Пария - Грэхэм Мастертон

— Генри Геррику-старшему. Двенадцатый судья в процессах над салемскими ведьмами.

— Гм. Пытаетесь меня подкупить очень дорогим даром, чтобы попасть в мою библиотеку. Сколько вы за это хотите?

— Ни цента, сэр.

— Ни цента? Вы сошли с ума?

— Нет, мистер Эвелит, не сошел. Я сказал, что не хочу денег. Я только хочу получить доступ в вашу библиотеку.

— Понимаю, — буркнул Дуглас Эвелит. Он уже начал открывать футляр, но сменил намерение. — Ну что ж, мне нелегко будет исполнить это требование. Я хочу закончить мою историю религий семнадцатого века в Массачусетсе. Это труд всей моей жизни. По моей оценке, на то, чтобы ее закончить, у меня уйдет еще год, и я не собираюсь терять ни минуты из этого времени. Вот сейчас, например, я сейчас мог бы писать, вместо того, чтобы разговаривать с вами. Предположим, что в минуту смерти мне не хватит именно этих десяти минут для того, чтобы закончить книгу. Как я тогда пожалею об этом разговоре!

— Мистер Эвелит, мы точно знаем, что мы ищем, — вмешался Эдвард. Если ваша коллекция полностью каталогизирована, мы будем вас беспокоить максимум день или два. И мы можем приходить только ночью, когда вы спите.

— Гм, — повторил Дуглас Эвелит. — Я никогда не сплю по ночам. Я отдыхаю часа три после полудня, этого мне вполне хватает.

— В таком случае, будет ли нам позволено приходить после полудня?

Дуглас Эвелит снова коснулся письменного прибора.

— Так это на самом деле принадлежало Генри Геррику? У вас есть доказательства?

— Внутри него есть три коротких письма, написанных лично Генри Герриком, что доказано экспертизой, — проинформировал я его. — Более того, в одном из отчетов о процессах ведьм упоминается, и выразительно, о „коробке для писем“ Геррика.

— Понимаю, — старый Эвелит снова открыл письменный прибор и задумчиво касаясь чернильницы с серебряными украшениями, коробочки с песком и подставки для пера из слоновой кости. Там был даже кусочек зеленого воска для печатей времен примерно викторианской эпохи. — Соблазн действительно велик, — признался Эвелит. — Эти предметы могут стать источником вдохновения.

— Дуглас, — заговорила девушка в черном. — Может, твои гости выпили бы шерри?

Дуглас Эвелит с удивлением поднял глаза, но через секунду кивнул.

— Да, Энид. Наверно, ты права. Шерри, господа?

С определенной озабоченностью мы приняли приглашение. Дуглас Эвелит направил нас жестом в другой конец библиотеки, под витринное окно, и указал нам места на большой, покрытой слоем пыли, обитой кожей софе. Когда мы сели на нее, раздалось громкое шипение выходящего воздуха и нас окружило облако пыли, густое, как пыль битвы. Дуглас Эвелит сел точно напротив нас в атласное кресло. В зеленом свете, проходящем через стекла витража, он выглядел точно как труп, который уже начинает гнить. Но его глаза были полны жизни и ума, а когда он заговорил, то высказывался живо и обаятельно:

— Я хотел бы, очевидно, знать, что вы ищете. Может, я смогу вам помочь. Собственно, если вы ищете то, что здесь есть, я уверен, что смогу вам помочь. Последние пятнадцать лет я упорядочивал и каталогизировал все собрание, время от времени пополняя его, а также продавая менее ценные книги и рисунки. Библиотека должна жить, господа. Никогда нельзя считать ее полной, так как тогда она атрофируется и перестанет быть полезной, а содержащаяся в ней информация станет недоступной. Конечно же, пока вы не совсем понимаете, о чем я говорю, но когда начнете работать — если я на это соглашусь, — то тут же заметите, как похожа библиотека на человека. Она живет и дышит так же, как и я, она такая же живая, как Энид или Квамус.

— Квамус? Этот индеец-слуга?

— Тот, кто нас сюда впустил?

— Да. Раньше он работал у Биллингтонов из Нью-Данвича, много лет назад, но когда последний из них умер, он приехал сюда. Без предупреждения. Попросту появился на пороге с чемоданом. Энид думает, что он колдун.

— Колдун? — рассмеялся Форрест.

Дуглас Эвелит ответил ему кривой невеселой улыбкой.

— В этих краях случается и более удивительные вещи. Это как будто колдовская страна. По крайней мере, была таковой, пока не вымерли старые фамилии и старые времена не ушли в забвение. Как вы знаете, первые поселенцы должны были научиться тому, что индейцы знали издавна: чтобы выжить здесь, нужно заключить соглашение с богами и духами, которые здесь правят. Конечно же, поселенцы без труда приняли такое положение дел. В те времена, в семнадцатом веке, люди безоглядно верили в Бога и его ангелов, а также в Сатану и его демонов. Поэтому не нужно было ломать себя психически, чтобы поверить в существование других сверхъестественных сил, в противоположность людям, которые живут сейчас. Вначале поселенцы намного больше зависели от индейцев, особенно когда пришли первые сильные морозы. Многие из них наладили близкие отношения с племенем наррагансет. Вроде бы некоторые поселенцы даже могли заклинать индейских духов лучше, чем сами индейцы. Я слышал, что особенно в этом преуспели Биллингтоны, да и один из Эвелитов вроде бы тоже приложил к этому руки.

— Мистер Эвелит, — вмешался Эдвард, опасаясь, что разговор начинает отклоняться от темы. — Я не буду от вас скрывать, что мы пытаемся установить точное положение корпуса „Дэвида Дарка“.

В ту же секунду в библиотеку вошла Энид, неся небольшой поднос с шерри. Она подошла к нам, постукивая каблучками, и подала бокалы. Одну мучительную секунду она наклонялась надо мной в удивительно провоцирующей позе, и я видел через вырез платья ее небольшие, тугие, как яблоки, груди. С улыбкой я взял бокал, однако в ответ она бросила на меня холодный взгляд, выражающий лишь полное равнодушие.

Когда она вышла и закрыла за собой двери библиотеки, Дуглас Эвелит заговорил хриплым от мокроты голосом:

— „Дэвид Дарк“? Что вы знаете о „Дэвиде Дарке“?

— Только то, что корабль принадлежал Эйсе Хаскету, назвавшему его именем Дэвида Дарка, евангелического проповедника, — объяснил Эдвард. — И что корабль выплыл из Салема во время страшного шторма и больше никто никогда не видел его. По крайней мере так сообщают исторические монографии. Они же сообщают и о том, что даже самые краткие упоминания о корабле были уничтожены во всех реестрах и корабельных журналах, а сам Эйса Хаскет запретил людям даже вспоминать об этом. Отсюда следует, что корабль разбился вскоре после выхода из гавани, затем придрейфовал назад в Салемский залив под сильными порывами северо-восточного ветра и наконец утонул у устья пролива Грейнитхед.

Дуглас Эвелит втянул щеки и задумчиво посмотрел на нас.