170000 километров с Г К Жуковым - Александр Бучин

Н. Я.: Невольно возникает сравнение - отпрыск вождя вел себя так, как было принято у иных первобытных народов на стадии дикости. Хрестоматийный пример: съедали сердце смелого супостата, чтобы быть таким же смелым, и т. д.. Василий Иосифович, по всей вероятности, полагал, что, вселяясь на дачу главного маршала, главкома ВВС, повышает себя в звании, а отнимая машину у Маршала Советского Союза, забирается еще выше. Нелепость? Конечно, но рационального объяснения иррациональному поведению не сыскать.

А. Б.: Я смотрю на дело проще, без высокоученых сравнений. Этот отпрыск вел себя скорее инфантильно, как капризный избалованный ребенок. Отдай мои игрушки! Убедившись, что Василий говорил всерьез, я сначала даже растерялся, потом оправился и пообещал поговорить о "паккарде" с Г. К. Жуковым. Про себя твердо решил - ни слова маршалу, хватит у него и без этого огорчений. Удовлетворенный Василий, порядочно набравшийся, приказал какому-то грузину отвезти меня домой на Старопанский. Тот отвез на "мерседесе".

В Одессу вернулся из отпуска, стараясь не подать и виду маршалу, что буквально давило меня. Василий никогда бы не осмелился нагличать, если бы Георгия Константиновича не прижимали со всех сторон. Вполголоса среди нас, близких к маршалу, пошли разговоры о том, что Жукова, наверное, арестуют, ибо по непонятным и необъяснимым причинам бросили в тюрьму десятки генералов и офицеров, непосредственно работавших с ним. Перечислять их и называть опасались даже в разговорах без посторонних. Атмосфера была гнетущая, тяжелая. Что делать, нужно работать. В последние месяцы моего пребывания в Одессе в машине царило погребальное настроение. Маршал во время поездок почти не разговаривал. Я также не открывал рта, боясь, что не выдержу и расскажу Георгию Константиновичу о домогательствах Василия.

Мрачно встретил новый, 1948 год, високосный. Значит, жди беды. Так и случилось. А известно, что беда одна не приходит. Вскоре после Нового года меня пригласил, именно пригласил, а не вызвал Георгий Константинович. Домой. Глядя прямо мне в лицо, он печально сказал: "Убирают тебя от меня, Александр Николаевич". И рассказал, что пришел приказ - отозвать меня в распоряжение Управления кадров МГБ СССР. Выезжать немедленно. "Я, - закончил Жуков, написал письмо Власику, передай ему. Я прошу, чтобы тебя оставили у меня". Георгий Константинович вручил мне запечатанный конверт. "Сходи на прием и передай письмо лично Власику".

Я так и сделал. По приезде в Москву сразу отправился во 2-й дом на Лубянке к генерал-лейтенанту Н. С. Власику, недавно назначенному начальником Главного управления охраны МГБ СССР, 6-е управление, по которому я числился. Пришлось подождать, наконец пустили в кабинет. Я протянул письмо генералу, объяснил, что оно написано Маршалом Советского Союза товарищем Жуковым. Он, не распечатывая, сунул его под стекло на столе и по чекистскому обычаю заорал. Что я "хулиган", которого знает вся Одесса, растленный тип, "ходок по бабам", и прокричал многое другое, что я забыл. Генерал-лейтенант не стал тратить на меня время, объявил, что "позорю органы", выгнал из кабинета. Как водилось в "органах", все это сдобрено отборной матерщиной.

Моя судьба была решена. Вручили трудовую книжку с записью: с 19 января 1948 года уволен из МГБ СССР "за невозможностью дальнейшего использования". Итак, безработный, с подмоченной репутацией, ибо Николай Сидорович Власик еще выкрикнул мне в спину какие-то угрозы. Это было серьезно.

Многие годы я размышлял над тем, по каким причинам оказался неугодным. Характеристика, буквально выплюнутая мне в лицо Власиком (слюни летели изо рта матерившегося побагровевшего генерала в тот день), конечно, никак не соответствовала истине. Мне попалась на глаза статья "Воспоминания о маршале Г. К. Жукове" подполковника в отставке Н. Ольшевского. В 1946 году он был офицером в штабе Одесского округа. Не скрою, я был польщен, прочитав о себе спустя более сорока лет (статья опубликована 7 октября 1989 года в газете "Защитник Родины"):

"Среди обслуживающего маршала персонала всеобщим уважением пользовался водитель "мерседеса" лейтенант Бучин, который прошел с Георгием Константиновичем по дорогам войны от Москвы до Берлина. В нем удачно сочетались скромность, чуткость, отзывчивость, простота. Он никогда не кичился своим положением. Помимо всего прочего, Бучин выделялся еще и тем, что у него государственных наград было значительно больше, чем у других младших офицеров штаба округа... В ту пору в газетах и журналах нередко помещали фотоснимки американского генерала Дуайта Эйзенхауэра с огромной колодкой орденских планок на груди. У лейтенанта Бучина наград, разумеется, было меньше, чем у американского генерала. Однако если принять во внимание масштабность их воинских званий и положений, то такое сравнение было вполне справедливым". Меня, как я уже говорил, прозвали "генералом". Таким был лейтенант А. Н. Бучин в глазах сослуживцев.

Н. Я.: Я бы прибавил к этому сравнению другое. В войну водителем генерала Эйзенхауэра была сержант английской армии Кей Саммерсби. Образ верховного главнокомандующего союзных войск в Европе Эйзенхауэра в объективах газетчиков неотделим от Кей Саммерсби в ладно пригнанной форме за рулем "виллиса".

А. Б.: Я не знал этого, но уверен, от сержанта Саммерсби не требовали того, с чем ко мне совались иные в Одесском военном округе. Как заметил Ольшевский: "В группе охраны, на мой взгляд, наряду с действительно преданными маршалу телохранителями были и такие лица, которых заботила не столько личная безопасность Г. К. Жукова, сколько слежка за ним". Мне нередко приходилось отмахиваться от чрезмерно "любопытных", пытавшихся узнать что-нибудь о Георгии Константиновиче. Самых назойливых я посылал подальше, не стесняясь в выражениях. Вот за это, по всей вероятности, меня и выгнали. Не подошел я на роль "источника" о жизни и деятельности Г. К. Жукова.

Н. Я.: Омерзительно. Рассчитались с вами сполна. Но что ожидать от апостолов нравственности типа Власика. Он взялся судить, выяснять ваш, как говорили тогда, морально-политический облик. Так взглянем на облик судьи! По материалам процесса над ним. Он был арестован 15 декабря 1952 года злоупотребления Власика вывели из себя Сталина. Суд состоялся 17 января 1955 года. Подсудимый в ответ на обвинения в воровстве ответил: "Все мое образование заключается в трех классах сельско-приходской школы". Конечно, собрались большие грамотеи - судьи и подсудимый. Таких школ не было, были "церковно-приходские". Его спросили: "Что вы можете показать суду о пользовании сотрудниками Управления охраны бесплатными пайками?" Ответ: "Комиссия под председательством Серова (опять Серов! - Н. Я.) провела ревизию, но никаких злоупотреблений не обнаружила", фокус внимания перенесли на военные годы, когда от имени и за Сталина кормилась орава дармоедов. Вопрос: "Покажите суду, как вы, используя свое служебное положение, обращали в свою пользу продукты с кухни главы правительства?" Ответ: "После того как среди сотрудников появились нездоровые разговоры вокруг этого, я вынужден был ограничить круг лиц, пользовавшихся продуктами. Сейчас я понимаю, что, учитывая тяжелое время войны, я не должен был допускать такого использования этих продуктов".