Колхозное строительство 2 - Андрей Готлибович Шопперт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сидели молча. Первой очнулась Фурцева.
— Это та самая «Макарена», о которой говорил со мною посол на Кубе?
— Она.
— Понимаю кубинцев. Вас не понимаю. Кто разрешил участие в этом действе работников милиции?
— Екатерина Алексеевна! Вы сегодня перевозбуждены. Вам бы отдохнуть. И держите себя в руках, рядом ведь англичане — и один вполне себе понимает нашу мову.
— Чёрт. И правда. Ну, уйдут — ты у меня получишь.
Ушли. Получил.
Событие тридцать восьмое
— Пётр Миронович, я каждый день жалею, что зашла тогда в кабинет Федина. Могла ведь и не повстречать тебя. Жила бы себе спокойно. Ты хоть представляешь, как на это прореагирует Суслов? Наши военные и милиционеры пляшут на площади! Выгонят и меня, и тебя, и тех начальников в твоём городе, которые это разрешили, — Фурцева стояла вплотную и брызгала слюной. Хотелось ей пощёчину залепить — может, успокоится.
— Во-первых, у нас в стране полно военных ансамблей — там и поют, и пляшут. Один ансамбль Александрова чего стоит. А во-вторых, Суслов должен узнать об этом не от вас и не от ваших помощников, которые на самом деле его стукачи. Он должен узнать от кубинцев.
— Каких ещё кубинцев? Вообще охренел?
— В посольстве Кубы должен быть атташе по культуре.
— Там есть третий секретарь МИД, он, в том числе, отвечает за культуру и спорт. Зовут Виктор Мануэль Родригес Этчеверри. Вчера с ним встречалась — на днях ведь премьера в Большом. Режиссёр кубинец, ну и как раз из-за тебя. Хотят тебя на престижную литературную премию выдвинуть за эту «Макарену».
— У них там есть кинозал?
— Есть, — отошла, держась за сердце. Старенькая ведь, хоть и хорохорится ещё.
— Позвоните ему и скажите, что мы будем у них через тридцать минут — пусть всех сотрудников соберут в кинозале. Недалеко ведь посольство?
— Тут рядом. На Большой Ордынке.
— Так что стоим? Поехали — через два часа уже встреча с французом, который американец.
— Сволочь ты, Пётр Миронович! Сам себе могилу роешь, и меня за собой тащишь, — но уже потянулась к телефону.
— Поговорка есть народная: не рой другому яму, пока сам не окопался. Как раз наш вариант.
— Вечно ты со своими шуточками! Не до смеха мне сейчас.
— Про вас у меня тоже есть поговорка: настоящая женщина должна спилить дерево, разрушить дом и вырастить дочь.
— Ха. Алло, посольство Кубы? Говорит министр культуры СССР Фурцева Екатерина Алексеевна. Мне нужно срочно переговорить с товарищем Виктором Мануэлом Родригесом Этчеверри, — запинка в несколько секунд. — Алло, Виктор? Это снова Фурцева. Привёз товарищ Тишков песню. Да, да, ту самую. Подготовьте кинотеатр и соберите там всех сотрудников. Будем там вам кино показывать с этой песней. Через двадцать минут.
Положила трубку, а на самой лица нет. Белая маска. Рискует! Не стала бы, но Эндрю помог.
— За один этот фильм можно заработать несколько миллионов фунтов стерлингов. Я согласен на вашу работу и на ваши условия, — хоть и акула империализма, а умный. Или потому и акула, что умный?
— Нужно заключить договор.
— Подготовьте свой вариант, я представлю свой, завтра сверим, выберем приемлемый и подпишем, — вот чему нужно у нечёсаных учиться — оперативности и деловой хватке, а не патлы отращивать, вшей разводить.
— Пётр Миронович, — вылезая из машины перед небольшим жёлтеньким двухэтажным домиком на углу Большой Ордынки за забором из железных пик, сморщилась Екатерина Алексеевна, — Ты веди себя прилично. Без шуточек своих. Иностранцы всё же, хоть и голозадые. Ох, загремлю я с тобой в Находку, директором библиотеки.
— От Гаваны до Находки с водкой лучше, чем без водки!
— Тьфу на тебя! Пошли уж.
Получилось даже лучше, чем хотелось. Когда Пётр передавал плёнку негритянке, что отвечала за показ фильмов (не привезли же они с собою настоящего киномеханика?), то пришлось объяснять, что сначала идут два фильма на русском по четыре минуты, а только потом — «Макарена».
— А нельзя ли посмотреть и русские? Здесь многие владеют языком, — Виктор был мулатом, но негритянской крови немного — и явно спортсмен бывший, боксёр. Нос свёрнут. Коротко стрижен и лопоух.
— Ставьте.
В зале было человек тридцать, и он был полон. Поздоровались, пообнимались — это посол полез целоваться с Петром. Еле удалось перевести просто в объятия. Включили, посмотрели. Опять посмотрели. Снова посмотрели. Макарена!
— Знаете, Екатерина Алексеевна, когда мне позвонили из Политбюро, то я сильно удивился. Неужели русский может написать кубинскую песню? Теперь понял. Теперь осознал. Понимаю товарища Боске. Тут одной премии мало! Вопрос о медали Дружбы решён, считайте. Нужно везти товарища Тишкова и этих молодых людей на Кубу. Всех наградим медалью Дружбы.
Екатерину Великую лестью с панталыку не сбить. Она ведь за индульгенцией ехала.
— А что вы думаете о последнем кадре, где девушки в форме присоединяются к танцу? Может, вырежем?
— Зачем? Это лучшая часть фильма! Ага, понимаю, думаете, некоторые люди в вашем Политбюро будут против? А если им позвонит товарищ Фидель, это решит проблему? — умный! Хоть и очень плохо по-нашему шпрехает. Или чего там испаноговорящие делают? А, хаблают.
— Товарищ Фидель Кастро товарищу Брежневу, — аппетиты, однако, у мадам министра.
— Я думаю, что мы решим эту проблему. А можно встречную просьбу?
— Слушаю.
— Те первые два фильма нельзя ли озвучить по-испански? Мы готовы купить их, — товарищ Лионель Сото, он же посол чрезвычайный и полномочный, изобразил улыбку.
Вот, сразу подобралась и превратилась в прежнюю Фурцеву.
— Товарищ Тишков?
— После свадьбы кулаками не машут. Переведём.
— О, хорошая поговорка. Я слышал, товарищ композитор, что вы ещё и детские книги пишете? Хотелось бы их увидеть. Уверен, у нас захотят их издать, — вот! А шли за щелбанами.
Событие тридцать девятое
Жадность — сестра таланта.
С американским французом Пётр не церемонился. Поставил две англоязычных песни, прослушали, потом осчастливил си-би-эсовца прослушиванием «Волшебного полёта» в исполнении великих скрипачей и симфонического оркестра. Хотел завершить «Штормом» Вивальди в переработке Ванессы Мэй, а потом Вики Цыгановой
