170000 километров с Г К Жуковым - Александр Бучин

А. Б.: Вы забыли упомянуть об одеяле, той тряпке, которой предлагалось накрываться. От холода спасения не было, ткань "одеяла" пропускала свет.

Дорого мне обошлась в 1950-1952 годах случайная встреча с Файнмонвилем в 1937 году и то, что в 1945 году по долгу службы я несколько раз возил Дуайта Эйзенхауэра.

Довольно быстро с пугающей отчетливостью вырисовывалось - шпионаж и прочее, предъявленное мне, по всей вероятности, разминка, разгон следствия перед выполнением основной задачи, поставленной перед этими негодяями, заставить меня очернить Георгия Константиновича Жукова. Соразмерно величине задачи постепенно претерпели изменение методы следствия. Подполковник Мотавкин популярно объяснил, что режим внутренней тюрьмы, уже доведший меня до умопомрачения, - санаторный. Упорствующих, закоренелых преступников, к которым отношусь я, отправляют в тюрьму в Лефортово и там с ними "говорят как следует". Хочешь жить, признавайся, пока в "санатории", в противном случае...

Мотавкин заключил: незачем защищать Жукова, у МГБ о нем свое нелестное мнение. "Твой Жуков, - распаляясь, внушал мне подполковник, - Моська, а Сталин слон". Поможешь следствию изобличить Жукова, тебе будет хорошо, испортишь с нами отношения, пеняй на себя. Все эти светлые мысли, конечно, оформлялись в иных выражениях. Шла сплошная матерщина, висел густой, отвратительный мат. Как последний аргумент - если будешь упорствовать, раздавят как "козявку". Перед самым моим носом на своих толстых пальцах с неопрятными ногтями он показывал, как "берут к ногтю" эту самую упрямую "козявку". "Не таких обламывали", хвастался подполковник.

Н. Я.: Именно так МГБ СССР накапливало "факты" против Г. К. Жукова. Ваше дело катилось по хорошо накатанной колее. Сценарий вашего следствия был не уникальным, а типовым. Давайте сравним с аналогичным делом.

В сентябре 1948 года был арестован Герой Советского Союза генерал-лейтенант В. В. Крюков, в войну командир 2-го гвардейского кавкорпуса. Его заключили во внутреннюю тюрьму на Лубянке. В заявлении в ЦК КПСС 25 апреля 1953 года В. В. Крюков описал, как от него домогались ложных показаний против Жукова. Началось с того, что "на протяжении месяца я проводил бессонные ночи в кабинете следователя. Обычно вызывали на допрос в 10-12 дня и держали до 5-6 вечера, затем в 10-11 часов вечера до 5-6 часов утра, а подъем в тюрьме в 6 часов утра. Я понимал, что это тоже один из методов следствия, чтобы заставить меня говорить то, что нужно следователю, и причем так, как это ему нравится. Из бесед со следователем я понял, что меня обвиняют в участии в каком-то заговоре, во главе которого якобы стоит маршал Жуков".

Боевой генерал, много раз смотревший в лицо смерти во всех войнах, которые вела страна с 1914 года, не поддавался угрозам. Он требовал предъявить ему факты. В ответ В. В. Крюкова перевели в Лефортовскую тюрьму, где следователь заявил: "Я буду уличать тебя не фактами, а резиновой палкой. Восхвалял Жукова?" Заключенный не уступал, тогда двое следователей повалили его на пол, и "началось зверское избиение резиновой палкой, причем били по очереди, один отдыхает, другой бьет, при этом сыпались различные оскорбления и сплошной мат". На пятый день непрерывных избиений В. В. Крюкова притащили к зам. начальника следственной части полковнику Лихачеву. Тот заявил упорствовавшему Крюкову: "Ну, что же, начнем опять избивать. Почему ты боишься давать показания? Всем известно, что Жуков предатель, ты должен давать показания, и этим самым ты облегчишь свою участь, ведь ты только пешка во всей этой игре".

Крюков бросил в лицо заплечных дел мастерам: "Моя совесть чиста перед партией и Советским правительством... Ваши избиения я принимаю не от Советской власти... Я не знаю, кто из нас враг Советской власти - вы или я?" Новые истязания. Генералу было хорошо за пятьдесят, били его чекисты, годившиеся в сыновья - капитан и майор. "Избитый, голодный, приниженный... я не выдержал и подписал". В ноябре 1951 года, после трехлетнего заключения, Крюков получил 25 лет лагерей. Он "подписал", но мужественный генерал подписал не то, что от него пытались вырвать палачи, - осужден Крюков был по ст. 58-10 ч. 1 и Закону от 7 августа 1932 года. Иными словами, он все взял на себя - признался в том, что сам антисоветчик и "расхититель" социалистической собственности. Следствие объявило имущество его жены, прославленной певицы Л. А. Руслановой, заработанное еще до войны ее трудом, "трофейным", взятым в Германии. Русланова также угодила за решетку, получила 10 лет лагерей.

Несмотря на истязания, генерал-лейтенант В. В. Крюков не дал показаний против Жукова. В вашем следственном деле я усматриваю тот же сценарий его ведения, а защита, к которой вы прибегли, аналогична тому, как вел себя В. В. Крюков. Образно говоря, вы бросились на амбразуру, прикрыв собой Г. К. Жукова. Вы брали все на себя, как встали на эту позицию сразу после ареста, так и не сошли с нее до конца. Напомню.

На допросе 2 июня 1950 года вы показывали: "Хвастаясь своей близостью к маршалу Жукову, я не жалел красок для восхваления Жукова и при этом неоднократно высказывал измышления и гнусную клевету по адресу вождя партии".

На допросе 30 ноября 1950 года вы показывали: "Неоднократно хвастаясь своей близостью с маршалом Жуковым, личным шофером которого был с 1941 года по январь 1948 года, не жалел красок для восхваления Жукова и возводил злобную клевету на Сталина".

На допросе 2 ноября 1951 года вы показывали: "Я клеветнически утверждал, что придет время, когда Сталин еще пойдет на поклон к Жукову, как это было в свое время с Суворовым".

Понятное дело, ваши мысли пропущены через формулировки следователя. Не менее ясно, что в дело подшиты так называемые "обобщенные" протоколы допросов, одно из гнуснейших чекистских изобретений - за одним протоколом стоят десятки тяжелых допросов. Но никакие ухищрения следствия не могли сдвинуть вас с занятой позиции - не дать в руки мерзавцев ничего против маршала Жукова. Скажите, как вам удалось нащупать, вероятно, единственно верную дорогу спасти доброе имя Г. К. Жукова, не запачкав свое. Если угодно, вы работали для истории, страницы протоколов ваших допросов из бездны чекистского ада доносят голос честного, мужественного человека, сумевшего выстоять.

А. Б.: У меня не было заранее никакого плана, мое поведение определяли обстоятельства. Нужно было что-то признать, иначе грозило страшное несчастье и моим родным. По мере того как развертывалось следствие, Мотавкин и К° - я не хочу восстанавливать в памяти фамилии его подручных, хотя увидел сейчас в деле их полузабытые фамилии, - участили угрозы расправиться с моей семьей. То, что это не фразы, я убедился месяцев через 8 после начала следствия.