Реквием по любви. Грехи отцов - Людмила Сладкова

— Сложный выбор. Выглядят все достойно… и довольно мило.

Как обычные люди, а не рецидивисты.

Слух резанул едва различимый утробный рык, раздавшийся совсем близко. Прокурор бесновался, из последних сил сдерживая в узде свои истинные чувства. Однако гнев, насквозь пропитавший его тихий голос, обуздать мужчине не удалось.

Он завелся буквально на ровном месте.

— Как ты сказала? Мило? Мило, бл*дь?!

— Да, но…

— Ты что такое бормочешь, племяшка? С головой совсем не лады? Зенки-то разуй и не обманывайся на их счет! — произнес он с нажимом. Да таким тоном, что Лизу в дрожь бросило. — Если будет выгодно, любой из них перережет тебе глотку, и глазом не моргнув! Насвистывая при этом себе под нос свою любимую мелодию. Не забывай: кто-то из этих милых мужичков – паскудник гнойный. Тварь, продавшая врагу своих братьев! Троих из которых… мы уже похоронили! Сука, да я на все пойду, чтобы вычислить эту гниду!

Лиза побледнела, совершенно не представляя, как реагировать на подобный всплеск агрессии. Да и на новости в целом.

— Мне жаль…

— А знаешь, о чем эта мразота первым делом доложит своему новому «хозяину», после того как тщательно отполирует языком его зад? — совершенно не контролируя свою силу и явно не обращая внимания на ее жалкий лепет, дядя Боря железной хваткой стиснул ее подбородок, вынуждая Лизу тяжело дышать и опасливо всматриваться в его перекошенное яростью лицо. — Знаешь? Или подсказать?

— Догадываюсь, — всхлипнула она почти шепотом, прилагая усилия, дабы не зашипеть от нарастающей ноющей боли в зубах.

— Он сообщит Гарику, что мой преемник уязвим! — продолжил Черчесов, чеканя каждое слово. — Что у него имеется ох*енная слабость. Ты! Потомок его лютых… заклятых врагов. Только полный идиот не воспользуется возможностью свести счеты. Уверяю, Пескарь таковым не является. И зная ситуацию, ты связки надрываешь, вереща во всеуслышание, что готова ради Борзого СДОХНУТЬ?

— Пусть и ненамеренно, но я сказала правду…

Свободный кулак Прокурора с жутким грохотом опустился на деревянный стол, создавая сильную вибрацию.

— В гробу я видел такую правду! — приглушенно зарычал родственник, продолжая удерживая в своих «тисках». — Ты нарушила мой прямой приказ!

— Нет, не нарушила! Сказано было: не искать с ним встреч. Я и не искала. Однако это вовсе не значит, что я его разлюбила. Я пыталась, но достаточно быстро поняла, что вырвать его из сердца… меня не заставит даже сам Патриарх всея Руси!

— Полагаю, Патриарх не заставит, — секундная пауза, и приговор: — А вот я попробую! Какой-никакой опыт имеется.

В голове стало пусто. Чертов вакуум.

Ни мыслей. Ни звуков. Вообще ничего!

Лиза вперилась в своего дядю покрасневшим лихорадочным взглядом, будучи не в силах сделать полноценный вздох.

Что-то сильно настораживало в его интонации. Пугало.

Каким образом он решил «попробовать»?

— Пожалуйста… что бы ты ни задумал, откажись от этой затеи! — взмолилась она, холодея от ужаса. — Прошу!

Легкий наклон головы служил ответом.

Чуть влево – чуть вправо.

Нет!

— Почему? — возмутилась, верно истолковав жест.

— Да просто все, Лиза. Хочу для тебя… лучшей жизни. Нормальной. Человеческой. С простыми радостями. Со спокойной старостью. Вдали от боли. От опасности. От потерь. А Дмитрий дать тебе этого не в состоянии. Ты еще слишком юна, чтобы осознать мою правоту.

Первобытная злость пологом заволокла сознание.

Руки машинально сжались в кулаки, выражая своеобразный протест.

— Ты забыл спросить, чего хочу я!

— Видишь ли, меня это мало заботит, — сказал он как отрезал. Будто напоминая, кто именно здесь принимает решения. — Твоя безопасность, благоустроенность, финансовая состоятельность – да! Остальное побоку.

— Знать бы раньше, что ты такой...

Борис дернулся, точно ударила она его своими словами, но руки с подбородка Лизы не отнял. Наоборот, сильнее сжал.

— Какой?

— Черствый, дядя! — обида душила, отравляя разум. — Камень, и тот человечнее!

Ан нет.

Судя по тому, как на скулах Черчесова едва различимо заиграли желваки, родственник далек был от реальной бесчувственности. Просто отменно это скрывал, храня собственные переживания под броней невозмутимости.

Где-то глубоко внутри.

— Глупая! — соизволил ответить лишь спустя некоторое время. — Ни одни чувства, даже самые сильные, не стоят твоей жизни!

— Откуда тебе знать? — мгновенно ощетинилась. — Ты никогда и никого не любил!

Горькая усмешка еще больше исказила черты его лица.

Слишком горькая и неадекватная.

— Ошибаешься!

Неужели?

— Прямо… любил? — переспросила она, отказываясь верить собственным ушам, и ошарашено уставилась на Прокурора.

— И очень-очень сильно.

— Что произошло?

— Из меня душу вынули: я потерял брата! — Борис отстранился. Залпом опрокинул в себя стопку водки, к которой не притрагивался весь вечер. Только так, видимо, и глушил боль от воспоминаний. — Еще тогда, собирая… его по частям, как гребаный пазл, чтобы похоронить по-человечески, я понял, что не в состоянии ее защитить. Что ей не место... в нашем мире. Сразу после похорон Кирилла предо мной встал выбор: долг или любовь.

— И?

— Я включил голову. Засунул все свои эгоистические порывы… куда подальше и выбрал первый вариант. Я отпустил ее, Лиза. Дня не было, чтобы я о ней не думал. Не отрицаю. Но по крайней мере, я дал девочке шанс прожить свою жизнь счастливо. Без меня. Оглядываясь назад, я с уверенностью могу сказать, что… в кои-то веки… поступил правильно. И поверь, такого же ВЕРНОГО решения я жду и от твоего героя!

Глава 34

Дудаев являлся ключевой фигурой в плане Дмитрия.

Авторитет старой закалки. Жесткий и беспринципный.

Под стать самому Черчиллю, который, к слову, его и короновал однажды, разглядев в парне недюжинный потенциал.

С виду улыбчивый балагур, ничем не уступающий Соколу.

На деле же скорый на расправу головорез, достойный уважения.

Да, он держал в своих руках лишь один регион. Но какой!

Гордый сын Кавказа!

Честно говоря, «законников», клавших с прибором… на конкретный – особо интересующий Похомова – пунктик кодекса, можно было пересчитать по пальцам.

Нет. Мага этот список не возглавлял.

Но уж определенно точно числился в нем!

Наплевав на правила, после кончины Черчилля – своего учителя и «духовного наставника» – он тоже завел семью. И как бы сильно братва ни возмущалась по данному беспределу, со временем все свыклись с его положением. Приняли. Смирились. Конечно, не обошлось без парочки трупов