Маленький, большой - Джон Краули

— «Форд-тэ», да… — произнес Док. — Когда-то это была машина моего отца.

Не сводя глаз с автомобиля, они остановились у каменной стены, для согрева передавая друг другу, по обычаю охотников, плоскую фляжку.

— Когда я подрос, — рассказывал Док, вытирая рот рукавом, — то начал спрашивать, откуда я взялся. Ну-с, понемногу вытянул у них все об Эми и Августе, но, видишь ли, Эми всегда хотелось изображать дело так, будто ничего в действительности не было, что она просто-напросто давний друг семьи, хотя всем все было известно как нельзя лучше, даже Крису Вудзу, а сама она не могла удержаться от слез, если я приходил ее навестить. Вайолет… Вайолет, казалось, забыла Августа начисто, но знать наверняка, что у нее на уме, никто не мог. Нора твердила одно: он сбежал. — Доктор передал фляжку Смоки. — Как-то я набрался смелости и спросил Эми, что это была за история, но она только смешалась — прямо как девчонка, иначе не скажешь, вот и все. Август был ее первой любовью. А первая любовь ведь редко забывается, правда? Я, в некотором смысле, этим даже горжусь.

— Дитя любви, считалось, это нечто особенное, — вставил Смоки. — Либо в сторону добра, либо в сторону зла. Перл в «Алой букве». Эдмунд в…

— Я был уже в том возрасте, когда хочется знать обо всем наверняка, — продолжал Док. — Выяснить точно, кто ты такой. Установить свою личность. Ну, ты знаешь, как это бывает. — (Смоки не знал.) — Я подумал: мой отец сбежал, не оставив, насколько мне известно, никакого следа. А нельзя ли и мне сделать то же самое? Может быть, это у меня тоже в крови? И возможно, если я найду его после черт знает каких приключений, я заставлю его меня признать. Я стисну его плечи, — фляжка, которую Док держал в руке, помешала придать жесту должную выразительность, — и скажу ему: я — твой сын. — Он откинулся на спину и задумчиво припал к фляжке.

— И вы сбежали?

— Сбежал. Вроде того.

— И что?

— Далеко уйти не удалось. К тому же из дома всегда посылали деньги. Выучился на доктора, хотя много никогда и не практиковал; посмотрел Большой Мир, пусть краешком глаза. Но я вернулся. — На губах его появилась смущенная улыбка. — Думаю, они знали, что я вернусь. Софи Дейл знала. Так она теперь говорит.

— И отца своего вы не нашли, — полувопросительно сказал Смоки.

— И да, и нет. — Док смотрел на темный предмет посреди поля. Скоро он превратится в бесформенный бугорок, на котором даже трава не будет расти, потом исчезнет совсем. — Знаешь, мне кажется, правду говорят: хоть мы и отправляемся в поисках приключений за тридевять земель от дома, а находим то, что искали, прямо у себя во дворе.

Все это время, снизу и со стороны, недвижно застыв на месте у себя в убежище в каменной стене, за ними наблюдал Луговой Мышонок. О чем это они? Он принюхивался к отвратительному запаху крови, исходившему от них; смотрел, как двигались их рты, как будто они поглощали огромное количество пищи, но они ничего не ели. Луговой Мышонок, сидя на шершавой подушке из лишайника, где с незапамятных времен сиживали его далекие предки, недоумевал; недоумение заставляло его нос быстро подергиваться, а полупрозрачные ушки, будто крохотные чашечки, вбирали в себя звуки, которые издавали два пришельца.

— Не стоит вникать в некоторые вещи слишком глубоко, — говорил Док. — В то, что нам дано. В то, что никак нельзя изменить.

— Не стоит, — не слишком убежденно поддакивал Смоки.

— Мы, — настаивал Док, и Смоки подумал, что знает, кто имеется в виду под словом «мы», а кто нет, — мы несем ответственность. Не годится ни с того ни с сего удирать на какие-то поиски и закрывать глаза на возможные желания и нужды окружающих. Мы должны думать о них.

Так и не разрешив своего недоумения, Луговой Мышонок заснул, но тут же, вздрогнув, очнулся, когда два огромных существа встали на ноги и принялись укладывать свои непостижимые принадлежности.

— Иногда нам не под силу понять все, — заключил Док с таким видом, будто эта великая мудрость далась ему не без многих потерь. — Но мы обязаны доигрывать свои роли до конца.

Смоки выпил и надел на фляжку колпачок. Неужели он действительно намерен снять с себя ответственность, отказаться от своей роли, совершить нечто ужасное, на него не похожее и совершенно безнадежное? То, что вы ищете, находится в вашем собственном дворе: мрачная, в данном случае, шутка. Что же, ответа Смоки не знал и не знал, кого можно спросить; знал он только одно: он устал от борьбы.

Но как бы то ни было, подумал он, это случалось в мире уже не один раз. Не он первый, не он последний.

Ежегодно, после подвешивания убитой дичи, в Эджвуде устраивался званый ужин. На протяжении всей недели являлись посетители, с которыми уединялась для беседы двоюродная бабушка Клауд: они привозили арендную плату или объясняли, почему не могут заплатить. (Смоки, понятия не имевшего о недвижимости и ее возможной стоимости, не слишком изумляла ни громадная величина собственности Дринкуотеров, ни странный метод управления ею, однако эта ежегодная церемония весьма напоминала ему феодальные традиции.) Большинство визитеров приносили с собой ту или иную дань: галлон сидра, корзинку яблок с белыми разводами на кожуре, помидоры, обернутые пурпурной бумагой.

Флады, а также Ханна и Санни Нун, самые крупные (во всех отношениях) из числа арендаторов, остались на ужин. Руди принес утку из собственного хозяйства — пополнить стол; по такому случаю из комода была извлечена кружевная скатерть, издававшая легкий запах лаванды. Клауд открыла свою полированную шкатулку, где хранила свадебное серебро (в роду Дринкуотеров она была единственной невестой, которой преподнесли такой подарок, — Клауды в подобных делах отличались большой щепетильностью); огоньки свечей заиграли на нем и на бокалах из граненого хрусталя (один из них с негромким горестным звоном разбился об пол).

На стол поставили много хмельного и темного, как морская глубь, вина, которое Уолтер Оушн изготавливал каждый год, а на следующий разливал по бутылкам: это было его подношение. С наполненными этим вином бокалами произносились тосты над лоснившейся от жира дичью и блюдами с плодами осеннего урожая. Руди поднялся с места (при этом живот его навис над краем стола) и продекламировал:

— К вам, хозяин и хозяйка,Счастье пусть придет —И к детишкам, что в столовойВодят хоровод.

В этом году у него появился на свет внук Робин, Санни Нун вновь родил близнецов, а Смоки обзавелся дочерью — Тейси.

Мам высоко подняла свой бокал:

— Пусть дом от бурь укроет вас,Очаг согреет в поздний час;Еще важней, когда в метельПридет любовь.

Смоки заговорил было по-латыни, но Дейли Элис и Софи простонали так выразительно, что он умолк, а потом начал снова: