Реквием по любви. Грехи отцов - Людмила Сладкова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Глядя в родное лицо точно завороженная, Лиза тоже робко улыбнулась:
— Если позволишь, я останусь здесь. Мне тепло рядом с тобой…
Время остановилось в ожидании его ответа. Причем в этот раз замерла не только она. Сложно сказать, секунда прошла или же минута, пока Прокурор принимал решение. Лишь увидев его уверенный кивок, служивший своеобразным «да», девушка смогла облегченно вздохнуть полной грудью. Правда, бдительности не теряла, ибо до расслабления было еще очень далеко.
Мягко прильнув к Черчесову и устроив голову у него на плече, Лизавета осторожно поинтересовалась:
— Как ты жил все эти годы… ну, после смерти моего отца?
— Тебе правда интересно?
— Очень! Это ты знаешь обо мне все. Я же о тебе не знаю ничего.
Черчесов молчал некоторое время, явно подбирая слова.
Но так и не подобрав нужных, выдал довольно банальную фразу:
— Я не задумывался. Жизнь шла своим чередом, так что…
— Ты приезжал на похороны мамы?
Взгляд глаза в глаза и короткий кивок вместо ответа.
— Желающих проводить ее в последний путь оказалось очень много, но почему я не помню среди них тебя?
— Я попрощался с ней без лишней суматохи. Во время перезахоронения.
Пришла очередь Лизы понимающе кивать.
И все же некоторые вещи не укладывались в голове:
— Почему нельзя было сразу похоронить ее с отцом? Для чего весь этот цирк с пустой могилой?
Тяжело вздохнув, Черчесов крепче сжал девушку в кольце своих рук.
— Ради тебя и твоей безопасности. Всем стало бы ясно, чья она женщина, и, соответственно, чья ты дочь. Мы не могли так рисковать. Особенно если учесть тот факт, что по сей день не знаем… кто и за что лишил Маринку жизни.
Лиза поменялась в лице под гнетом тяжелых воспоминаний. Столько лет прошло, а боль от потери матери была все так же остра. И эта самая боль, точно острым осколком, застрявшем глубоко в сердце, нещадно раздирала грудную клетку.
Дабы не расплакаться, она попыталась отвлечься.
Да проморгаться поспешила.
— Если ты приезжал, то почему не забрал меня с собой?
— Я хотел... как же безумно я этого хотел, племяшка!
— Но?
— Но я уговорил его отказаться от столь глупой затеи, — внезапно ответил за Бориса Аркадий Михайлович, с наслаждением выпуская в воздух густую струйку дыма.
Задохнувшись от возмущения, Лизавета буквально побагровела.
Даже заикаться начала, честное слово!
Что же он за человек такой?
Почему постоянно вмешивается в ее жизнь и принимает судьбоносные решения?
— Глу-пой за-теи? — процедила сквозь зубы, испепеляя Похома гневным взглядом. — Да вы… вы! У меня просто нет слов!
— Задумайся на секунду, — продолжал он совершенно невозмутимо, — что с твоей бабкой стало бы, лишись она одновременно и дочери, и внучки?
Господи, бабуля!
Злость мигом пошла на убыль, уступая место жгучему стыду.
Получается, если бы не Аркадий Михайлович, в ее жизни никогда не появились бы люди, которые сейчас так безгранично дороги. Его впору благодарить, а не набрасываться с упреками. Несмотря на возраст, признавать свои ошибки Лиза умела. Потому и произнесла нехотя:
— Спасибо! Выходит, я и этим вам обязана!
— Свои люди, — подмигнули ей игриво, — сочтемся!
О! Как раз в этом-то она и не сомневалась.
Глава 37
Желая как можно скорее завершить столь странный и двусмысленный диалог, Лиза вновь переключилась на Бориса. Ибо своей цели еще не достигла, а время уже играло против нее.
— Расскажи, каким ты был в молодости? — она вновь ласково прижалась к его плечу и заглянула в настороженно прищурившиеся глаза родственника. — О чем мечтал? Чего хотел? Чем занимался? Чем увлекался?
Казалось, банальные вопросы в два счета выбили Прокурора из колеи. Вопреки ожиданиям, он ни звука не проронил, предпочитая оставить ее слова без внимания. При этом ощутимо напрягся, превращаясь в некое подобие мраморной статуи.
Холодное и абсолютно отстраненное.
Плохо дело. Очень плохо…
— Прости, я вовсе не собиралась лезть к тебе в душу, — поспешила она внести ясность в надежде восстановить хрупкое равновесие их взаимоотношений. — Просто подобные мелочи, как правило, помогают людям лучше узнать друг друга.
Ноль внимания!
Он уставился на веселящуюся толпу мужиков, ради развлечения стреляющую по бутылкам, как на восьмое чудо света! Даже не мигая, черт бы его подрал!
— Разве ты не… — голос дрогнул, выдавая истинные эмоции девушки, включая волнение и страх. — Разве ты не хочешь этого?
Спустя секунду Лиза разочарованно фыркнула, начиная привыкать к гробовой тишине, сопровождающей каждый ее вопрос. Только вот с нахлынувшими эмоциями сделать уже ничего не могла. Они подобно тайфуну поглотили ее, заставляя вибрировать от напряжения, точно натянутую до предела струну. Следом пришла и злость.
Да такая лютая, что разум помутился.
Не отдавая отчета собственным действиям, Лизавета прошипела вмиг пересохшим горлом:
— Быть может… мне в качестве мишени под пули встать… вместо стеклотары… чтобы ты наконец МЕНЯ заметил, Борис Андреевич?! Так и скажи! Я – МИГОМ!
Движимая одними инстинктами, она вскочила на ноги, искренне намереваясь исполнить свою угрозу. Да не тут-то было! С молниеносной скоростью родственник перехватил ее запястье и невероятно сильным рывком заставил вернуться в исходное положение. Посадку на стул сложно было назвать мягкой. Теперь девушка зашипела от боли, так как прилично приложилась своей многострадальной пятой точкой о жесткую поверхность. Сообразив, что перестарался с силушкой, забеспокоился и Прокурор:
— Ушиблась?
— Нет, что ты! — состроила она очень серьезную гримасу. — Мне, знаешь ли, по приколу копчик себе ломать время от времени! Непередаваемые ощущения…
— Ох и язва! Иди-ка сюда, — сокрушенно выдохнул Черчесов, вновь заключая Лизу в свои крепкие объятия. Чересчур крепкие. Дышать удавалось через раз. — Ты извиняй уж старика.
— За что?
— Заносит меня порой! Пойми, не привык я так – по душам беседы вести да назад оглядываться. Одним днем же все живем. Нет в моей жизни ничего… что можно было бы обсудить с тобой за чашкой утреннего кофе.
Лиза сама не знала почему, но от внезапного откровения Бориса ее горло сдавил болезненный спазм. Знаменитый предвестник грядущих слез.
Пытаясь справиться с эмоциями, она глубоко втянула носом свежий ночной воздух и произнесла на выдохе:
— Вообще-то, кофе в
