатная женщина, Делла, может заниматься чем угодно. При одном условии: она командует. Вот резидент, у которого под рукой десять таких нелегалов, каким была ты, – это совсем другое дело. А подчиняться можно только человеку, который еще знатнее тебя. – Валери поднялась. – Переодевайся. Ужинаем через час, в Золотой столовой. Помнишь еще, как найти?

Она наконец уползла, оставив меня наедине с грустными мыслями. Чувствуя себя разбитой, я приняла душ и переоделась к ужину. Посмотрелась в зеркало и цинично подумала: ну да, публика поверит в наше примирение, ага. Как же ей не поверить, если у женщины черные тени под глазами и потухший взгляд?

В столовую я едва не опоздала, пришла чуть не последней. Место княгини уже заняла Валери, и правильно сделала: по этикету я была разведенной женой, а не хозяйкой дома. Впрочем, я терпеть не могла эту замшелую рассадку за столом, когда муж с женой оказывались на разных концах, в максимальном удалении друг от друга. Ужиная в тесном кругу, мы никогда не придавали значения условностям, соблюдалось единственное правило: князь должен садиться на княжеское место. И только.

Макс оставил мне место по левую руку от себя. По диагонали от меня устроили Эмбер. Я почему-то нисколько не удивилась, увидев, как оживленно она болтает с Татьяной. Собственно, почему бы Татьяне и не проявить снисходительность, ведь она убедилась, что «эта мартышка» Эмбер не станет ее родственницей.

Я изображала аппетит и радость от встречи. Макс сверкал за нас обоих, но, конечно, заметил мою хандру.

– Устала? – спросил он еле слышно.

– С изумлением узнала, что вы с Августом, оказывается, кузены.

– Да, – удивился Макс, – конечно.

– Но у вас страшная родовая вражда, и даже упоминать о том не следует.

– Ай, – Макс отмахнулся, – это анекдот, а не вражда. У нас деды друг с другом не разговаривали, но им так и полагалось, они же братья. А все остальные родственники превосходно общаются. Да мать еще… сама виновата. Ее в Эдинбурге как родную принимали. Собственно, почему «как»? – родня и есть. Так она за каким-то чертом полезла объяснять Элен, что та неправильно выбрала мужа, на этой почве поругалась с бабкой – той самой, – и с тех пор развлекается сочинением мифов. Я тоже был в Эдинбурге, но совсем мелкий, почти ничего не помню. А как сюда Августа привозили – помню.